– Да, Эдуард Карлович.
– Вот и хорошо. До завтра ты свободен, Никита. Смена суточная, с двадцати одного ноль-ноль, дальше – по графику. До свидания.
Басоргин стремительно встал из-за стола и первым вышел из переговорной.
Никита постоял в одиночестве и последовал за ним. Первым встреченным им Иным, а точнее – Иной, конечно, оказалась Настя, которая ждала его в коридоре, сгорая от нетерпения.
– Ну что, поговорили? – спросила она, бросившись навстречу. – И как?
Ее аура сияла, причудливые линии Силы сплетались в сложный узор, от которого невозможно было отвести глаз. Если его разомкнуть, какие силы вырвутся на свободу, какие штормы обрушаться на планету, какую дикую изначальную свободу почуют все остальные стихии этого мира.
– Никит, ты чего на меня так смотришь?
Он качнул головой, словно стряхивая недавний разговор с Басоргиным, носивший явный оттенок недосказанности, из-за которого в голову лезли дурацкие мысли.
– Настя, пойдем! Оказывается, сегодня у меня еще один выходной – призовой. И я намерен утащить тебя отсюда до завтра. Махнем куда-нибудь, где еще есть снег, на лыжах кататься?
– Почему не на коньках… Ты что, серьезно?
– Еще как! Трофим, кстати, мимо тебя к выходу не проходил?
– Нет.
– Значит, Эдвард – молодец, у него все получилось, – ухмыльнулся Никита.
– Что получилось? Затащить Трофима в Ночной Дозор?
– Именно!
– Хм… Ты думаешь, раз он все еще не вышел, его смогли там, – Настя многозначительно посмотрела на потолок, – чем-то заинтересовать?
– Думаю, да. И это просто отлично.
– Почему?
– Потому что от научного отдела Ночного Дозора теперь будет хоть какая-то польза!
– Никит, а ты знаешь, что ты – просто находка для шпиона? – лукаво улыбнулась Настя.
– Э-э… Почему это?
– Ты же только что сболтнул мне сумеречное имя Басоргина!
– Тогда… Тем более сматываемся отсюда, пока выходной не отобрали!
В этом году Никита пропустил свой самый любимый момент весны – краткий миг, когда на черных ветвях деревьев точно по мановению руки величайшего из магов появляются едва заметные зеленые брызги. Никита заступил на смену, отдежурил двое суток подряд, и так получилось, что, когда шагал с работы домой, дерзкие клейкие листочки уже вовсю лезли из почек. Мегаполис вышел из сумрака, сбросив зимнюю тень – Москва утонула в зеленой дымке, а Никита, гонявшийся по городу за очередным Темным уродом, прохлопал начало волшебства.
Сурнин поднял голову, сощурился и сквозь изумрудную листву посмотрел на белоснежные перья облаков, плывущие в небе над Москвой. Май полноправно хозяйничал на улицах столицы, во дворах и парках, заливая пространство солнечным светом. Ничего, жизнь Иного длиннее человеческой. Может быть, в следующем году весна выдастся благостной и спокойной, и он успеет полюбоваться ею не из Сумрака. А может, через год…
Яркий день цвел вокруг белыми вишнями, тюльпанами и едва распустившейся сиренью. Солнце по-прежнему пробивалось сквозь кружево листвы. Но в один миг мир вокруг неуловимо изменился, превратившись из живого сотканного Светом полотна в лубочную картинку. Сияние отступило, солнечные пятна задрожали на асфальте, словно стремясь предупредить Светлого Иного об опасности. Тот, кого поджидал Никита, явился на встречу минута в минуту.
– Привет, Светлый, – сказал Андрей Старков, соткавшись на дорожке парка из вечных сумерек. – Тьма победила?
– С чего это ты взял?
Никита поднялся со скамейки и шагнул навстречу Темному Иному.
– Ну, ты ж меня позвал, а не я тебя. Не справляетесь? – осведомился тот.
– Да где уж нам. А можно узнать, с чего это ты примчался сюда, как только увидел мою эсэмэску, если у вас все так шоколадно?
Старков ухмыльнулся.
– Ну, хорошо, о чем ты хотел поговорить, дозорный?
– Я никому не сказал, – заявил Сурнин и выжидательно уставился на собеседника.
– Ах, вот оно что… Во-первых, я в этом не сомневался. Вы же носитесь со своей пресловутой порядочностью как с писаной торбой. А во-вторых, молод ты еще, Никита. Ты себе даже не представляешь, какие пустяки подчас толкают людей во Тьму. Так что, увы, эксклюзива в моей истории ни на грош, а искусству шантажа тебе еще учиться и учиться.
– Почему ты не пошел тогда к Софии, Андрей?
– Вот уж с кем я не намерен ворошить свое прошлое, так это со Светлым выскочкой. Если у тебя нет больше вопросов к стороне Тьмы, я пойду. Из-за вас у меня традиционно много дел. Что ты улыбаешься, дозорный?
«Как странно, – думал Никита, глядя на Темного собеседника. – Первым после поединка я увидел Басоргина, обрадовался несказанно, что тот жив-здоров, и мысли не возникло о том, что смертельно раненный Андрюха Старков как раз в тот момент мог развоплощаться в глубинах Сумрака. А сейчас я рад, что он тоже остался цел. Я почти благодарен патрульным с обеих сторон, которые примчались на шум и в конце концов их растащили… И как это называется? Во мне слишком много Света, я весь мир обожаю? Или я уже одной ногой во Тьме? Еще немного, и начну трогательно любить вампира, который чуть не порешил меня тогда на кладбище».
– Постой, Андрей. Я хотел спросить, что ты обо всем этом думаешь.
Старков, собравшийся уходить, неожиданно резко развернулся к собеседнику.
– Нет, Никита, ты хотел спросить меня не об этом! Ты хочешь знать, что я думаю о тебе и о твоей роли во всей этой истории. У тебя прямо-таки зудит выяснить, почему я держался тогда поблизости. А твое прекраснодушное начальство не спешит открывать карты. Так с чего ты взял, что это сделаю я?
Все, прошла вселенская любовь. Излечился от нее Никита в один миг. Омерзительная Тьма плескалась вокруг Иного, стоящего напротив.
– С чего я взял? Помнишь, ты говорил о том, что мне нет места в системе? – резко спросил Сурнин. – Все то же самое можно с уверенностью сказать о тебе самом!
Выдав эту тираду на-гора, Никита на всякий случай отступил на шаг и проверил подвешенные заклинания – норма. Из Сумрака тянулся к ним уверенный ручеек Силы.
Старков молча покачал головой, выдержал паузу.
– Обо всех нас, Никита, – вдруг обронил он. – Вспомни вашего Проповедника. Он тоже неугоден системе, поскольку добился небывалых успехов. В последнее время появилась масса технических возможностей напомнить о разговоре человеку, которому подчистили память… Еще сто лет назад такой Иной не представлял бы никакой опасности. Последствия от его деятельности устранялись бы щелчком пальца.
– Так и сейчас устраняются, – ляпнул Никита и прикусил язык. Поздно!
