— Вижу, кое-какой опыт уже имеешь.
— Вроде да, — скромно сказал я.
— Ну, тогда занимайся. Будут вопросы, подходи.
Вопросы у меня были, но не задавать же их тренеру? Походив по залу, выбрал наименее страшно выглядящий тренажер, оседлал его и, мерно двигая рукоятки, начал осматриваться. Гиганты на помосте для разговора о «витаминках» подходили, наверное, лучше всего, но связываться с ними казалось мне безумием. Если такой парень осерчает на провокационный вопрос, зашибёт одним махом. Девушки в количестве трёх штук — одна жердь модельной внешности, одна явная спортсменка и одна пышка в возрасте щучки Дарьи, тоже вряд ли могли мне помочь. Как и десяток моих ровесников и ничем не примечательного телосложения. Имелось так же несколько мужчин средних лет, пришедших бороться с животом, несколько пацанов и несколько откровенных качков. Не таких крупных, как Голиафы на помосте, но всё равно мускулистых. Оставалось выбрать, с кем из них по-пытать удачу.
Вот тут-то меня и подстерегала сложность. Лица у атлетов были, мягко говоря, не самые дружелюбные. Суровые такие морды, которые во время выполнения упражнений искажались совсем уж жутко, начиная смахивать на демонические маски.
Решила за меня судьба. К одному muscular man-у, обладателю толстых волосатых рук, подошёл подросток и стал о чём-то спрашивать. Muscular man со спокойной улыбкой отвечал, тыкая пальцем в собственные плечи. Паренёк ускакал, обрадованный, а я тут же перебрался ближе к доброму качку.
Был он сравнительно невысок, и весь какой-то кубический. На просторной толстовке — изображение Жерарова идеала: состоящий из одних мышц бульдог с гантелью. Я счёл это ещё одним добрым знаком. При более внимательном рассмотрении лицо качка — остроносое, с хитрыми глазами, показалось мне отдалённо знакомым, но где и когда я мог его видеть, не вспоминалось.
Да и чёрт с ним, подумал я. Единственным, что меня удерживало от немедленного разговора с обладателем волосатых рук, являлся его напарник. Значительно более высокий и пропорционально сложенный. С квадратными плечами античного дискобола и строгим лицом древнерусского ратника. Взгляд его был крайне, крайне угрюм. Я дождался, пока он схватится за штангу, и лишь тогда подошёл к остроносому.
— Извините, можно задать вопрос?
— Валяй, — великодушно разрешил тот.
— Давайте отойдём.
— Бить будете, папаша? — Он усмехнулся и двинулся за мной.
— Слушайте, у вас такие бицепсы, — сказал я, когда расстояние до ближайшего спорт-смена стало достаточным для сохранения тайны переговоров. — Просто охренеть! Наверное, имеются какие-то секреты?
— Ну так!.. Сейчас открою. Впахивай с железом как папа Карло, правильно питайся, много спи. Вырастишь такие же, а то и больше. Генетика у тебя, на мой взгляд, просто от-личная.
— Да я не об этом.
— Тогда о чём? — озадачился он.
— О «витаминах», — храбро выпалил я. — Надоело на месте топтаться. Результаты не растут, мышцы не растут. Хочу захимичиться. Поможете?
— Фигасе заявочки! Не. Ты, паренёк, ошибся адресом. Я убеждённый натурал. Вот Андрюха, тот да, бывалый химик. С ним и разговаривай. Андрей! — окликнул он товарища, рассматривающего в зеркале раздувшиеся после упражнения трицепсы. — Иди-ка сюда. Тут для тебя клиент.
— Чего надо? — подойдя, спросил плечистый.
— Десять ампул деки, — отвечал я, как учил Жерар, — и десять энантата. Желательно иранского. Ещё пачку оксиметолона. Цена не волнует.
— Деки тебе, — ласково сказал Андрей. — Энантата иранского. И цена, значит, не волнует…
А потом долбанул двумя руками мне в грудь…
Из зала меня вывел тренер. Проводил до раздевалки (она уже опустела), усадил на скамейку и сказал:
— Чтоб я тебя больше здесь не видел. Никогда. А надумаешь жаловаться, что избили, лично подтвержу в госнаркоконтроле, что ты предлагал ребятам стероиды. Всё понял?
Я кивнул.
— Ты головой не тряси, а скажи словами.
— Мне всё понятно.
— Вот и хорошо, — заключил тренер и ушёл.
Я потёр грудь. Нельзя сказать, что удар был нокаутирующим, но мозги он мне про-чистил славно. Понимание того, что я редкостный идиот, пришло моментально.
Проклиная Жерара, я начал переодеваться. Под душ идти смысла не было. Да и не хотелось мне здесь задерживаться. Когда я уже зашнуровывал кроссовки, в раздевалку проскользнул молодой человек с бледным лицом, похожим на разварившийся пельмень. Кажется, я видел его в зале, поэтому напрягся. Если ещё и этот захочет со мной побоксировать, буду защищаться. По справедливости говоря, я бы и плечистому Андрею врезал. И его подлому остроносому дружку. Если бы не чувствовал их правоты. За распространение этой дряни можно легко огрести срок. К тому же они и впрямь могли быть «натуралами».
Однако пельменнолицый не стал махать конечностями. Он присел передо мной на корточки и негромко сказал:
— Твоя проблема решаема. Причём за разумные деньги. Сколько и чего нужно?
Я сказал, сколько и чего. Он, подумав, сообщил, что нужных мне инъекционных препаратов прямо сейчас нет, а есть какой-то другой, являющийся смесью их аналогов.
— Очень хороший, чистый и мягкий. Аптечная ветеринария, но прёт — только в путь! Возьмёшь?
Я согласился. Пусть будет другой, не себе же колоть. Затем мы обсудили оплату и доставку, гарантии обеих сторон и прочее. А уже к вечеру Жерар стал обладателем пакета с вожделенными пузырьками и таблетками, упаковки одноразовых шприцев и разборной гантели весом двадцать четыре килограмма. Всё это богатство позволило ему навсегда за-быть о последнем гонораре из «Серендиба».
Разумеется, я не стал уточнять, что синяк на моей груди обошёлся начинающему ат-лету куда дороже, чем всё остальное. Как говорится, дружба дружбой, а свои фингалы ближе к телу.
* * *
Первая инъекция адской смеси состоялась после ужина. Выступить в роли доброго Доктора Моро пришлось мне. На кухонном столе, играющем роль операционного, я рас-стелил чистое полотенце, поверх которого — на животик, лапки врозь — уложил подопытную собачку. Рядом, на чистой салфетке стоял пузырёк с препаратом, пузырёк со спиртом, лежали ватные тампоны и шприц. Наличие белой шапочки, халата и одноразовых перча-ток я счёл излишним. Роль хирургического клеенчатого передника исполнял кухонный фартук.
— Лупи сразу миллилитр! — отважно заявил Жерар.
— Ты же лопнешь, деточка, — засомневался я. — Порция-то рассчитана на половозрелого быка или жеребца.
— Поэтому и говорю — миллилитр! Это как раз половина. И давай живее.
— Куда спешить? Как сказал поэт, в гости к богу не бывает опозданий.
— Слушай, чувак, оставь, на фиг, свои шуточки. Мне и без них боязно!
— Так может, ещё передумаешь?
— Нет. Коли, мучитель. Сюда. — Он показал лапой на свой худенький филей. — На всю глубину иглы!
Я подрагивающими пальцами набрал в шприц маслянистую жидкость. Жерар прикусил карандаш и зажмурился. Игла вошла в тело терьера с удивительной лёгкостью. Когда я двинул плунжер шприца, карандаш под зубами начинающего «химика» начал хрустеть и крошиться, но сам он не издал ни звука. Наконец шприц опустел. На месте укола вздулся заметный бугорок.
— Грелку! — сипло скомандовал Жерар.
Я протёр место укола спиртом, приложил салфетку, а поверх — тёплую грелку. Смахнул разгрызенный карандаш в мусорное ведро и уселся пить чай.
— Голова кружится? — спросил я обеспокоенно через несколько минут. Вид кобеля мне совсем не нравился. — Тошнит?
— Всё нормально, Паша. Кстати, больно почти не было.
— Ага, я заметил. Когда ты карандаш начал грызть. Ну, а как вообще самочувствие? Бешеный прилив сил уже ощущается? Бицуха каменеет?
— Ощущается бешеное сердцебиение, — сказал слабым голосом Жерар, — а каменеет, стыдно признаться, кое-что другое.
Бес со стоном перевалился на бок, и сделалось видно, что у него закаменело. Я уважительно присвистнул и прокомментировал:
— Картина маслом: «Баллистическая ракета на старте» или «Гуд бай, Америка». Слышь, здоровяк, ты поведение-то контролируешь? Не собираешься накинуться на меня? Учти, я буду защищаться!
— Какое накинуться… Копыта бы не откинуть… Перенеси меня в постельку, а?
Я аккуратно подхватил его на руки, отнёс в спальню и уложил на собственную кровать. Он был чертовски горячим, а сердце колотилось с такой скоростью, что казалось: вот-вот оборвётся. Мне стало по-настоящему страшно. Что, если и впрямь умрёт? Я бросился к телефону.
Трубку подняла Леля. Ещё совсем недавно мне казалось, что эта девушка создана для меня. Я испытывал к ней очень нежную и романтичную любовь, в которой почти не было плотского. И чем дальше, тем становилось всё меньше и меньше. В конце концов, я вдруг осознал, что кроме братской нежности в моём чувстве ничегошеньки не осталось. По времени это грустное открытие совпало с важнейшим событием в жизни самой Лели. К ней вернулась блудная сестра. Впрочем, выяснилось, что наблудить по-настоящему Лада не успела. Засим была прощена, и сестрички с прилежанием взялись за привычное дело — служить отроковицами богини плодородия Макоши.
