Алька решительно замотала головой:
— Я не могу! Никак не могу!
— Почему?! — хором спросили мы с Семеном.
— Почему, Кошка? — отдельно переспросил я. Ее ответ меня удивил. Особенно — интонация, с которой он прозвучал. — В самом деле, давай уедем отсюда, Алька! Черт с ней, с моей практикой, придумаю что-нибудь убедительное… Ты важнее!
— Не могу… Правда, не могу, Пашка! Я… я не могу сказать, почему… Вернее — не могу сформулировать! — она выглядела совсем растерянной. — Я просто знаю, что нельзя мне сейчас отсюда уезжать. Чувствую, что неправильно это будет… не так, как должно быть… Кот, ты понимаешь?!
Последнюю фразу Алька просто выкрикнула. С таким пронзительным отчаянием, что я понял: нельзя ей уезжать… Никак нельзя.
— Понимаю, Котенок. Понимаю, — обняв ее, прошептал я. Плечи девушки содрогались. — Ты что, плачешь? Не надо, Алька, что ты… Все будет хорошо, вот увидишь!
— Мне страшно, Кот! — уткнувшись лицом мне в грудь, сказала она.
— А ты не бойся. Я смогу тебя защитить. И лейтенант поможет… Верно, Семен?
Он кивнул.
— Верно. Аля, мы вас в обиду никому не дадим. Слово офицера! — лейтенант был непривычно строгим и даже торжественным.
Девушка подняла лицо и посмотрела на меня влажными карими глазами:
— Я не за себя боюсь. За тебя. За Семена. И еще — за Зару… правда, я ее не видела никогда, но все равно — боюсь. Странно, да?
Я усадил Алю на стул и сел рядом, взяв в ладони ее руки:
— Кошка, ты можешь понять, почему ты боишься за цыганку? Она как-то замешана во всей этой истории? Ей угрожает опасность? Попробуй сосредоточиться на своих предчувствиях, это очень важно!
Семен, не отрываясь, смотрел на Алю. Вид у него был несколько ошарашенный. Впрочем, такой же, наверное, был и у меня.
Девушка закрыла глаза, помолчала минуту. Потом встрепенулась и отрицательно покачала головой:
— Не могу понять… Только чувствую, что Зара в опасности. Почему, из-за чего — не знаю… — Аля виновато развела руками и понурилась.
— А вы можете сказать, когда с ней может это произойти? Ну, то самое событие, которое несет опасность? — в разговор включился лейтенант.
Аля опять помотала головой:
— Точно не знаю. Но могу сказать, что скоро. Очень скоро.
Я вопросительно поглядел на Семена:
— Что делать будем, Холмс?
— Элементарно, Ватсон! — лейтенант принялся раскручивать ложки обратно. — Будем думать.
— И о чем?
— Ну, например, почему Зарке может грозить опасность? И от кого именно? От нашего маньяка?
— Да, — кивнула Аля.
— Она что, тоже беременна? Но в Машкином списке ее нет.
— Нет, дело не в этом…
— А в чем же?
— Не знаю. Правда не знаю! — в ее голосе опять зазвенело отчаяние.
В комнату неслышно вошла Клавдия Петровна с очередным чайником. И заботливо принялась заполнять опустевшие чашки свежим чаем.
Я кашлянул, прочищая горло. Ком, обосновавшийся там, не исчез, но говорить стало легче:
— Семен, надо ехать к Заре. Прямо сейчас.
— А смысл? — уставился на меня лейтенант.
— Давай рассуждать. Первое: Зара знает об этом чертовом поверье. Второе: она рассказала о нем мне. Третье: до меня, видимо, она рассказала о нем еще кому-то. Четвертое: этот самый «кто-то» — и есть наш маньяк Или человек, связанный с ним. Пятое: если убийца хоть как-то заботится о своей безопасности, логика должна подсказать ему, что надо устранить Зару, как опасного и единственного свидетеля, — я перевел дух и закончил: — Вывод. Нам надо срочно ехать к цыганке и узнать, кому еще она рассказывала о поверье. И взять Зару под защиту.
Повисла тишина.
— А ведь логично, блин! — Семен отмер и брякнул кулаком по столу.
Клавдия Петровна испуганно подпрыгнула и поспешно эвакуировалась из кабинета. Вместе с опустевшим чайником.
— Собирайтесь, поехали! — лейтенант вскочил и направился к двери. Обернулся уже на пороге: — Аля, вам придется поехать с нами. С учетом обстоятельств, одна вы не останетесь. Палыч, а ты — гений!
— Я знаю, — скромно ответил я и, обняв Альку, направился вслед за Семеном.
1 октября 1987 года, 19.05, Кобельки
— Мишка, ты куда опять залез?! Забыл, как с забора падал? Ведь только что из больницы вышел, хочешь опять туда попасть? Господи, да что же я говорю-то! — испугалась Зара и перекрестилась. — Слезай, живо!
Сын неохотно сполз с крыши сарайчика и с крайне обиженным видом прошествовал мимо цыганки в дом. Зара помедлила немного, покачала головой и отправилась за ним.
Мишка зашел на кухню, по-хозяйски забрался в холодильник, выцепил оттуда вареную картофелину и моментально ее сгрыз.
— Ма, можно я мультики посмотрю? — вопрос прозвучал как утверждение.
Не дожидаясь ответа, малыш протопал в гостиную и включил телевизор. Вместо мультиков на экране образовались мрачные и значимые лица членов Политбюро, заседающих в президиуме какого-то высокого собрания.
— Дядям скучно! — констатировал Мишка и переключил на другой канал.
Мизансцена по ту сторону экрана не изменилась: те же и там же.
— Ма, телевизор сломался! — малыш расстроился, губы его задрожали, а глаза подозрительно заблестели.
Зара подошла к телевизору и защелкала переключателем каналов. Суровые лица вождей сменились благостными рожицами Болека и Лелека.
— Не сломался. Вот тебе мультики. Ты смотри пока, а я ужин разогрею.
— Ма, я есть не хочу. Я худею. А то меня девушки любить не будут, — серьезно и категорично заявил Мишка.
Зара, не сдержавшись, расхохоталась:
— Это кто же тебе такое сказал? Куда худеть-то еще? На себя посмотри: все кости наружу!
— А это мне в больнице Лешка сказал!
— Какой такой Лешка?
— Да из соседней палаты. Ты его не знаешь. Я в коридоре стоял, пирожок ел. А он подошел, пирожок отобрал и говорит: «Много будешь есть — станешь толстым, противным и тебя девушки любить не будут!» — объяснил Мишка.
— А ты что?
— А я ему в глаз дал. И пирожок обратно забрал. Он только один раз куснуть успел. Немножко, — малыш подумал с минуту и поинтересовался: — Ма, а я правда толстым не буду?
Зара глубоко вздохнула:
— Не будешь ты толстым, мой золотой. А этому, как его… Лешке? Так вот, ты ему правильно в глаз дал. Жаль, один раз…
— А я и не один, — ухмыльнулся Мишка.
Зара рассмеялась и легонько щелкнула сына по носу:
— Вот и молодец. Все, я пошла ужин готовить.
Она сделала шаг по направлению к кухне… как вдруг оттуда донесся грохот и короткий металлический скрежет, сменившийся громким шипением.
