Юлия Набокова - Легенда Лукоморья.

Баба Яга оказалась страшной, злобной и негостеприимной старухой. Накормила его подгоревшими пирогами, напоила водянистым квасом — полнейшая гадость! Попарить его в баньке так и вовсе отказалась, старая ведьма! В кои то веки заехал в ее края настоящий царевич — с виду пригожий, сердцем добрый, удалью не обделенный. Нет, чтобы расстараться для дорогого гостя, подарков волшебных надарить, судьбу славную предсказать. А старуха знай только горелые пирожки с крапивой подкладывает, да намекает, что темнеет за окном, да устала она за день. Он тоже — и так, и этак — мол, холодно в лесу, притомился путешествовать, пусти, бабушка, на ночлег. А старуха знай его к сеням подталкивает — мол, пора бы уже и честь знать, добрый молодец!

Иван-царевич и сам не понял, как во дворе очутился. Только ступеньки из-под его ног исчезли, а сапожки красные сафьяновые в пыль провалились. Бабкина избушка все ставенки разом захлопнула и повернулась к нему, царевичу, задом. К нему, к царевичу! Совсем распоясалась бабка.

— Да, времена нынче не те, как когда мой дед к Яге хаживал, — вздохнул царевич и разочарованно присовокупил. — И Яга, видать, совсем не та...

А, может быть, и солгал дед ради красного словца. Ведь Соловей-разбойник и Серый Волк тоже оказались не похожими на героев из рассказов деда. Вот только Змей Горыныч — тот не разочаровал. Злодей, каких редко встретишь.

Горько вздыхая о своем, молодецком, царевич подозвал коня и ускакал восвояси.

Баба Яга, наблюдавшая за ним сквозь щелку на ставнях, рассеянно погладила черного кота.

— Довольна твоя душенька? — Кот сощурил искрящиеся зеленые глаза. — Твою доброту царевич вовек не забудет. Это надо же додуматься — пирожки с крапивой! Квас, болотной водой разбавленный. Хорошо хоть поганки не додумалась к столу подать.

— Как дураком был, когда ко мне сватался, так дураком и остался, — буркнула Баба Яга.

— Не пойму, за что ты на него гневаешься, — заметил кот. — Ты ведь сама ему отказала.

— Отказала... — эхом отозвалась Баба Яга, задумавшись о своем.

— Потому что дурой была, — ехидно вставил кот.

— Между прочим, меня все Премудрой величали! — вскинулась Баба Яга.

— Подлизывались, — хмыкнул кот. — Кто тебе еще правду, кроме меня скажет?

— Знаешь, Варфоломей, иногда лучше мурлыкать, чем говорить, — сердито отозвалась Яга, плотно запирая ставенки и отходя от окна.

Кот не сводил с хозяйки глаз — начиналось самое любопытное ежевечернее волшебство.

Вот старушка переместилась к бочке с водой и, наклонившись над ней, принялась колдовать. Выпростала руку из грязных лохмотьев и, подцепив кожу у запястья, словно варежку, стащила с ладони морщинистую рябую кожу, похожую на отрубленную куриную лапу — с узловатыми пальцами и крючковатыми желтыми когтями. Полюбовалась белой узкой ладонью с короткими розовыми ноготками и завернула жуткие кожаные варежки в красную тряпицу, припрятав ее в сундук с травами. Затем вернулась к бочке и продолжила ворожить: потянула за желтый выпирающий клык и сплюнула его в ладонь. Стоило клыку покинуть свое место, как чудесным образом изменились и крупные, неровные зубы — стали уменьшаться на глазах. Любой лукоморец испытал бы шок при виде произошедших метаморфоз: квадратные щеки Бабы Яги округлились, высокие скулы придали ее морщинистому лицу миловидность, серые губы растянулись, обнажив белые, словно жемчуг, зубы. Аккуратно уложив клык в березовый туесок и поставив его на полку среди заготовок с вареньями и солениями, бабулька вернулась к ведру и поскребла подбородок, густо усеянный седыми волосками. И — вот диво! — на кончиках пальцев, ставших липкими, встопорщились волоски, а подбородок старушки словно макнули в сок молодильных яблок — кожа сделалась гладкой и белой, так что теперь подбородок светлым пятнышком выделялся на фоне потемневшей от старости кожи.

На этом Баба Яга не остановилась. Она потерла жесткие и кустистые седые брови и содрала их со лба, обнажив тонкие дуги светлых бровей. Затем осторожно надавила пальцем на зрачок, обмакнула его в кружку с налитой водицей и повторила те же действия со вторым глазом. Большой черный кот с недовольством покосился на хозяйку и стукнул хвостом по лавке, выражая свое неодобрение. Разве положено Бабе Яге иметь такие молодые сияющие васильковые глаза? Прежние, желтые, с хищным блеском, были куда предпочтительней! Накрыв кружку крышечкой и прибрав на полку, Яга вернулась к бочке, зачерпнула горсть воды, стерла с щек борозды морщин и неровности, помолодев на добрую сотню лет.

Развязала платок, обнажив всклокоченную, как пакля, шевелюру. Провела ногтем у края волос и сняла похожий на паклю парик, выпустила наружу толстую пшенично-русую косу, доставшую до пояса, и расхохоталась:

— Кажется, все! Или нет?

Баба Яга, ставшая красной девицей, придирчиво склонилась над бочкой и недовольно пробурчала:

— Вот ведь липучая, мерзость! — Она надавила ногтем на серую бородавку на носу и сковырнула ее, обнажив чистую розовую кожу. — Теперь все!

С поверхности воды на нее смотрела хорошенькая ясноглазая девушка лет двадцати. Красавица, разве что немного бледная.

— Вот вам и Баба Яга! — Девушка показала язык своему изображению и поспешила закончить метаморфозу: сбросила ворох серых лохмотьев, оставшись в чистой белой сорочке и лаптях.

Затем подскочила к сундуку с большим навесным замком и загремела ключом. Кот отвел глаза — ох, что сейчас будет! Хозяйка склонилась над сундуком и ахнула:

— Мой сарафан!

Варфоломей удовлетворенно сощурился. Пусть ему сейчас достанется и хозяюшка рассердится, но лучше стерпеть ее немилость, чем остаться одному одинешеньку в дремучем лесу.

Однако девушка гневаться не стала, а продолжила перебирать тряпье в сундуке, бормоча себе под нос:

— Это мне не пригодится... А вот это в самый раз! Это нет... А вот это беру! Лучше не придумаешь!

Наконец, она окликнула кота.

— Варфоломеюшка, я собралась!

Кот открыл глаза и потрясенно вякнул.

Перед ним стояло огородное пугало, отдаленно напоминающее деревенского дурачка Антипку, частенько захаживавшего в избу Бабы Яги. Рубаха на выпуск, широкие штаны, на голове — воронье гнездо, только глаза на удивление ясные и мудрые.

— Черти что! — не выдержал кот.

— Наконец-то голос подал, — обрадовалась девушка. — А то я уж думала, до моего отъезда словечком не перемолвишься.

— Ты же знаешь, я этого не одобряю, — мяукнул кот. — А вдруг случится что?

— Да что со мной случиться-то может? — отмахнулась девушка. — Одним глазком на родителей да сестер во время ярмарки взгляну и обратно вернусь. Ведь знаешь, как по ним истосковалась, сердешным.

— А вдруг признают? — нахмурился кот.

— В таком виде? — Девушка расхохоталась. — Да я еще щеки сажей измажу — вовек родная матушка не признает.

— А голос, Василиса? — не сдавался кот.

— Ни словечка не произнесу, — поклялась девушка. — Я решила немого дурачка изображать. Ведь у меня получится?

— Дурачка-то? Вполне! — ехидно отозвался Варфоломей.

— Ну, Варфоломеюшка, — она остановилась в сенях, — давай прощаться.

— На ночь глядя, — проворчал кот. — Дождалась бы зари хотя бы.

— Ты же знаешь — с самой зорьки посетителей полна избушка, — возразила она, — да и вдруг заметит кто? Нет, надо сейчас идти. Поздней ночью никто в избушку Бабы Яги не отважится сунуться, и я незаметно до дороги доберусь.

— Ночь-полночь, — неодобрительно буркнул кот. — Вдруг, обидит кто?

— Да кому дурачок немой помешает? — засмеялась Василиса. — Да и Баба Яга себя в обиду не даст, ты не думай!

Проводив хозяйку до крыльца, Варфоломей еще долго смотрел ей вслед, пока мешковатый силуэт не исчез между сосенок. Он сделал все возможное, чтобы удержать Василису в избушке: стращал, умолял, валялся в ногах, обижался и перестал с ней говорить. До последнего мига он был уверен, что Василиса откажется от своей затеи. У него был солидный козырь: нарядный сарафан Василисы, в котором она сбежала из дома в избушку Бабы Яги, пришел в полную негодность после того, как кот хорошенько прошелся по нему острыми коготками. А другой пристойной одежды у хозяйки не было — не поедет же она в город в той ветоши, которую носит Баба Яга. Но девушка нашла другой выход и теперь стремительно удалялась от избушки в неизвестность. Значит, не в его силах противиться судьбе. Значит, надо готовиться к появлению новой хозяйки...

Неделя на необитаемом острове, которую подарили нам с Ивом магистры, пролетела одним днем. Фантастические розовые закаты, черничные ночи, наполненные шепотом волн, оранжевые рассветы — и то изумрудное, то лазурное море, обступившее кусочек суши и отрезавшее нас от всех других миров, коих, как я уже имела возможность неоднократно убедиться, было бескрайнее множество.