Лилия шагнула назад, поправляя очки. Не испуганная, нет, ни капли. Она снова притворялась, и на этот раз притворялась ошарашенной — ну разве можно так вести себя, Елизавета Ник…
— Что с вами? Понимаю, переутомились, но нужно же держать себя в руках, Елизавета Николаевна. На вас вообще-то дети смотрят. Идите умойтесь. Или нет, лучше идите домой, отдохните там. Я попрошу Розу провести ваши уроки, она сумеет.
Бескровные губы сжались в презрительную линию, и Вете захотелось вцепиться ногтями в её бесстрастное лицо, в маску, которая выражала всё, что нужно, и скрывала всё, что нужно. Сердце бешено колотилось о черепную коробку, и туман застилал глаза. Не белёсый, как над городом, — чёрный туман ярости.
Она почти слышала, как шептались за спиной. Почти видела перекошенные, жадно повёрнутые в их сторону лица. Мелькнула мысль — если выставить себя совершенно сумасшедшей, может, её выгонят из школы насовсем? Обязаны же будут выгнать. Сладкая мечта.
— Я не уйду, — сказала Вета, успокаивая сбившееся дыхание. — Я останусь. У меня сегодня урок с моим классом.
Она уходила по коридору, мимо распахнутых дверей, и каблуки норовили подвернуться. Первоклашки прижимались к стенам.
В коридорах школы шумела большая перемена. Меловая пыль и просто пыль стояла в воздухе пеленой, и Вета открыла окна в кабинете, чтобы хоть немного проветрить. Цветы пришлось переставить на парты, а самой закрыться в подсобке — уже по-настоящему осенний ветер пробирал до костей.
Она опустилась на своё место за столом, бросила беглый взгляд на кленовую аллею, и почти сразу же заметила Антона. Сердце больно укололо. Она схватила плащ и, кое-как заперев кабинет, слетела по лестнице вниз. Вета не знала, сколько Антон там уже стоит — может быть, собирается уходить?
Дети цветным потоком шапочек, курток и ранцев неслись к выходу из школьного парка. Монохромные и серьёзные старшеклассники стояли у спортзала группками, ёжились под осенним ветром, поднимали плечи, но в школу не шли.
— Привет, — сказал Антон простуженным голосом. — А у вас, оказывается, кого попало в школу не пускают.
Она попыталась улыбнуться — и так прекрасно знала, что не пропустить его вряд ли кто-то смог, разве что повозмущались бы вслед.
— Ага. Меня саму сегодня пытались выгнать.
— …Ещё она меня ущипнула, и я потом потеряла жёлтый фломастер, — увлечённо рассказывала маме девочка с двумя бантами в рыжих волосах. Мама увлекала её за руку дальше, к воротам.
— А где ты его потеряла?
— Там, где сидела.
— А где сидела?
Голос почти утих, но Вета видела, как девочка пожала плечами:
— Да везде.
Они оба смотрели на девочку, та подпрыгивала на каждом шагу, и волосы её были такого же цвета, как опавшие листья. Смотрели, может быть, потому что слов друг для друга больше не было.
— Знаешь, что, — сказала Вета, непривычным чужим жестом потирая шею. — Прости. Я вчера перегнула палку. Я не хотела, чтобы ты уходил. Ты мне нужен.
Улыбаться было невыносимо, от этого ныли губы и зудели виски. Ветер давно залез под плащ и сидел теперь там, притихнув, но всё ещё холодный и злой. Вета сложила руки на груди, чтобы сохранить остатки тепла.
— Ты прости, что я наговорил тебе всякого. По-идиотски вышло, понимаю. И рассердилась ты за дело.
Ей было жутковато смотреть в его лицо — как будто смертельно больного, всего в тёмных тенях. Вета вспомнила, что хотела уехать, вспомнила свою сегодняшнюю догадку, потом — что ей предстоит урок с восьмым «А», и ей стало совсем невыносимо.
— Пойдём прогуляемся, я уже видеть не могу эту школу.
Она подумала и взяла его под руку. Если из окна на них смотрит Лилия — пусть пойдёт красными пятнами от злости. Демоны с ней и с её непедагогичностью.
Удивительно, но за кованой оградой захотелось дышать, пусть и сумерки лежали на крышах домов похоронной шалью, прямо сейчас ей хотелось дышать и жить дальше. Ещё три часа до урока со своим классом. Что она им скажет?
— Я слышал про Ронию, — сказал Антон. — То есть, как услышал, так и приехал. Она же из твоего класса, да? Как обстановка?
Растворялись в серой мути тумана цветные дети, рассыпались, как горох из мешка, из ворот школы и тут же скрывались, таяли, разбегались по подворотням. Посреди тротуара замерли две подружки, коса одной расплелась совсем, и пряди блестящих волос лежали на плече. Они бросились в сторону, через дорогу.
Вета ощутила на своей спине тяжёлый взгляд здания из белого кирпича. Школа. Уехать можно куда угодно, но взгляд раззявленных окон всё равно останется за левым плечом.
— Если бы могло быть ещё хуже, я бы сказала так. Но всё по-прежнему. Лилия корчится, от меня шарахаются ученики. Я вчера собиралась всё решить одним разговором, а сегодня я не знаю, о чём с ними говорить.
— Они придут?
Вета дёрнула плечом.
— Не знаю. Я сказала каждому. Почти что лично. Послушай. — Она резко обернулась к Антону. — Ведь нельзя вот так просто закрыть глаза! Сначала Игорь, теперь Рония. Ещё два ребёнка в прошлом году! Не могут вот так просто мереть дети из одного класса. Из одного класса одной единственной школы во всём городе. Так не бывает.
— Не бывает, — легко согласился Антон. Так легко, как может согласиться человек, который час назад только что головой не бился о стену, пытаясь ответить на тот же самый вопрос, и не ответил. — Но что тут можно сделать? Эксперты уже дали заключение — Рония всё сделала сама. Игорь… на счёт него история мутная, но тоже без особых вариантов. Убийцу нашли и, конечно, будут судить.
Она замерла, немного не дойдя до перекрёстка, и идущий сзади мужчина больно толкнул Вету плечом.
— Я не могу понять, — сказала она. — Есть что-то очень важное, а я никак не могу понять, что.
Закашлялся старый репродуктор у остановки. По таким иногда разговаривало внутригородское радио, передавали по утрам бодрые песенки, но не часто. Или Вета просто не замечала.
— Внимание, граждане объединённого государства, жители города. Сегодня утром Альмарейн объявил войну нашей стране. Мы до последнего надеялись решить затянувшийся конфликт мирным путём, но вероломное нападение на приграничные части не оставило нам выбора.
Вета смотрела по сторонам, и ей казалось, что все замерли в напряжённом ожидании. Сильный мужской голос. Кто это, интересно? Какой-нибудь офицер самого высокого звания, или мэр города? Они все понимали больше неё — все, совершенно точно.
— Что это? — спросила она.
Антон тоже слушал, приподняв голову. В сером небе варились серые кучевые облака.
— Призываю вас не впадать в панику. Все военные подразделения уже мобилизованы, мы держим ситуацию в руках.
