– Ну если по твоему рецепту, – почему-то несказанно обрадовался он, – давай, я весь нетерпение…
Ниночка счастливо заулыбалась и пригласила Малышкина на свою территорию. Он шел за ней, как щенок на поводке, с удовольствием разглядывая сзади ее милую фигурку и стройные точеные ножки. Надо сказать, что женщины с такими ногами всегда вызывали у него уважение независимо от того, что и как они говорили. То есть, как и многие представители мужского пола, женщин он встречал не по уму или платью, а по ногам. С этим у Ниночки было все в порядке. И сегодня она почему-то выглядела особенно обворожительно.
А какую чайную церемонию она организовала в своей редакторской! Чай действительно оказался выше всяких похвал, и Малышкин пил его не торопясь, с толком, с чувством, с расстановкой. Даже жмурился от наслаждения.
Владимир и Нина сидели на стульях напротив большого зеркала, обрамленного горящими лампочками. В комнатушке было жарко и так тесно, что их колени соприкасались, и обоим было невообразимо приятно чувствовать друг друга. Владимир ослабил галстук и расстегнул пиджак…
– Ой! – вскрикнула вдруг Ниночка. – У тебя пуговица на пиджаке на одной ниточке держится. Давай пришью.
– Да неудобно как-то, – начал отнекиваться Владимир, – у тебя своих дел полно…
– Глупости! Снимай, снимай, я сейчас быстренько слетаю в костюмерную и все сделаю, а ты пока чаю попей.
Малышкин послушно скинул пиджак. Водорябова впилась в него своими цепкими розовыми коготками и бросилась вон из гримерной. Оставшись один, Малышкин подмигнул своему отражению в зеркале, расслабился, налил себе еще чашечку чаю. От утомления и плохого настроения не осталось и следа.
Ниночка уже сидела под лампой в углу костюмерной. Она ловко вдела нитку в иголку и быстро пришила пуговицу. Потом маникюрными ножничками вспорола с краю подкладку пиджака, запихнула в дырочку крошечную тряпочку. Тряпочка была непростая, на ней была капелька Ниночкиной крови, мало того, в нее было завернуто несколько ее волосков. Зашивая подкладку, Водорябова шептала заговор. Был он длинный и сложный, но Ниночка ни разу не сбилась.
– Стану я, не благословясь, пойду, не перекрестясь, не дверьми, не воротами, а дымным окном да подвальным бревном, и побегу я в черный лес, на большое озерище; по тому озерищу плывет челнище, в том челнище сидит черт с чертищей. Пойди ты, чертище, к людям на пепелище и сделай разлад у них в избище. Чтобы Владимир жену ненавидел. И тебе мои словеса сильны и крепки, тем моим словесам быти отныне и до веку.
Ниночка убрала иголку с нитками в коробку, встряхнула пиджак, как полотнище флага, и торжественным шагом пошла обратно в гримерную.
«Вот так-то! – ликовала она в душе. – Ну, Корделия, посмотрим кто кого!»
Швыр с маленьким ломиком-фомкой в руке, а за ним и все участники экспедиции остановились в одном из зеленых московских двориков, затерянных в гуще сретенских переулков. У их ног слегка выступал из земли ничем не примечательный чугунный люк подземного коллектора. Хотя нет, при ближайшем рассмотрении оказалось, что по краю стального блина пущена надпись «Московская городская управа». Значит, это очень старый колодец, по крайней мере дореволюционный!
– Нам сюда, – постучал по люку ломиком Швыров.
Грызлов вскочил на люк и стал на нем подпрыгивать, словно мячик. Швыру пришлось согнать его нетерпеливым взмахом руки, но тот продолжал перебирать на месте ногами, как застоявшийся конь. Через минуту тяжелая крышка уже крутилась на ребре, как брошенная монета, потом со звоном упала плашмя на асфальт. Швыр наклонился над колодцем и бросил вниз ломик. Судя по времени полета, шахта была довольно глубокая. Металлический звон донесся снизу с большим опозданием.
Первой во враждебную темноту подземелья спустилась Алиса, за ней Грызлов и все остальные. У Юли при этом было такое испуганное лицо, будто ей предстояло попасть на прием к зубному врачу. Профессор Серебряков страховал снизу бабу Ванду, а когда она оступилась на нижних ступеньках лесенки из арматурных прутьев, галантно поддержал даму. Последним спустился Швыр, поскольку должен был закрыть крышку люка. Раздался стальной скрежет, и стало темно как в склепе. Пахла темнота, кстати, соответствующим образом.
– Вот черт, фонарь-то мы забыли взять, – раздался голос невидимого Швыра. – Придется возвращаться.
– Стойте, сейчас будет свет! – крикнул запасливый Грызлов.
Он на ощупь достал из кармана своего комбинезона овальный черный камень. Это был древнеегипетский скарабей. Грызлов подул на него, и скарабей засиял белым светом не хуже любого диггерского фонаря. Все вздохнули с облегчением. Нет ничего страшнее слепящей темноты и неизвестности, которую она влечет за собой. Алиса с удивлением заметила, что, несмотря на яркий свет, никто из присутствующих не отбрасывает тени. «Значит, это не обычный свет? – подумала она. – Надо будет спросить у профессора».
– Нам правой стороны надо держаться, – сказал домовой тоном специалиста.
– Это точно, – поддержал его Швыров, который неоднократно диггерствовал в прошлом. – Давай я твой фонарь понесу, я здесь выше всех.
– Не выше, а длиннее… – проворчал домовой.
Швыр, подняв руку со скарабеем, пошел впереди. Ломик он на всякий случай взял с собой. Сначала кирпичный коридор с бочкообразным потолком был широким, но вскоре стал сужаться. Кладка стен была удивительно ровной и аккуратной, с известково-белыми полосками между кирпичами. На некоторых из них стояло клеймо в виде двуглавого орла и даты – 1725 год. Да, это были старинные катакомбы.
Алиса с Юлей то и дело ойкали, спотыкаясь на битом кирпиче, которым был усеян пол коридора. Ванда держалась молодцом, профессор старался идти с нею рядом. Швыр между тем рассказывал, как он однажды давал концерт для диггеров в огромном круглом зале с колоннами, который находится под станцией метро «Измайловский парк».
Подземелья Москвы настолько грандиозны, что знакомство с ними вызывает шок у неподготовленного человека. Это буквально еще один мегаполис, только невидимый, неведомый, доступный лишь избранным. Кто же не слышал баек про обитающих в Метро-2 полуметровых крыс-людоедов? Про крокодилов, которых злые хозяева еще малютками спустили в унитаз? И которые, попав будто бы в благоприятные условия, вымахали там до десятиметровой длины? А что вы скажете о неизвестных науке подземных тварях, которые нападают на диггеров и бомжей, заблудившихся в темных переходах? Это ведь факт, который только дураки могут отрицать! Ведь полуистлевшие трупы и скелеты, как говорится, налицо?
Миновав пару раз такие экспонаты, Алиса и Юля чуть было не впали в ступор от ужаса. Они взялись за руки и решили держаться поближе к Швыру. Вот уж кто ничего не боялся! Шел себе и шел вперед, держа над головой сияющего скарабея, только руку менял время от времени. Зато Грызлову свет вообще был не нужен: домовые отлично ориентируются в темноте, даже лучше, чем летучие мыши или лемуры. Кроме того, у него было отличное верхнее чутье на всякую нечисть, поэтому время от времени он предупреждал друзей о грозящей опасности.
При этом он продолжал на глазах мутировать в кота-мертвера, что побудило его ускорить шаг, потом встать на четвереньки и даже перейти на рысь. Швыров время от времени вынужден был сдерживать его нетерпение криком:
– Спокойно, Разлай Макдональдович, спокойно. Потерпи, не суетись, а то провалишься в какую-нибудь инфернальную дыру, и мы туда за тобой…
– Хорошо, я понимаю… – Домовой остановился и патетически добавил: – С нами женщины и дети…
Швыр посветил на него скарабеем. Бедный Грызлов! Как мало в нем осталось от скотч-терьера! Только густые бровки и шапочка волос на темени между вполне барсиковыми ушами. Все, что было ниже, говорило скорее о принадлежности к семейству кошачьих! Что касается совершенно неподобающего псу хвоста, то о нем можно было бы и не упоминать.
Все сгрудились вокруг несчастного. Он стоял, качаясь на тонких задних лапах, но поскуливал вполне по-собачьи, жалобно и убедительно.
– Поспешать надо! Не то мне конец! Ву-у-у-а-у!
– Хватит ныть, – оборвала его баба Ванда, – успеем тебя обработать, зуб даю!
– Давайте-ка действительно поторопимся! – сказал профессор и попросил всех расступиться, чтобы дать дорогу Грызлову.
Тот опять побежал впереди, его не было видно, но из темноты доносилось его недовольное сопение. Чтобы поспеть за несчастным скотч-мутантом, всем пришлось в три раза быстрей переставлять ноги. Хорошо еще, что коридор постепенно стал более узким, поэтому скорость движения опять снизилась. Сначала высоченный Швыр, а потом и профессор стали задевать потолок головой.
Через некоторое время пришлось наклониться и Алисе с Юлей. Торопясь за Швыром, они старались не смотреть по сторонам. Тем более что время от времени слева и справа возникали черные зевы ходов-ответвлений, из которых доносились звуки капающей воды, хрипы, стоны и еще какие-то странные непонятные скрипы и скрежет. Трусихе Юле казалось, что из темной глубины за ними наблюдают чьи-то горящие желтые глаза.
