— Рыбу что ли?
— Ага, — осетрину с хреном! Вы же наверху не понимаете, что и мы и водоглазы существуем только благодаря вашему дерьму! Ничего другое наши желудки не принимают. Да и ты скоро таким же станешь — чай уже не первый, бля, такой. Дурень непонятливый…
Я, захлебываясь, выворотил в черную парящую воду подземного канала еще не переваренный завтрак.
Теперь я уже никогда не спрошу, почему их ночные горшки похожи на сияющие кастрюли. Вдруг вспомнилось:
«— Завтрак Командору!..»
Он был сыт — это удалось впервые за несколько дней. Приятная тяжесть в животе сменила все остальные чувства, и сейчас Король томно валялся на импровизированной лежанке из вонючих тряпок, которую сам обустроил, едва только впервые попал в этот затхлый сырой подвал. Выбирать не приходилось — даже такое жилище сгодится, когда ты вынужден позорно бежать после неудачной стычки с одноплеменниками. Подлая жизнь — подлое беззаконие.
Благодарно принимая подарок судьбы, Король старался не думать о том, что едва ли такое повторится в ближайшее время — это была удача. Простая удача, которую не нужно ловить — она сама приходит в лапы, грозя отмстить затяжной черной полосой.
Он вяло отреагировал на пробуждение Подруги. Поняла сразу — ей он ничего не оставил. Своим отупевшим за голодные дни сознанием он сейчас вдруг понял, что это было единственное существо, ставшее на его сторону и не изменившее ему. Сразу исчезла сладость в брюхе, вместо этого забродило гадливое ощущение вины, ударило в голову. Он отвернулся, сполз с лежанки, позволив своей избраннице занять свое место. Придется снова идти туда. Интересно — осталось ли что-нибудь?
…
Мутные осколки разбитых стекол не могли сдержать ветер — в подвал то и дело залпом врывался снег. От порции свежести вонь застарелого гноя только становилась острее (чьи-то останки не успели дожрать крысы). Из угла в угол по ненавистному пространству метались давно прочитанные газеты, а забытые журналы наполняли узкие проходы шумным недовольным шелестом замызганных страниц.
И вот, когда ветер взял многозначительную паузу, и газеты послушно легли пятнами рядом с побелевшими углами костей (когда привыкаешь уже не интересно, а в первые дни он постоянно спрашивал себя: каким же он был, здешний обитатель?), Король осторожно подобрался к окну.
Он глубоко втянул зябкое колыхание воздуха, стараясь привыкнуть к этому дурману чистоты. Опершись на бугорок тряпья, припорошенного снегом, Король настороженно вперил отвыкшие от света глаза в темные пятна улицы. Главное — не шевелиться. Они не могут видеть так далеко, как он. Только слышать. А в этом он, увы, не мог с ними соперничать.
Из массы звуков, донесшихся до него с улицы, он смог ясно выделить только монотонное капанье (еще немного и снег перестанет таять), да воркование гулей. Как ни старался он сквозь их гомон расшифровать далекие неясные шорохи, ничего из этой затеи не выходило. Придется действовать наудачу.
Король вцепился в обломок рамы, подпрыгнул вверх и, вскочив на подоконник, начал карабкаться навстречу снежным хлопьям.
Робко ступив на девственный белый покров, огляделся вокруг. Гули — это, конечно, отличная жрачка, но даются с трудом. Эти подлые твари давно забыли о том, что раньше они никого не боялись.
Своей цели Король добивался четверо суток. В голове его созревали чертежи нескольких ловушек, но реализовать удалось только две задумки. И лишь одна оказалась успешной — до сих пор на земле красовались следы, оставленные расплющенными тушками, покрытые сверху порозовевшим снегом. И сейчас еще ненасытные крылатые твари поедали останки своих неудачливых сородичей. Это их погубит и сейчас.
Король приналег на шест. Еще немного… Нужно заставить себя…
И снова, как в первый раз, металлический лист с громоподобным ударом разбил живые комки, превратив их в месиво снега, крови, помета и перьев. Король рывками вернул шест в исходное положение и кинулся к своей добыче. И тут случилось то, чего он больше всего боялся.
Он вовремя обернулся — серые расплывчатые пятна (так и не успел привыкнуть к яркому снегу) заскользили к нему из соседнего подвального люка. Король хватанул первые попавшие в руку тушки, прижал их к груди и побежал обратно. Он слышал за спиной отчаянный визг и шум драки, одна тварь успела укусить его за ногу.
В подвал он свалился. Тут же вскочил на ноги. Короткий взгляд в окно — дальше его никто не собирался преследовать. Та тварь, что пустила в ход зубы, тоже кинулась к останкам гулей, в азарте прирезав кого-то из своих. Несчастного размололи в один прием. Король с ужасом наблюдал за их действиями, моля только об одном — чтобы они, наконец, насытились. Убедившись в том, что после падения не растерял свою добычу, бросился в коридор. Он давно уже позабыл, что такое темнота. Каждая трещинка в стенах, каждая ямка на полу — все это не может ускользнуть от его глаз. А к свету — к нему тоже можно привыкнуть.
Он снова был на месте. Подруга спала.
Тонкой досточкой подпереть рассохшуюся дверь — хотя бы так.
Он постоянно задумывался — почему крысоподобные не преследуют его? Всегда оставляют шанс на спасение. Почти каждый его поход наружу так и заканчивался. Короткая вылазка, как правило, безуспешная охота, неожиданная стычка с противником, позорное бегство. И ни разу твари не проникали за ним в подвал, хотя сами жили в точно такой же дыре. Не менее вонючей, наверное. Возможно, они плохо видят в темноте и боятся следовать в неизвестное место. А может, хотят, чтобы он продолжал применять свою убийственную хитрость, а за то, что позволили жить в этих развалинах, берут свою часть добычи?
Не в силах разгадать эту тайну, Король прижал к себе благодарную Подругу. Спит, бедолага. В голове вдруг снова мелькнула подлая мысль — когда они все-таки проникнут сюда, станет ли он спасать ее или воспользуется заминкой, чтобы спасти свою шкуру?..
…
Каждый день перед сном он вспоминал подробности своего исхода. Они давно уже не могли жить одним обществом. Постоянные стычки и драки, переходящие в жестокую расправу. Даже те, кто еще не умел говорить или делал это с великим трудом, проявляли ничем не прикрытую злобность. Они умели то, чего Король никогда не понимал — убивать без жалости. Они даже не пользовались оружием. Им, переродившимся, оно было ни к чему. Мощные мускулы, длинные ногти и острые зубы. Будь здесь кто-нибудь из его молодых родичей, им не пришлось бы придумывать ловушку — любой смог бы схватить гулю быстрее, чем тот попытался бы подняться в воздух. Да и крысоподобные твари разбежались бы в страхе. Молодые всегда возвращались с добычей, в отличие от Старых. Тех кто жил еще ДО… Король тоже был из них, а недавно он понял, что еще немного и настанет его черед отправиться к праотцам. Однажды клыки младшего уже сомкнулись на шее его брата.
Король устало вздохнул. Он погладил Подругу по свалявшимся волосам и стал засыпать.
Этот сон приходит к нему часто. Он еще совсем маленький, кругом много вещей и людей — таких же, как он, малышей. Высокая женщина. Говорит красиво и непонятно. В руках кусочек бумаги, на котором нарисован собирающий крошки гуля, и пятном проступает на листочке толстый крючок. Такие же закорючки он видел на разбросанных по подвалу бумажках, которые, он помнил, назывались газетами и книжками. С тех пор и не может избавиться от этого сна. Как они называются эти закорючки? Он долго не мог вспомнить, а потом четко услышал голос:
«— Скажи нам, Королев, какая это буква?..»
«— Буква гуля.» — и громкий смех ребят в ответ.
Он крепко засыпает, не чувствуя уже, как по его щеке сбегает горячая слеза…
Когтю всегда нравился их запах. Они ручные, слишком нежные для того, чтобы вести самостоятельную жизнь. Дабы никто не смог покуситься на его подопечных, он изредка прятал их у себя во рту. Хотя, конечно, не совсем приятно, когда какая-нибудь так и норовит залезть поближе к горлу. Одну как-то раз сожрал случайно. Потом два дня горевал.
Обратив внимание, что в камере никого не осталось, Коготь выплюнул их в целлофановый пакетик и сунул в карман. Мало ли что может случиться во время прогулки. Вторую потерю он не переживет.
Охранник гневно прокричал. Сука.
Коготь, торопясь, кинулся к коридору.
Эти прогулки вымогают. Мороз, не мороз — никого не интересует. За это время тюремная бригада прошвырнется по камере: соберут, гады, все излишки, выпотрошат матрацы в поисках недозволенного. Им бы вшей собирать.
Зябко.
Первыми стынут пальцы. В тоненькой рубашечке не нагуляешься. С другой стороны — благодатное время для обдумывания плана.
Бежать. Только бежать.
Коготь давно наметил себе союзника. Правда, тот еще об этом не догадывается. Урод — от него не скроешь. Каждый урод свой аромат имеет. Большинство об этом и не догадываются. А уж этот так пахнет… Мастер маскировки — да только у Когтя свои методы. Он уже давно раскусил, чем здесь пахнет.
