Сейчас, в страдную сентябрьскую пору, дел у них навалом, и мне здорово повезло, что девчонки оказались дома. Выезжая на обряды, мобильников они с собой не берут.
— Леля! — воскликнул я. — Срочно зови Ладку. Нужна медицинская помощь. Жерару худо!
Лада не стала даже здороваться:
— Что с ним?
— Температура, усиленное сердцебиение. Ну, и по кобелиной части возбуждён…
— Причину знаешь?
— Да. Инъекция «Цитазона».
— Что это за дрянь?
— Ветеринарная смесь эфиров нандролона и тестостерона в дозировке для крупного рогатого скота. Вкололи миллилитр. Двести пятьдесят миллиграммов действующего вещества.
— Миллилитр! Такому крохе! У вас что, крышу сорвало?.. — Она добавила несколько слов, абсолютно нехарактерных для речи весталки, и заключила: — Жди, сейчас приеду.
Минут десять я метался от спальни к раскрытому кухонному окну. Наконец послышалось тихое тарахтение, и во двор вкатила Лада на скутере. Ещё через минуту я получил поцелуй в щёку, подзатыльник, был назван вивисектором и безжалостно выдворен из спальни.
— Пойду, постерегу твоё транспортное средство, — сообщил я запертой двери. — А может, покатаюсь.
— Топай, коновал, — донеслось в ответ.
Я взял с тумбочки в прихожей ключи и мотоциклетную каску, сбежал вниз, оседлал скутер и выехал из двора. По вечернему времени движение на улицах снизилось, и до дома Зарины я докатил с ветерком. Сулейман устроил своей «внученьке» квартиру в элит-ном жилищном комплексе, поэтому беспокоиться о сохранности оставленного во дворе скутера не стоило. Я открыл подъезд давным-давно полученным от Зарины ключом, взбежал мимо сонного консьержа на второй этаж и позвонил.
Она открыла дверь, не спросив, кто. На ней были только ажурные панталончики и кружевная майка с тонкими бретельками. Свежевымытые волосы убраны под высокий тюрбан из махрового полотенца.
— О! — удивлённо сказала она. — Ты чего здесь?
— Пришёл пожелать спокойной ночи одной прелестнице.
— А как же твоя рыжая сучка?
— Идёт она лесом, — сказал я и откровенно посмотрел Зарине в глаза. — Идут вообще все…
Зарина захохотала, а потом подарила мне такой поцелуй, по сравнению с которым миллилитр «Цитазона» показался бы детской аскорбинкой.
* * *
Одно из главных правил частного детектива гласит: если женщина флиртует с вами, имея цель использовать, поддайтесь… Для того чтобы использовать её первым.
Спустя два часа мы вели уже вполне деловой разговор. Хотя обстановка, выражаясь целомудренно, оставалась непринуждённой.
— Выкладывай, что тебе известно по теме «чертежи игрушек Скотинина», — сказал я и провёл пальцем вдоль тоненькой спинки. От самого верха до самого низа. Зарина хихикнула и поёжилась. — Говори, или защекочу до смерти.
— Да я не знаю почти ничего. Имя клиента не знаю. Куда он удрал от нашего стари-кана, не знаю. Для чего нужны эти картинки, тоже не догадываюсь.
— Что можешь сказать об убитом архивариусе?
— Мало… Звали его Новицкий, имя-отчество не помню. Работал в городском архиве. Был гомосексуалистом, последнего бойфренда зовут Витя Найт. Довольно известный в узких кругах крендель. Не то сценарист, не то писатель. Ну и, как положено людям творческих профессий, балуется кокаином. Из-за него Новицкий и влип. Витя попался с пятью граммами кокса, его надо было срочно отмазывать от тюрьмы. А тут как раз подвернулся заказчик на эти документы. Предложил хорошие деньги.
— Такие удачи спонтанно не случаются. Похоже, подставили влюблённого голубка? — предположил я.
— Скорей всего. Хотя не обязательно. Найт и раньше залетал с наркотой, так что на-верняка состоял на учёте в ГНК. Так вот, Новицкий позаимствовал чертежи и отнёс в ГЛОК, чтобы там сняли электронные копии. А в это время появился ещё один любитель игрушечных тараканов. Только контактировал этот господин уже не с Новицким, а с нами. И хотел получить бумажные, а не электронные копии. Кстати, про похождения архивариуса нам стало известно от него.
— Кто он?
— Тайна, покрытая мраком. Сулейман общался с ним лично, я его даже в глаза не видела. И никто не видел, старикан каждый раз куда-то уезжал для переговоров. Дальше ты знаешь. Некто Павел Дезире, специалист по соблазнению несовершеннолетних девочек…
Я шлёпнул её по попе. Она показала мне язык и продолжила:
— …А так же по хождению сквозь стены, проник в ГЛОК и запомнил чертежи, чтоб потом нарисовать по памяти. В тот же час в ГЛОКе появилась банда неизвестных иностранцев. Предположительно, пришли за тем же самым. Но чертежей не нашли и устроили погром. Однако Павел Дезире оказался молодцом не только в постели у несовер… ай! Ай! Хватит, я всё поняла! Корче, мой герой их шугнул, они свалили. После бегства иностранцев охранник первым делом вызвал директора ГЛОКа, а уж после его прибытия — милицию. Директор забрал чертежи, забрал электронные копии, всё передал Новицкому. А поутру сделал вид, что впервые видит бардак, учинённый ночью в его конторе. Новицкий поспешил той же ночью вернуть документы в архив, где встретил внезапную мучительную смерть. Сначала его резали чем-то вроде бритвы, потом удавили. Оригиналы чертежей либо он сам, либо его убийцы уничтожили. Про электронные копии ничего не известно. Клиент Новицкого неизвестен. Ни хрена, блин, неизвестно!
— Да ладно! Так уж и ни хрена? Адрес директора ГЛОКа знаешь?
— Угу.
— Адрес Вити Найта знаешь?
— Угу-угу.
— Адрес архива знаешь?
— Угу-угу-угу.
— В таком случае мне придётся тебя оставить, киска. Надо с этими ребятами пообщаться. Пока и они не сбежали. Или их не шлёпнули.
— Не очень-то спеши, Пашенька. Сначала уломай меня назвать эти адреса. Учти, ты имеешь дело с очень капризной девушкой!
— Уломать — это запросто, — сказал я, скорчив людоедскую гримасу. — А ну-ка…
* * *
Начать решил с архива. Пройти в него через главный вход было проблематично. Тем более — ночью. Но для того ведь и существуют комбинаторы, чтобы доказать человечеству необязательность дверей!
Здание губернского УВД принадлежало сталинской эпохе грандиозных свершений. Строители на качественных материалах тогда не экономили, поэтому первый этаж возвели из гранитных блоков. Каждый «кирпич» был размером с холодильник. Меня это чуточку пугало — с гранитом такой толщины я дела ещё не имел, — но и заводило. Адреналин бурлил в крови. Я объехал грандиозное П-образное строение вокруг и отметил, что тылы даже у столь серьёзной организации освещаются неважно и пребывают в достаточно не-приглядном состоянии. Задний двор, заключённый между «ножками» «буквы П», был огорожен литым чугунным забором. За ним громоздились штабеля испачканных в извёстке досок, груды битого кирпича и ободранной штукатурки. Видимо, в помещениях УВД шёл ремонт. Весь этот мусор стерёг лохматый барбос пугающих габаритов. Когда я остановил скутер возле забора, он вперил в меня леденящий взгляд.
— Надо понимать, поздних гостей ты не жалуешь? — спросил я у цербера.
Тот выразительно промолчал.
— Ну и скучай один, злюка, — сказал я и поехал дальше.
Архив находился в левом крыле, пробраться в него можно было не только со двора, но и снаружи. На моё счастье, слева располагался сквер, отделяющий здание УВД от соседнего дома — тоже принадлежащего каким-то государственным структурам. Сквер был «геройским»: там стояли бюсты горожан — Героев Советского Союза и России, горел Вечный огонь. А ещё и имелись клумбы, засаженные высоченными георгинами, и во множестве росли пушистые голубые ели.
В дальнем от меня конце сквера было людно, там шумела какая-то нарядная компания. Кажется, приехала запоздалая свадьба — не то возложить цветы к бюстам великих земляков, не то просто попить рядом с ними вина.
Я заглушил скутер и шустро закатил его в сквер. Прислонил к ёлке. Замер сам. Убедившись, что остался незамеченным, разделся догола, встал вплотную к стене и возложил на неё руки. А через секунду подал их вперёд.
Структура гранита вокруг моих ладоней изменилась. Стена потемнела, сделалась пористой как губка. Что происходило в это время с руками, трудно было даже представить. Может быть, моя плоть превращалась в гранит и строительный раствор, может, наоборот. Пытливые умы разных эпох занимались изучением экзовещества, сквозь которое диффундирует комбинатор. Сколько при этом пострадало и даже погибло нашего брата, лучше не вспоминать. Но ни один из исследователей, от алхимиков ренессанса до биохимиков сталинских «шарашек», ничего не добился. Зато все они кончили крайне, крайне скверно. В течение нескольких часов или дней (в зависимости от степени защиты) экспериментаторы умирали в страшных мучениях, оставляя после себя не трупы даже, а головешки. Тела контактёров с экзовеществом высыхали, обугливались, «ржавели» — словно железо, пожираемое окислением в потоке чистого кислорода. Сейчас такими исследованиями продолжают заниматься лишь в Израиле да Китае. Не завидую я тамошним соплеменникам. А ещё меньше — естествоиспытателям.
