Я же, не в силах побороть свои безответные чувства, досадовала и злилась. Той досады, что я испытывала по поводу своих душевных метаний, мне было предостаточно, ан нет, мне приходилось чувствовать угрызения совести еще и из-за чувств демона...
Единственной отдушиной мне служила работа – если можно назвать отдушиной нечто, отвлекающее тебя от уныния при помощи изрядных зуботычин. Из-за хаотического портала всяческая нечисть кишела в окрестностях города, как никогда ранее, и местным жителям волей-неволей пришлось побороть недоверие к своей новой поместной чародейке. Вряд ли я смогла бы извлечь из этого пользу – опыта у меня было крайне мало (с некоторых пор я избегала выражения "кот наплакал", равно как и других высказываний, где упоминались коты), и поначалу дела мои шли из рук вон плохо. Демон не желал участвовать в истреблении нечисти, совершенно бесчестно используя приевшийся упрек в любви к мерзавцам человеческого племени, и, соответственно, в нелюбви к несчастным нелюдям, так что я остро нуждалась хоть в какой-то помощи.
Она пришла совершенно неожиданно, в начале позапрошлой зимы, когда мне начинало казаться, что стоит смирить гордыню и отправить в Лигу прошение определить меня в Армарику. Ибо даже пытошных дел мастера не нанесли бы мне столько увечий, сколько я получила с того момента, как первый клиент решился обратиться ко мне за помощью.
В тот сырой, промозглый вечер я сидела у камина и баюкала прокушенную руку. Всю ночь накануне я охотилась на какую-то мелкую тварь, повадившуюся душить кур на окраинах городка. Итогом стал стертый с лица земли курятник, за которые мне предстояло еще расплатиться с недовольными хозяевами, и краткая запись в моем дневнике: "Никогда не использовать заклинание Воздушной Ловушки рядом с хаотическим порталом". Это была уже бог знает какая запись такого рода – хаотический портал искажал любое заклинание самым непредсказуемым образом. Та же Воздушная Ловушка была безобиднейшим заклятием, уплотнявшим воздух таким образом, что объект охоты оказывался запертым в эдаком невидимом пузыре. Но проклятый портал многократно усилил эффект, пузырь оказался размером с курятник и, к тому же, спустя минуту эффектно лопнул, разметав куриные перья на несколько десятков метров.
Во всем этом была только одна положительная сторона – куры остались живы, хоть большей частью и облысели. Но и нечисть, которую я пыталась изничтожить, также существенно не пострадала. Ее отшвырнуло в сторону, немного оглушив, и я, с торжествующим воплем, прыгнула на нее, накрыв первой попавшейся корзиной, за что и поплатилась. Острота мелких зубов и мощность челюстей твари многократно превосходили мои предположения: уже спустя пару мгновений она прогрызла корзину и цапнула меня за руку, после чего прожила очень недолго – я, разочаровавшись в магии, обратилась к более надежным и простым средствам, благо у ближайшего сарая в ряд стояли новые вилы.
Спустя пару часов моя рука распухла, побагровела и отказалась повиноваться. Вид у нее был настолько омерзителен, что Виро забыл на время про свои обиды и помог обложить ее капустными листьями поверх слоя зловонной мази.
– Господин Виро, – замогильным голосом промолвила я. – Возьмите, пожалуйста, в библиотеке Кодекс Поместного мага и в разделе о пенсии поищите пункт, где говорилось бы, что однорукий поместный маг, пострадавший от нечисти, имеет право на дармовое место в какой-нибудь богадельне. Если однорукости недостаточно, то мы подождем, пока я лишусь ноги – думаю, это случится где-то послезавтра, когда я пойду охотиться на ту пакость, что давит почтовых голубей...
Тут в двери постучали, и я издала горестный возглас, потому что такое начало не предвещало спокойного вечера.
Виро немедленно скрылся с глаз долой – перед визитерами он показывался только в плаще, полностью скрывавшем его физиономию; я говорила любопытствующим, что это мой кузен, пострадавший от увлеченности алхимией. Верили ли мне или нет, сказать сложно, но пока что вопросов к таинственному кузену у местных властей не появлялось.
Я поковыляла к двери – давали о себе знать поврежденная на прошлой неделе спина и изрядно ушибленный копчик.
За дверью обнаружился некто в дорожном плаще, замызганном и неаккуратно заштопанном. Капюшон был опущен так низко, что становилось ясно – это тоже своего рода кузен, пострадавший от алхимии, сиречь человек, не желающий, чтобы его лицо видели. Даже те, кто приходил за двусмысленными зельями, кутались не так тщательно.
– Чем могу помочь? – с подозрением спросила я, вполне выразительно подразумевая: "Ничем помочь не могу".
– Было бы в высшей степени любезно с вашей стороны возместить мне все убытки, – заявил неизвестный, нахально потеснив меня в сторону и распространяя вокруг себя хмельной дух. – И для начала предоставить плотный ужин. Сардельки с тушеной капустой меня бы устроили. И, разумеется, бутылка вина – это принципиальный пункт моих требований!
С одной стороны, заявить подобное могло множество людей – кому же промозглым зимним вечером придется не по нраву сытный ужин и вино? С другой – немногие знакомые мне люди отличались такой бесцеремонностью и прямолинейностью, и я ощутила неясные подозрения, которым суждено было подтвердиться спустя минуту-другую.
Незваный гость, даже не подумав вытереть грязную обувь о коврик, уже устроился в кресле и снял капюшон, отшвырнув свою дорожную сумку в сторону, едва не зашибив при этом пару-тройку котов.
– Магистр Виктредис! – воскликнула я, с удивлением рассматривая своего бывшего хозяина.
Виктредис сильно изменился за прошедшее время. Его лысина стала куда как значительнее, а лицо приобрело несвойственное ему ранее выражение лихости и нахальства. Я вынуждена была признать, что беспутная жизнь пошла беглому поместному чародею на пользу. Если ранее он был уныл, как переваренная овсянка, то теперь во всей его тощей фигуре чувствовалась уверенность в себе и вкус к жизни – пусть даже и испорченный донельзя. Унылый мизантроп превратился в мизантропа-авантюриста, к тому же, определенно пьющего в ущерб здоровью и спокойной жизни.
Я приготовилась дать отпор, так как мой опыт подсказывал – беглый поместный чародей пришел сюда пытать счастья, не найдя другого места для зимовья. Холодная пора в Эпфельредде отличалась суровостью, и всякий бедовый человек старался в преддверии морозов забиться в теплый угол, усмирив до поры до времени страсть к приключениям и разгульной жизни.
– Да, это я, – объявил Виктредис, ничуть не смутившись при виде моего откровенно недоброжелательного выражения лица. – И я желаю знать, каким образом вы намереваетесь оправдаться предо мной за весь тот ущерб, который причинили! Мой дом, мое доброе имя, моя должность, наконец! Все это кануло в безвестье благодаря вам, двуличная притворщица!
За этим последовал быстрый испытующий взгляд, смысл которого я легко разгадала. Беглый чародей не был уверен в том, представляю ли я теперь собой равного ему противника, так как привык к беспрекословному подчинению с моей стороны. Однако он, будучи не таким уж простаком, подозревал, что с тех пор, когда я ходила в служанках, все несколько переменилось. Следовало поставить все на свои места
– Вы сбежали, – сказал я, глядя ему прямо в глаза.
– Вы обманули жителей города.
– Вас бросили в тюрьму за шулерство.
– Ваш отец и сейчас в Армарике.
Я мысленно хмыкнула. Следовало признать – маг-ренегат был неплохо осведомлен, так что следовало вести себя понаглее.
– Зато у меня есть орден.
– Потому что за вас вступился прощелыга Каспар.
– Он и сейчас вступится, будьте уверены.
Тут Виктредис резко повернулся и ткнул пальцем в сторону замершего в углу Виро, уже спрятавшегося под своим балахоном, но явно не знающего, что ему предпринять далее.
– У вас в доме прячется демон!
– А вас разыскивают за очередное преступление и обещают награду за вашу голову! – сказала я, сузив глаза. Это был блеф, но, похоже, я попала в яблочко. Да и то сказать – яблочко это было величиной с арбуз, не меньше.
