Словно из-под земли перед нами выросла другая служанка, прикрывавшая ладошкой дрожащую свечку в руках, и пролепетала, не поднимая взгляда:
– Хозяин сказал, чтобы я вас проводила в покои…
Когда мы поднимались, то я не утерпела и выругалась:
– Он сбежал, но почему у меня такое паршивое чувство?
– Хорошо, что Вишневские держат все капиталы в Маримских банках, – задумчиво заметил Влад.
– Почему?
– Ты заявила будущему королю, что подашь на него в Мировой суд. Учитывая, сколько казна должна дому Вишневских, Эдмонд теперь просто обязан арестовать твое имущество, иначе будет выглядеть окончательным болваном, но до Марима он точно не дотянется.
– Но особняк-то в Марим я передвинуть не могу! – спохватилась я.
– Да, это может стать проблемой, – усмехнулся Влад.
– Если я окажусь бездомной, ты возьмешь меня жить к себе?
– Только без Собаки и без дуэньи.
– И куда я их, по-твоему, дену?
– Предлагаю Собаку отдать судебному заступнику, пусть жрет его ботинки.
– А Глэдис тебе чем не угодила? – фыркнула я, как будто мы и правда собирались немедленно переезжать в маленький домик в старом районе столицы. – Она же не грызет твою обувь.
– Но она превосходно умеет выгрызать мозг!
Хотела бы я оспорить в высшей степени справедливое замечание, но о занудности, просыпавшейся у Глэдис в самый неподходящий момент, действительно можно было писать скучные романы.
Хозяин наш явно страдал прижимистостью. На постоялом дворе не имелось ни одного магического кристалла для освещения комнат. На втором этаже в светильниках горели свечи, а двери рядом с комнатой, по видимости лучшей в клоповнике, охраняли телохранители Эдмонда.
Горничная низко опустила голову и прошмыгнула мимо стражей в конец коридора, где принялась отчаянно звенеть ключами, не в силах попасть в замочную скважину. Наконец, она распахнула дверь, и мы замерли на пороге, буквально ошеломленные обстановкой. «Покои» по цене номера в гостином дворе больше походили на тесный чулан, вдвоем едва разойтись, и, судя по запаху, все еще витавшему в воздухе, им когда-то и являлись.
У одной стены стояла узкая кровать, под ней – ночной горшок, в углу – жалко притулился дряхлый табурет с медным тазом. На другой стене висели рябое старое зеркало и полочка с оплавленным огарком свечи. На полу лежал вязанный из лоскутов половик. Глядя на наши хоромы, я вдруг почувствовала себя ужасно избалованной.
– Я буду спать… на полу, – тут же уступил мне место Влад.
– Хозяин спрашивает, вы трапезничать будете?
– Будем, а еще принесите горячей воды для нимы и что-нибудь переодеться. – Он ловко вложил в ладошку девушки монетку.
Взятка помогла получить узкое, заскорузлое от дешевого щелока полотенце, кувшин с теплой водой и старушечью ночную сорочку с широкой рюшей по подолу и воротом под горло. После того как служанка разложила монашеский наряд на кровати, стало ясно, что теперь мои женские честь и гордость находились в абсолютной безопасности. Если бы мы с Владом поместились на узкой кровати и всю ночь терлись задами – им бы ничего не угрожало. Даже если бы я захотела покушения и на честь, и на гордость, он бы все равно не стал покушаться, ведь жутковатая тряпка отбивала напрочь любые фривольные фантазии.
Плеснув в таз воды, я потушила свечу и, оставшись в кромешной темноте, скинула одежду. Обтершись влажной тряпкой, я попыталась натянуть уродливую хламиду, но тут меня ждал сюрприз – голова не проходила дальше ворота, застегнутого на верхнюю пуговицу. Выругавшись сквозь зубы, я попыталась достать до застежки, но крошечные горошинки ускользали из-под пальцев, точно живые. В конце концов, мне удалось вылезти из рубашки, но тут я шибанулась мизинцем о ножку кровати и взвыла от боли.
Немедленно широко открылась дверь, и в комнатенку ворвался Влад.
– Анна, ты в поря…
Опешив от неожиданного вторжения, я резко прижала к груди рубашку. Взгляд мужчины скользнул по моему прикрытому тряпицей телу, по обнаженным плечам и ключицам, задержался на груди, остановился на коленях. В воздухе сгустилось напряжение, а мне стало трудно дышать.
Неожиданно коридор наполнялся нетрезвыми голосами гуляк. Влад тут же захлопнул дверь, и нас ослепила темнота. Несколько бесконечных секунд мы стояли, не шелохнувшись.
– Ты сказал, что когда я узнала о вашем с Евой браке, то разорвала отношения, так?
– Все верно, – через паузу согласился он.
– Что было дальше? – Я быстро облизнула сухие губы. – Советую подумать очень хорошо над ответом.
– Ты вернулась, – не раздумывая, произнес Влад.
– И тогда ты понял, что я попалась.
– Нет, – он усмехнулся. – И тогда я понял, что попался сам.
– Тогда почему мы расстались? Ты решил, что я недостаточно хороша для тебя?
– Нет, ты была слишком хороша для меня.
– Правильный ответ… – прошептала я и уронила руки. Ночная сорочка упала на пол…
Второго приглашения не требовалось. В два шага преодолев расстояние между нами, Влад сжал мое лицо в ладонях и накрыл сомкнутые губы горячим ртом. Вдруг я обнаружила себя прижатой голой спиной к холодной стене и задыхающейся от страстных поцелуев. Он легко поднял меня, заставил обнять ногами его за пояс. Жадные губы нашли мою грудь, зубы прикусили сосок. С хриплым стоном я выгнулась, чувствительным, ноющим от боли местечком потерлась об его отвердевшую ширинку…
И в этот момент раздался деликатный стук в дверь. Мы резко замерли и с напряжением прислушались к тому, что происходило в коридоре.
– Уважаемые, – прозвучал голос хозяина. – Подавать ужин? Я вхожу!
– Нет! – в два голоса выпалили мы с Владом. Он опустил меня на пол и стал помогать натягивать проклятую сорочку, но ворот по-прежнему оставался застегнутым.
– Пуговицы! – сдавленно забормотала я, когда очередной раз застряла голова.
– Оставьте ужин под дверью! – нашел отличное решение Влад.
– Я бы оставил, но у нас тут крысы бегают и гости бродят.
Складывалось ощущение, что хозяин постоялого двора всенепременно желал проинспектировать наш чулан.
– Зачем ты вообще заказал этот проклятый ужин? – в яростной попытке одеться едва слышно ругалась я. Наконец, рубашка оказалась побежденной, ткань скользнула по моему обнаженному, все еще горящему от ласк телу, опустилась до самого пола и превратила меня в привидение. Я плюхнулась на кровать и сложила руки на коленках – ни дать ни взять благородная нима на смотринах.
Влад открыл дверь. Хозяин держал поднос с какой-то едой, сложенной кое-как на глиняные тарелки, и с позолоченным канделябром на три свечи. От света, показавшегося излишне ярким после темноты, мы одинаково сморщились.
