Вдруг Грызлов остановился так резко, что шагавший за ним Швыр едва на него не наступил.
– В чем дело? Что случилось? – закричали все наперебой.
Грызлов ощетинился и грозно зарычал:
– Я чую йерубов!
– А, подумаешь, – пренебрежительно махнул рукой Швыр, – нашел кого бояться…
– Ну не скажи, Миша, йерубы ведь разные бывают! Активные и пассивные… – Баба Ванда, заметив непритворный интерес со стороны слушателей, пустилась в подробные объяснения.
По ее словам, эти шумные хулиганистые духи облюбовали одну из веток Метро-2, ту самую, которая идет от Измайловского парка на дачу Сталина в Кунцево. А прочая нечисть: мортпаззлы, мертверы, смертбусы и некробы облюбовали замороженный после смерти вождя измайловский комплекс подземных сооружений с его огромными залами и длинными переходами, откуда им удалось вытеснить все живое, даже вездесущих крыс.
– Давайте пройдем здесь, – предложил Грызлов, показывая пальцем на ведущий направо ход в стене, – если пойдем прямо, угодим в ловушку, налево, – придется драться с йерубами…
– А мы не потеряемся? – спросила испуганно Юля.
– Да ты что, со мной потеряетесь? – возмутился Грызлов. – Мы уже почти пришли…
Раз в две недели домой к Малышкиным приходила домработница. Она делала уборку: мыла кафель, двери, подоконники, натирала паркет и чистила ковры. После ее ухода Корделия чувствовала себя совершенно разбитой и уставшей. Ужин, как правило, готовил Владимир, и получалось у него очень неплохо. Корделия загружала тарелки в посудомоечную машину, варила кофе или заваривала чай. Потом они сидели за столом еще полчасика, обсуждая последние события, а чаще всего Корделия вела разговор о переезде на новую квартиру. Она уже знала, какого цвета стены будут в спальне и какое ковровое покрытие будет постелено в прихожей. Малышкин давно не спорил, привыкнув, что в конечном счете все будет сделано так, как хочет Корделия.
Малышкин не заметил, как худенькая, голенастая и немножко нескладная молодая жена, добрая и восторженная, превратилась в снежную королеву с замашками рыночной торговки. Он помнил, как они радовались ее первым успехам, как, сидя за кухонным столом, покрытым скатертью в красно-белую клетку, пили дешевое сухое вино, чокались, говорили тосты и целовались. У Корделии был чудесный смех – звонкий, мелодичный и заразительный. Он ничего общего не имел с ее теперешними смешками. Они так любили друг друга… А потом появилась Алиса, их солнышко, обожаемый ребенок. И так хорошо им было втроем!
Когда же все изменилось? Малышкин так глубоко задумался, что, когда очнулся, увидел сначала шевелящиеся губы Корделии, и только потом понял, о чем она говорит.
– Хорошо. Не переживай, я приму меры, честное слово. Я накажу Алису.
– Да уж, будь так добр! Ты вечно потакаешь Алисе, а я вынуждена вести себя как цербер какой-то или следователь ОГПУ![2] Скоро нам уезжать, а она до сих пор не явилась! У меня уже сердце колет…
Владимир смотрел на Корделию и не узнавал ее.
– О чем ты думаешь, Володя? Где ты витаешь? Вот и Алиса так же! Яблочко от яблони… Ладно. Пошла собираться.
Корделия распахнула шкаф и принялась перебирать одежду, аккуратно висящую на одинаковых плечиках. Хотелось надеть что-нибудь понарядней. Она выбрала три платья и положила их на кровать, встала перед большим, до пола, зеркалом и по очереди приложила их к себе. После недолгих раздумий Корделия остановилась на черном платье с лиловой вставкой. Она привезла его из Парижа. О! Какие воспоминания… И как красиво за ней ухаживал представитель французского телевидения!
Отогнав всплывшие некстати воспоминания, Корделия быстренько оделась и нанесла на лицо дежурный макияж. Гримерше останется лишь чуть-чуть поправить его перед выходом в эфир. Как ни старалась она успокоиться, ничего не выходило. И зачем только она ударила Алису? Как теперь наладить с ней отношения? Еще Корделию волновал вопрос, как это сделать, чтобы не уронить собственного достоинства.
Настроение было неважное, а это обязательно будет видно в эфире… Корделия попыталась натянуть на лицо обворожительную улыбку, но получилось у нее очень посредственно.
У Карлоса пропало ощущение времени. Он стоял у самого края воронки и пристально всматривался в темноту за ее пределами. Свет его фонаря частично поглощался стенками воронки, поэтому он мог видеть впереди всего лишь два-три метра пространства. Глаза привыкли к полумраку, и Карлос понял, что прямо напротив Кокона Велиара находится низкий коридор. Внезапно в этом коридоре стало светлее, и он увидел людей, идущих гуськом друг за другом. Впереди бежало странное животное, то ли кот, то ли собака, следом прошел молодой парень, за ним женщина в длинном балахоне, потом две девочки лет пятнадцати, шествие замыкал старик в старомодном сером костюме. Карлос громко крикнул, чтобы привлечь их внимание, но воронка глушила все звуки, как мокрый войлок. Свет чужого фонаря был виден еще некоторое время, потом стал слабее, и вот воронку опять окружила тьма.
Раздался громкий хлопок, все вокруг дернулось, покачнулось, черный туман поднялся с пола и заполнил все пространство воронки.
– Сейчас посмотрим, кого к нам занесло! – заржал йеруб.
Черный туман оседал потихоньку, видимость улучшилась, и Карлос разглядел существо, попавшее в ловушку. Понятно. Их соседом стал даркер, очень противное существо, которое порождает у взрослых и детей всякого рода страхи и фобии. У всех людей страх выглядит по-разному, поэтому и даркеры не похожи один на другого. Один может быть большим, размером со шкаф, другой маленьким, не больше игрушки. Кто-то из них бледен как мертвец, у кого-то все лицо поросло густой шерстью. Единственное, по чему безошибочно можно узнать даркера, это глаза. Глаза у них были одинаковые, пылающие ненавистью и большие, как плошки.
Попавшийся в ловушку даркер громко выл, но на стенки воронки не бросался, видимо был образованным. Потревоженная нечисть кружила вокруг нового пленника. Карлос отошел подальше. У многих таких тварей когти очень острые.
– Эй, как тебя там? – крикнул новичку йеруб. – Добро пожаловать в Кокон Велиара!
Даркер завыл еще громче. Туман осел, и Карлосу удалось разглядеть пришельца. Он был размером с человека, только значительно тоньше, на костлявых плечах болталась огромная, как тыква, голова, руки свисали гораздо ниже колен, примерно до середины тощих лодыжек. Глаза горели, как железнодорожные фонари, вишнево-красным светом, а во рту у него выстроились в два ряда острые, тонкие, как иголки, зубы. Бедный ребенок – тот, что придумал такого монстра! Одно хорошо, пусть теперь даркер посидит взаперти и перестанет мучить по ночам своего создателя.
Почему многие родители не обращают внимания, когда их чадо жалуется, что у него в шкафу (на антресолях, под кроватью) прячется монстр? Стандартный ответ такой – чудищ не бывает! Неужели люди начисто забывают, как сами были детьми?
Новоявленные диггеры один за другим продвигались по узкому темному туннелю так быстро, насколько это было возможно. Впечатление было такое, будто они идут внутри упавшей сто лет назад на землю старинной заводской трубы. Алиса даже развела руки, чтобы проверить ее диаметр, и коснулась пальцами обеих рук стенок коридора. А Швыр все время задевал макушкой потолок. Грызлов чуял, что заветный кабинет уже близко, – так хорошая охотничья собака чует на большом лугу перепелку.
– Быстрей, быстрей! – кричал домовой, то забегая вперед, то возвращаясь к шедшему впереди Швыру.
Но с некоторых пор движение стал тормозить Серебряков. Старый профессор начал задыхаться. Он хватал ртом тяжелый сырой воздух и шел с каждым шагом все медленнее, прижав левую руку к сердцу, а правой опираясь на кирпичную кладку. Сердце у него билось так, как будто пыталось вырваться из груди.
– Подождите меня! – Серебряков споткнулся на ровном месте и, падая, ткнулся плечом в стену.
Раздался страшный шум, – профессор исчез в образовавшейся трещине. Ветхий свод обрушился, лавина кирпичей, извести и пыли отрезала Серебрякова от его друзей.
– Вы живы, профессор? Отзовитесь! – услышал он как сквозь подушку приглушенный голос бабы Ванды.
К счастью, Серебряков оказался в полости, возникшей после обрушения потолка. От друзей его отделяла солидная гора кирпичных обломков.
– Я цел! Даже не ушибся! – крикнул он, задыхаясь и кашляя от пыли. – Только я ничего не вижу! Темнота полная! Я бы сказал, кромешная.
– Мы постараемся разобрать завал! – крикнула в небольшую черную дыру Алиса. – Держитесь, Вилен Стальевич! Мы быстро!
– И стойте на месте, профессор, никуда не двигайтесь! Свод очень непрочный! – предупредил Серебрякова Швыров. – Отойдите подальше, я ломиком сделаю проход.
– Хорошо, хорошо. Стою себе спокойненько и ничего не трогаю, – ответил Серебряков.
