— Ну, недавно в квартиру на третьем этаже переехала странная девчонка. Ее родители решили открыть здесь кафе. Кажется, она большая врушка и любит бить людей.
— Да ладно! А знаешь про мутного готического типа, который все время ошивается у 5С?
— Ты чувствуешь к нему необъяснимое влечение, не так ли?
Я мученически закатываю глаза:
— Как зовут самого старого жильца?
— Думаю, это Лукиан Никс с седьмого этажа.
— Сколько ему лет?
Уэс пожимает плечами:
— Он просто древняя развалина.
Распахиваются двери в студию, и на пороге появляется Джилл.
— Я тебя услышала, — говорит она.
— Как дела, куколка? — спрашивает Уэс.
— Твой папа трезвонит нам без перерыва.
— Правда?! — изумляется он.
Судя по его тону, он нисколько не удивился.
— Забавно, — говорит Джилл, глядя, как Уэс встает со скамейки. — Потому что твой папа, кажется, думает, что ты сбежал.
— Ого! — встреваю я. — Получается, ты не шутил, говоря, что сбежал от Чеза Айерса.
— Ну, ничего страшного. Я разберусь.
Джилл разворачивается и закрывает за собой двери в студию.
— Она просто прелесть, — признаю я.
— Вылитая тетя Джоан в миниатюре. Иногда это даже пугает. Все, что нужно тете, — бутылка бренди и трость.
Я шагаю за ним в студию и останавливаюсь, глядя на полку с гостевыми книгами.
— Пожелай мне удачи, — просит он.
— Удачи тебе, — говорю я. И уже вслед добавляю: — Слушай, Уэс.
— Да! — оборачивается он.
— Спасибо тебе за помощь.
Он торжествующе улыбается:
— Видишь? С каждым разом это будет даваться тебе все легче.
Он уходит, оставив мне подсказку: Лукиан Никс. Как давно он здесь живет? Я открываю самую новую книгу и пролистываю раздел с записями о седьмом этаже.
7Е. Лукиан Никс.
Я открываю книжку постарше.
7Е. Лукиан Никс.
Следующую.
7Е. Лукиан Никс.
И во всех записях, даже в самой первой книге, которую вели в год открытия апартаментов. В 1950-м.
Он жил здесь все это время.
Я прижимаю ухо к двери, ведущей в квартиру под номером 7Е.
Мертвая тишина. Я стучусь. Никакой реакции. Я снова стучу и уже собираюсь снять кольцо, чтобы услышать признаки жизни в пустой квартире, как вдруг кто-то стучит в ответ. Затем за дверью слышится возня, приглушенные ругательства, и спустя несколько мгновений дверь распахивается, но упирается в металлический бортик инвалидной коляски. Снова ругательства, коляска откатывается назад, и дверь открывается нормально. Как и говорил Уэсли, в коляске сидит древний старик, седой как лунь. Его выцветшие глаза смотрят куда-то влево от меня. Углом рта он сжимает почти выкуренную сигарету и выпускает тоненькую струйку дыма. Вокруг шеи щегольски намотан шарф, и он перебирает шерстяную бахрому своими узловатыми старческими пальцами.
— На что уставилась? — спрашивает он. Вопрос застает меня врасплох — ведь он совершенно слеп. — Ты ничего не говоришь, значит, пялишься на меня.
— Мистер Никс? — спрашиваю я. — Меня зовут Маккензи Бишоп.
— Ты что, девушка по вызову? Я уже сказал Бетти, мне не нужны девушки, которым надо платить деньги за визит. Лучше пусть девушек вообще не будет, чем…
Я не вполне уверена, что правильно его поняла:
— Я никакая не…
— Было время, когда все, что мне требовалось, — просто улыбнуться.
Он улыбается, демонстрируя пару вставных зубов, не очень ровных.
— Сэр, я здесь не для того, чтобы заниматься чем-то подобным.
Он поворачивается на звук моего голоса и ерзает в кресле до тех пор, пока его лицо не поворачивается в мою сторону.
— Тогда для чего вы постучались в мою дверь, юная леди?
— Моя семья перестраивает кафе на первом этаже, и я просто хотела зайти и представиться.
Он указывает на свое кресло:
— Я не могу спуститься вниз. Мне приносят все сюда.
— Здесь ведь есть… лифт.
Он хрипло смеется:
— Я так давно живу. Мне не хочется сгинуть в одной из этих никчемных металлических коробок.
Кажется, он начинает мне нравиться. Старик тем временем дрожащей рукой вынимает изо рта окурок.
— Бишоп, Бишоп. Бетти принесла мне маффин, который лежал за дверью. Наверное, твоих рук дело.
— Да, сэр.
— Вообще я предпочитаю печенье. Я не говорю, что прочая выпечка уступает, просто больше люблю печенье. Что ж, вы, наверное, хотите войти.
Он откатывает коляску назад, на полметра в комнату, и она цепляется за край ковра.
— Чертова колымага, — рычит он.
— Может, помочь?
Он поднимает вверх руки:
— Я не совсем беспомощный. Хотя пара новых глаз не помешала бы. Бетти — мои глаза, а сегодня ее нет.
Интересно, когда эта Бетти вернется.
— Позвольте мне, — говорю я.
Я подкатываю кресло к столу.
— Мистер Никс, — начинаю я, присев рядом и отложив свою «Божественную комедию» в сторону.
— Без «мистер». Просто Никс.
— Ладно… Никс, надеюсь, вы сможете мне помочь. Я пытаюсь выяснить что-нибудь о тех… — Я пытаюсь придумать, как назвать это помягче, но не могу. — О тех смертях, которые произошли здесь очень давно.
— А для чего вы хотите об этом узнать? — спрашивает он. Не так напряженно, как Анджели, и не пытаясь изобразить равнодушие.
— Главным образом из любопытства, — объясняю я. — А еще и потому, что никто не хочет мне об этом рассказывать.
— Потому что почти никто об этом не знает. Странное это было дело.
— Почему?
— Во-первых, такое количество внезапных смертей подряд. Нам сказали, что все вышло случайно, но это выглядело очень подозрительно. В газетах о том не писали. Конечно, здесь ходили всякие слухи. Некоторое время казалось, что Коронадо уже не оправится. Никто не хотел сюда переезжать. — Я вспомнила длинную вереницу пустующих квартир в гостевой книге. — Все считали, что это место проклято.
— Но вы ведь не поддались.
— Почему вы так считаете?
— Вы же до сих пор здесь.
— Я могу быть упрям до безрассудства. Это совершенно не значит, что я знаю всю подноготную произошедшего. Может, цепочка случайностей, а может, и нет. Очень странно, насколько люди хотели скорее забыть о произошедшем.
Или этого хотели в Архиве.
— Началось все с той бедной девушки, — говорит Никс. — С Регины. Хорошенькая была девочка. Веселая и добрая. А потом пришел какой-то негодяй и убил ее. Как печально, что люди погибают такими молодыми!
Какой-то негодяй? Получается, он не знает, что это был Роберт?
— Убийцу поймали? — спрашиваю я.
Никс сокрушенно качает головой:
