На лестничной клетке их пути расходятся.
— У тебя здесь сейчас урок? — спрашивает Мара-Мария.
— Здесь, — кивает Эмма.
— Ну ладно тогда, пока.
— Пока.
Эмма выходит в коридор. Готика смотрит ей вслед.
— Подожди! — окликает её Мара-Мария. — Вот, на, возьми, — достаёт она из сумки свою мобилку.
— Ты чего? Зачем? — удивляется Эмма, возвращаясь. — Не надо!
— Ты же свою разбила! А мне эта больше не нужна.
— Да, ладно, ты чего? — отказывается Эмма, — как это не нужна?
— Мне всё равно никто не звонит. И потом…мне самой некому звонить.
— Не, ты чего, я не возьму.
— Я всё равно собиралась её выкидывать!
— Ну, ладно, тогда давай, — Эмма принимает мобилку и разглядывает её, — спасибо.
— Не за что.
— Такая классная…я даже не знаю.
— Ну, вот и пользуйся! И хоть иногда … вспоминай меня при этом.
Готика спускается по ступенькам вниз. Эмма возвращается в коридор третьего этажа. На урок ей идти не хочется. Она включает по пути телефон, просматривает меню и список контактов. В нём, действительно никого нет, даже родителей. Или, возможно, она все контакты удалила.
Коридор опустел, в нём никого нет. Эмма подходит к окну и смотрит вниз. Она видит, как из парадного подъезда выходит на крыльцо Мария. Спустившись по ступенькам с крыльца, она выходит за ворота на улицу и, надев тёмные очки, сразу же сворачивает налево.
Эмма неожиданно для самой себя бросается вниз по лестнице, выскакивает из школы и устремляется вслед за Готикой.
Та ещё не успела уйти далеко.
— Мария! — зовёт её Эмма.
Готическая девушка продолжает идти, словно не слышит её. Она выглядит довольно странно для такого тёплого предмайского дня. Её чёрное длиннополое пальто, хотя и расстёгнуто нараспашку, но воротник поднят вверх, словно она зябнет от холода.
— Мария! — громче зовёт Эмма, идя вслед за ней.
Острые концы воротника, устремлённые вверх, словно шпили готического собора, лишний раз подчёркивают её стиль. На ногах — чёрные ботинки «стилы» с высокой шнуровкой. На боку болтается чёрная сумка, ремешок которой перекинут через плечо.
— Мария!
Но та не оборачивается, словно глухая, и продолжает идти своей демонстративной независимой походкой, не замечая никого и ничего вокруг.
— Мара! — почти кричит Эмма, догоняя её.
На своё готическое имя Мария, наконец, отзывается и оборачивается.
— Что? — вынимает она из уха наушник, в котором гремит музыка.
Чёрные очки и наушники мп3-плейера позволяют ей полностью отключаться от внешнего мира.
— Ты что, не слышала, что я тебя зову?
— Слышала.
— Чего ж не оборачивалась.
— Я думала, это не меня.
Эмма пытается увидеть её глаза за тёмными стёклами и не может придумать ничего лучшего, чем спросить:
— А ты сейчас куда идёшь?
Невинный, на первый взгляд вопрос явно смущает готическую девушку. Замявшись, она снимает очки, а затем водружает их себе на волосы.
— Да так, в одно место…
— Домой?
— Нет.
В распахе пальто видна ажурная чёрная блузка с жабо и рюшами и узкие чёрные джинсы, перехваченные ремнём. На шее у Готики — шипованый ошейник, явно намекающий всем, что к ней лучше не обращаться с глупыми вопросами.
— А можно я с тобой немного пройдусь?
Готика удивлённо пожимает плечами.
— Можно, если немного.
Они идут рядом. Эмма не знает, о чём ещё спросить. Разговор как-то не клеится.
— А что ты сейчас слушаешь?
— Музыку.
— А правда, что ты любишь ходить на кладбище? — спрашивает Эмма.
— Правда.
— И ты ходишь туда одна?
— Одна. Пока ещё не нашлось желающих составить мне компанию. Особенно ночью.
— Что, ты и ночью там бываешь?
— А днём там неинтересно. Слишком много народа. Зато ночью такой кайф. Представь, светит луна. Повсюду кресты и звёзды. Запах сырой земли, ветер, завывающий в деревьях, листва, шуршащая под ногами. Единственное место, где можно спокойно подумать о смысле жизни и смерти.
— А на какое кладбище ты ходишь?
— В последнее время я обожаю бывать на Зверинецком. А так, я обошла уже почти все: и Байковое, и Берковцы и Лукьяновское…
— Знаешь, если ты сейчас идёшь туда, я могла бы составить тебе компанию.
— Спасибо, конечно…за компанию, — подчёркивает Мара и вновь вынимает наушник из уха. — Но сейчас я иду не туда.
— А куда?
Мара останавливается.
— Тебе туда нельзя.
— Да, ладно. Я чё, маленькая? — обижается Эмма.
— Нет, — серьёзно отвечает Мара. — Но тебе туда нельзя.
— Скажи хоть, куда?
Мара молча качает головой: нет.
Эмма смотрит на неё умоляющим взглядом.
Мария внимательно смотрит на неё и неожиданно открывает ей свою тайну:
— Я иду на Девичью.
— Но туда же нельзя! — вырывается у Эммы.
— Вот. А о чём я тебе только что говорила?
— Ты ходишь на Девичью? — ошарашено переспрашивает Эмма.
— Только никому об этом не говори, ладно?
— Никому, клянусь. И тебе там не страшно?
— Не-а.
— Ну ты даёшь! А как же Змей этот, Люцифер?
— А он мне пофигу.
— Но там же девушки пропадают!
— Как видишь, я до сих пор ещё не пропала. И потом…я давно уже никого и ничего не боюсь.
Хочешь, я буду твоей подругой?
— А я вот всего боюсь, — заявляет Эмма. — Я страшная трусиха.
— Да, я это заметила, — усмехается Мара.
— Хотя, когда случается то, чего боишься, это оказывается совсем не страшно, — философски замечает Эмма.
— Это точно! — пылко поддерживает её Мара.
Ободрённая реакцией своей новой знакомой, Эмма продолжает:
— Я, например, уже несколько раз умирала.
— Ты? — приходит черёд удивляться готической девушке.
Эмма молча задирает рукав кофточки и показывает поперечные шрамы на внутренней стороне запястья.
— А из-за чего ты всё это делаешь?
— Да так.
— Колись уже, раз начала.
— Ну, короче, жизнь — дерьмо… потому что.
— Ясно, а на самом деле?
— Ну, короче, я не знаю, почему так делаю, — серьёзно отвечает Эмма. — Умом я понимаю, конечно, чем это может закончиться. Но кто-то иной словно подталкивает меня. Это какое-то наваждение. Понимаешь…Мне сегодня даже хотелось… прыгнуть вниз.
— Что, без всякой причины?
— Ну почему без причины? Из-за любви, ясное дело, — горестно вздыхает Эмма и добавляет, — неразделенной.
— К этому монстру? — уточняет Мара.
— Ага. Я на него запала, а он меня забанил.
