Наверное, я бы согласился. И не для получения преференций от ведьм, а ради здоровья детей, душевного и физического. Реально, Мишка тоже трясся бы сегодня в ужасе, не утяни мы его с собой на посиделки у костра.
Меня остановили искорки: легкие ало-золотые просверки перед глазами на последних репликах Анастасии Николаевны. Конь огнегривый давал понять, что не все, говоримое ведьмой, истина. Мир Ночи не лжет, однако, можно умолчать о какой-нибудь мелочи или чуточку сместить акценты.
— Мне нужно подумать, — дипломатично сообщил я. — День-другой. Посоветоваться. Тянуть с решением не стану, равно как и суетиться.
Вящая стиснула рукоять трости так, что пальцы побелели.
— Со светлой-пресветлой тетенькой? — холодно спросила Анастасия Николаевна. — Яра про нее сказала. Ты кого в наш край привез, десница пламени?
Замялся. Что не так с Ташей? Я всю дорогу ее как раз за ведьму держал, только не втянутую в ковен и потому... Неиспорченную, что ли.
— Так ты и сам не знаешь, — глухо посмеялась ведьма, точно ворона закаркала. — Тем интереснее.
— Рад, что угодил, — вернул ей смешок.
— Не тяни с моей просьбой, племянник Демьяна, — вящая совсем ушла от обращения по имени. — Не тяни. Кто знает, кого следующего туда занесет помериться отвагой?
Как мысли про Мишку прочитала ведовка старая!
Разговор она сочла оконченным, и удалилась. Я же пошел будить Арктику, потому как одна голова хорошо, а две лучше. Три (с подключением к вопросу еще и Кирилла) — уже Змей Горыныч.
Антонова загрузить проблемой я решил потому, что без объяснений он не поймет, почему должен держать в поле зрения племянника, не пускать того к сверстникам. А Миша наверняка будет рваться, хотя бы для того, чтобы узнать, как у тех прошла ночная вылазка.
— Надо проверить дом, — как-то так вышло, что мы все втроем пришли к общему мнению, Таша его просто первая озвучила. — Своими глазами посмотреть. Удачно, что мы захватили фонарики.
Это она так намекала на свою способность зреть незримое да сокрытое. Согласился: я так тоже могу, но мне обязательно нужно через истинный огонь глядеть. Тогда как у Бартош это функция по умолчанию.
Фонари — это исключительно Ташина инициатива. Она прихватила в поездку парочку еще тех осветительных приборов, что мы под Инженерным замком использовали. Налобные фонари тогда доказали свою удобность.
— А я? — огорчился Кирилл. — Снова стеречь? Андрей, что за дела?! Я же лучше собаки!
— Лучше, — приободрил я соседа. — Утащи его в лес на весь день или к этому вашему Велику на великах. Нагуляй парня так, чтобы к вечеру упал и уснул без задних ног. Вот так ему точно будет не до глупостей.
— А я в течение дня, если ты не против, навестила бы пострадавших детей, — Бартош вперила в меня требовательный взгляд; можно подумать, я бы ей запретил. — Если получится, немножко успокою и подлечу их. А там кто-то из них, возможно, вспомнит, что их так напугало.
У меня к ней был вопрос, который давненько стоило задать. И озвучил я его, когда мы вернулись из дома Антоновых.
— Таш... — я вздохнул, прикидывая, как лучше сформулировать. — Тут местная ведьма спросила, кого я привез. И я не нашелся с ответом.
— Недоделку ты привез, — горько высказала Бартош. — Помнишь, как я силы лишилась?
Кивнул. Сестру она с того света вытянула, излечила от лейкемии.
— Когда с твоим огнем сила начала возвращаться, — ее взгляд потеплел. — Я начала пробовать разное, чему бабушка учила. И почти ничего не выходит. До сих пор, хотя силы во мне восполняются, скоро, надеюсь, их будет, как до утраты.
— Ты Шпале обещала помочь с племяшкой, — вспомнил я недавние приключения. — Оберег какой-то сделать.
— Обещание сдержу, — Арктика качнула головой. — Обереги у меня получаются. Лечить могу. За сложное пока не возьмусь, а простуду или мигрень уже сейчас без особых усилий уберу.
Это да: когда я пришел на смену после поездки в метро, именно Таша сняла мне головную боль. Села рядом, деревянным гребнем волосы расчесывала, что-то мурлыкала под нос неразборчивое. Это ее бормотание помогло лучше таблетки. Правда, Обуреева изошла на яд, наши «нежности» комментируя.
— А кто ты по... происхождению? — прояснять, так прояснять. — Ведьма?
Бартош покачала головой. Мимо, не угадал. Права старая: тем интереснее.
— Ворожея. Древняя кровь берегинь вроде как течет в моих жилах. Невыученная: моя бабуля сбежала от своих. Причин не знаю, она не желала говорить на эту тему. Только велела подальше держаться от таких же, как мы, и ни за что не раскрываться перед чужаками.
Приятно, меня чужаком не считают. Эту мысль я не высказал вслух, просто улыбнулся. Зато другую озвучил сходу.
— Ты детей собралась приводить в чувства и здравие, — напомнил о высказанном ранее намерении. — Это тебя не раскроет?
— Исцелять много кто способен, — успокоила меня коллега. — Боги, когда так или иначе одаривали смертных силами, в основном направляли их на пользу, на правые дела. А потом... Кто защиты искал для себя и близких, кто — воздаяния. Кто личной силы ради самой силы.
— Понял. Сбил тебя, продолжай.
— Ничего. Другие, нормальные ворожеи могут всякое, — вздохнула Таша. — Например, убить одним усилием того, кого сочтут угрозой миру.
— Типа диктаторов или маньяков? — взыграло во мне любопытство.
— До них, как правило, ворожеям дела нет, — не согласилась Арктика. — Они далеко. Там... сложное восприятие того, где вред, где польза. Что есть мир: край природный, что они охраняют? Покой, гармония существ на их землях? Тайны древние, новые знания? Жизнь по конам Прави? Я сама не понимаю, как они судят. Тебе повторяю то, что от бабушки слышала.
— Очень... занятно, — подобрал я подходящее слово. — Но разве берегини не должны беречь?
Про берегинь как-то обмолвился Кошар, его поддержал парадник. Нечистики о данных представительницах славянской мифологии мало внятного сказали, зато восторженных междометий выдали — не сосчитать.
— Если для того, чтобы дать ход воде, надо разрушить камень, это вред, не сбережение? — склонила голову набок Таша. — Без тока обмелеет русло, высохнет и зачахнет долина, погибнут звери и птицы.
Я хлопнул в ладоши.
— Вот, а говоришь, что не понимаешь ход суждений ворожей, — сказал с восхищением. — Значит, ты теперь истинно светлая, раз только на пользу можешь обращать свой дар? Светлая-пресветлая?
Это я Яру вспомнил. И старшую родственницу Ярославы. Надеюсь, последней там икнулось.
Коллега моя замерла, словно внимала некоему звуку, слышимому лишь ей.
— Осознанная жертва. Жизнь вопреки всему. Оберегать — есть суть, — зашевелились губы девушки.
Сама она обмерла, как камень.
— Таш, ты в порядке? — забеспокоился я.
— Да, — встрепенулась Бартош. — Относительно. Не выйдет из меня заточенного клинка. Больше нет. Я бесполезна.
— Значит, клинком буду я, — решил не дать Арктике впасть в уныние. — М-м, как пошло прозвучало. Хотел еще про ножны пошутить, но, пожалуй, не стоит.
Детей осматривать Таша пошла через часик. А я занялся делами по дому, которые Нелиду несподручны. Отвечать добром на добро: на заботу о жилище в мое отсутствие. С запасом, ведь если осенью я еще наведаюсь разок-другой в губернию, то всю зимнюю пору домовику придется куковать в одиночестве.
— Гостью нашу в бессчастный дом возьми, — посоветовал нечистик. — Не из ведьмей она, годная. Берегинь опыри и прочая нежить боялись пуще пламени. Мерли там, стало быть, завелась погань. Так мыслю.
Я отметил для себя «нашу» гостью. Значит, пришлась Арктика домовику по сердцу (или другой какой части его анатомического строения). И с соображениями о мертвечине согласился. Нет, теплилась во мне надежда, что на бесхозной жилплощади «прописалась» какая-то резвая зверушка, но разум склонялся к версии Нелида.
С уточнением: это навряд ли упырь («опырь» в трактовке домовика). Я тех тварюг в подземке видел раз, запомнил на всю оставшуюся. Отделаться легким (или не очень) испугом при встрече с упырем малышне не удалось бы. И жертвы неизбежны, вечно голодные мертвяки за год столько народу бы схарчили, что в масштабе деревни заметно.
