Я не успел ничего предпринять, а моя старая нянюшка, будто стряхнув с плеч несколько сотен лет обыденной жизни, разом помолодела, расправила плечи, гордо подняла голову, с которой сам собой свалился привычный платочек. Серебряные волосы опали на плечи завихрениями метели. Одежда — и та изменилась, превратившись из обычного платья в снежно-белое великолепие.
Она величественно повела рукой и в комнате разом похолодало. Даже иней на камине проступил, на мгновение обратив его в сугроб.
— Именем и волею Стребога я, жрица Илланель, принимаю девочку Александру, прибывшую из другого мира, под свое покровительство. Обязуюсь заботиться о ней как о собственном ребенке. Обучить всему, что знаю и умею сама, помочь развить зачатки магии до высшего уровня. Когда придет время — помогу девочке выбрать верную дорогу.
За стенами моего дома взвыл ветер, ударил в стекла снежным зарядом, на доли секунды скрыв утренний свет. В столовой стало еще холоднее.
А я застыл истуканом. Это что же — Стребог принял клятву верной жрицы?! Но ведь он уже давно не откликался на призывы верующих. Даже зимы, покровителем которых был Северный Ветер, стали намного мягче и короче, чем по рассказам все той же нянюшки. И она сама…. За всю мою, пусть и короткую пока, жизнь я не видел, чтобы нянюшка исполняла какие-то обязанности кроме тех, что возложил на нее наш отец, Эдвин IХ.
Я даже не знал, что она — жрица!
— И попробуй теперь только руки к моей девочке протянуть, — сказала Илланель, вновь становясь привычной мне нянюшкой. — Я тебе их обобью, ручонки-то шаловливые. А сейчас — марш по кроватям, и чтобы никаких перебежек из спальни в спальню. Джи, тебе особое приглашение нужно?
— Ланя, ты бы полегче как-то, — укоризненно взглянул на жену дядюшка. — Мальчишек напугала, холоду в дом напустила. Где наша дочка — то? Плачет, поди, где-нибудь? Поискать?
— Плачет — это вряд ли, — улыбнулась нянюшка, прислушиваясь к чему-то. — Пусть ее. А вы — спать! И без споров мне тут!
Пришлось подчиниться. А то мало ли. Жрица древнего бога — это сильно. И страшно — чего уж там. Пусть о нем давно никто ничего не слышал, а боязно….
В своей спальне я привычно сбросил на кресло одежду и отправился в ванную — освежиться после такой бурной ночи. И кто бы мог представить, что….
Впрочем, нечего тут представлять. Подумаешь — с девчонкой поругался. В конце концов, я принц. Имею право знать правду. Да и не ругался я особо. Просто потребовал, чтобы она рассказала — из какого мира к нам прибыла. С какой целью. Что собирается предпринять.
Да, в ее сказку я не поверил. С какой бы стати самые обычные девчонки по мирам мотались? Быть такого не может, значит, она лжет. Значит, есть, что утаивать. Когда это удар по голове каким-то штанкетом становился причиной перехода в другой мир? Я лично ничего глупее не слышал, а значит, и быть подобного просто не могло.
Нет, сегодня что — надо мной все издеваться будут? В том числе и собственная магия? Вода-то почему в ванне не нагревается?! Мне что — даже ванну не принять?! В ледяной воде пусть стоики моются, им уже все равно, они ко всему привычные. А я эльф. Принц к тому же!
Тьфу! Хотел подогреть — в результате вскипятил! Теперь остудить не получается.
Ну, и пожалуйста! Лягу спать грязным. Все равно не мне же белье стирать.
Раз нянюшка взяла девчонку под свое крыло — пусть и обучит ее. Пусть она горничной станет. Нет, ну а что? Раз она не эльфийка, значит, благородных кровей не имеет. Значит, пусть отрабатывает затраты на свое содержание. Оййй, что ж все такое холодное?! И пол, и постель. И камин никак не растапливается.
Не буду дядюшку звать. Сейчас в одеяло укутаюсь, с головой. И надышу. Надо только полог опустить, он шерстяной, плотный. Буду в кровати, как в домике.
Все. Сплю.
*** *** ***
Спал я плохо. Потому что в моем сне была девчонка. Одетая в странные облегающие черные штаны и белоснежное нечто, оставляющее плечи и руки обнаженными. И это нечто, скрывая тело, показывало гораздо больше, чем допустимо этикетом и правилами приличия.
А еще в моем сне звучала музыка. Странная, построенная на упорном повторении одной и той же мелодии. Я точно знаю — такой музыки у нас нет. У нас музыка совершенно другая, плавная, нежная, зовущая отдаться на волю ветров. Лететь на их крыльях.
Эта мелодия, бесконечно повторяясь и повторяясь, постепенно нарастала, принимая в себя звучание все новых и новых инструментов, названия которых мне были совершенно неизвестны. И она была бы даже приятна слуху, если б не постоянный голос барабана, задающего и отбивающего ритм. А еще она, эта музыка, будила что-то в самой глубине души, вытаскивая со дна ее то, чему у меня не было названия. Она становилась все громче и громче, и вместе с тем сдержаннее.
И от этого хотелось вскочить, кувыркнуться в воздухе, скрестить с кем-то шпаги, взорваться, наконец, бешеной страстью, сжав в обьятиях легкое гибкое тело, которое в моем сне все изгибалось под эту музыку — дикую и одновременно прекрасную….
У меня уже горело все тело, я чувствовал это, но проснуться никак не мог. Сколько длилась эта пытка? Очнулся и понял, что за окнами вновь стемнело, а я весь мокрый от пота.
Потому что дурак. Огонь в камине все же разгорелся, и прогрел комнату.
Вопросом — «что это было» я задаваться не стал. Потом разберусь. Потом, когда с Праздничными ночами будет покончено и мир снова станет простым и понятным. И с девчонкой разберусь. То, что нянюшка стала ее опекуншей в каком-то смысле, не отменяет иномирности и возможного вреда.
Да, я параноик! Да, я всерьез верю, что девчонка может разрушить наш тихий и спокойный мир. Как…. Как редкая заморская бабочка. А что — бывали такие случаи в далеком прошлом. Привозили в страну симпатичных гусениц всякие недоумки. Потом то красавицы бабочки разлетались, то те же гусеницы расползались. Несколько раз наш Великий Лес оказывался на грани. Приходилось много усилий прилагать, чтобы привести все в равновесие. И бабочек уничтожать, и гусениц обирать. Особенно весело было, когда какой-то умник припер из другого государства невзрачное растение. Кто бы мог подумать, что оно с такой радостью примется заселять поляны и опушки, при этом полностью выживая остальные травы.
С тех пор по приказу нашего прадеда Эдвина VII в королевство под страхом смерти запрещено ввозить иноземные растения. А так же животных и насекомых.
Вот и эту….заразу иномирную…. Надо запретить Указом короля.
Правда, тут трудность есть — как ты ее запретишь, если она уже здесь, и я сам(!) лично привез девчонку в свой дом.
Нет, не буду брату о ней сообщать. Сам буду следить за девчонкой. Может, и обойдется.
— Твое Высочество, ты уже проснулся? — стукнул в дверь Генри.
Я с тоской посмотрел на молочного брата. Как он умудряется так выглядеть?! Даже после двух бессонных суток Генри выглядел лучше, чем я после крепкого сна. И не скажешь, что он по нашим меркам красавец. Высокий — так эльфы все ростом не обижены. Что в плечах широк, в талии узок — так и у меня фигура не хуже. Один тренер нас до стодвадцатого пота на полигоне выгуливал и третировал. И внешне мы чем-то схожи. Разве уши у Генри покороче, да глаза не такие вытянутые к вискам. Так эльфы в чем-то все схожи. Особенно древние рода, от одного древа происходящие.
— Ты чего, брат? — встревоженно посмотрел на меня Генри. — Сидишь тут, как будто от столицы до имения бегом бежал, а за тобой Ветры гнались. Давай, иди в ванную, скоро же гости прибудут. Или забыл?
Я отмахнулся. Забудешь тут! Вторая Праздничная ночь — для подданных. Все, кто в моем уделе живет — имеют право в эту Ночь приехать. Отдать дань, так сказать. «Примите мои уверения в совершенном моем почтении» — как-то так. Вручить подарки, получить благосклонный кивок от меня. Кое-кто вправе рассчитывать на некий презент. Это те, кто себя зарекомендовал как добрый хозяин.
Ну, и девиц своих привезти. А вдруг мой взгляд на каком-нибудь цветочке задержится, вдруг приглянется милая, добрая, порядочная, невинная девица, и я возжелаю связать себя узами священного брака.
