Команда начала подготовку к заходу в порт, Брута снова был предоставлен самому себе и мог внимательно понаблюдать за сержантом. Большинство легионеров не отличалось аккуратностью и грубо относилось к младшему духовенству. Симони был другим. Кроме всего остального он просто сиял. Его нагрудник слепил глаза. А кожа была такой, словно ее чистили щеткой с мылом.
Сержант стоял на носу, пристально наблюдая за приближающимся городом. Необычно было видеть его без Ворбиса. Где бы ни находился Ворбис, сержант всегда стоял рядом, рука на мече, внимательно осматривая все вокруг… в поисках чего?
И всегда молчал, если к нему никто не обращался. Брута попытался проявить дружелюбие.
— Выглядит очень… белым, правда? — спросил он. — Город. Очень белый. Да, сержант Симони?
Сержант медленно повернулся и посмотрел на Бруту.
Взгляд Ворбиса наводил ужас. Ворбис смотрел прямо в голову, искал скрытые там грехи, а вы сами интересовали его только в качестве их носителя. Но взгляд Симони был пронизан чистой, простой ненавистью.
Брута сделал шаг назад.
— О… Прошу прощения, — пробормотал он и уныло отошел к корме, чтобы не попадаться легионеру на глаза.
А вскоре легионеров станет еще больше…
Эфебы уже ждали их. Солдаты выстроились на набережной и держали оружие так, словно ждали от вновь прибывших чего угодно, только не мирных переговоров. Солдат было много.
Брута тащился следом за остальными, а в голове его зудел черепаший голос:
— Итак, эфебы хотят мира, верно? — спрашивал Ом. — А вот мне так не кажется. Не похоже, что мы будем диктовать свои условия побежденной, сломленной армии. Скорее, это мы получили взбучку и не желаем ее повторения. И, по-моему, это мы просим мира. По крайней мере, у меня создается такое впечатление.
— В Цитадели все говорят, что мы одержали славную победу, — возразил Брута.
Он только что открыл в себе способность разговаривать, почти не шевеля губами. Ом, казалось, понимал его слова, как только они достигали голосовых связок.
Впереди за дьяконом тенью следовал сержант Симони, подозрительно рассматривавший каждого эфебского стражника.
— Самое смешное, — продолжал Ом, — кто-кто никогда не кричит о славных победах, так это победители. Потому что именно они видят, на что похоже поле битвы после ее окончания. Славными победами хвастаются только побежденные.
Брута не знал, что и сказать.
— Что-то не похоже на речь бога, — вымолвил он наконец.
— Это черепашьи мозги все портят.
— Что?
— Ты что, ничего не понимаешь? Тела предназначены не только для того, чтобы содержать твой мозг. Форма влияет на мышление. Во всем виновата эта вездесущая морфология.
— Что?
Ом вздохнул:
— Если я не сосредоточиваюсь, то начинаю думать как типичная черепаха.
— То есть медленно?
— Нет! Все черепахи крайне циничны. Всегда ожидают самого худшего.
— Почему?
— Ну, не знаю. Наверное, горький опыт подсказывает.
Брута разглядывал Эфеб. По обе стороны дипломатической колонны маршировали стражи в шлемах с перьями, похожими на хвосты испуганных лошадей. С обочины на гостей смотрели несколько граждан Эфеба. Выглядели они удивительно похожими на сограждан Бруты, а не каких-то там двуногих монстров.
— Они — люди, — удивился он.
— Пятерка тебе за сравнительную антропологию.
— А брат Нюмрод говорил, что эфебы едят человеческое мясо, — вспомнил Брута. — А он никогда не лжет.
Маленький мальчик задумчиво разглядывал Бруту и самозабвенно ковырялся в носу. Если это и был демон в человеческом обличье, то актером он был превосходным.
Вдоль дороги через равные промежутки стояли постаменты со статуями. Брута раньше никогда не видел статуй, за исключением, конечно, статуй семиархов, но эти были совсем другими.
— Кто это? — спросил Брута.
— Ну, пузатый в тоге — это Тувельпит, Бог Вина. В Цорте его называют Смимто. Та девка с прической — Богиня Любви Астория. Полная дура. А вон тот страшный — Бог-Крокодил Оффлер. Но этот парень не местный, клатчский, однако, прослышав о нем, эфебы решили, что он им вполне подходит. Обрати внимание на зубы. Хорошие зубки. Классные зубки. А та с прической, похожей на змеиную яму…
— Ты говоришь так, словно они настоящие.
— Они и есть настоящие.
— Нет бога, кроме тебя. Ты сам сказал это Урну.
— Я несколько преувеличил. Но они, конечно, не так хороши, как я. Тоже мне бог — все время сидит и играет на флейте или гоняется за доярками! Я бы не назвал такое поведение божественным. А ты бы назвал? Лично я — нет.
Дорога круто поднималась, огибая каменистый холм. Казалось, большая часть города была построена на каменистых выступах или выдолблена в самой скале, таким образом внутренний пол одного жилища являлся крышей другого. Дороги скорее напоминали низкие ступени, не представлявшие никаких неудобств для людей или ослов, но убийственные для повозок. Эфеб был городом пешеходов.
Люди наблюдали за процессией молча, как и статуи богов. В Эфебе богов было не меньше, чем в иных городах — крыс.
Брута взглянул на лицо Ворбиса. Эксквизитор смотрел прямо вперед. Интересно, что он видит…
Все вокруг было настолько странным и незнакомым!
И, разумеется, дьявольским. Хотя каменные боги нисколько не походили на демонов, Брута словно наяву услышал голос брата Нюмрода, говоривший, что именно это и делает их еще более демоническими. Грех подкрадывается к тебе, прикинувшись волком в овечьей шкуре.
У одной из богинь, как заметил Брута, были серьезные проблемы с одеждой; если бы ее увидел брат Нюмрод, он бы сразу поспешил куда-нибудь в уединенное место, чтобы отдохнуть там чуток.
— Это Петулия, Богиня Продажного Расположения, — пояснил Ом. — Почитается дамами ночи — ну и любого другого времени суток, если ты меня понимаешь.
Брута в изумлении открыл рот.
— У них и для крашеных распутниц есть специальная богиня?
— А почему нет? Очень набожные люди, понимаю. Любят они… это, того… в общем-то, кто не прочь полюбоваться на… Послушай, вера есть вера, и разбрасываться ей не стоит. Какая-никакая, а специализация. Безопасность… Минимальный риск, гарантированный доход. Возьмем, к примеру, бога, покровительствующего салату. Я не имею в виду, что все боги просто мечтают стать покровителями салата. Ты просто находишь деревню, занимающуюся выращиванием салата, и зависаешь там. Боги грома приходят и уходят, но именно к тебе обращаются люди при каждом нашествии салатной мушки. Нужно отдать… гм… должное Петулии. Она нашла хорошую нишу на рынке и заполнила ее.
— А что, Бог Салата действительно существует?
— А почему он не должен существовать? Можно быть богом чего угодно, главное — чтобы как можно больше людей в тебя верили…
Ом резко замолчал — интересно, понял ли Брута то, что он случайно сказал? Но голова Бруты была занята другими мыслями.
— Это неправильно. Нельзя так относится к людям, ведь… Ой.
Брута наткнулся на спину одного из поддьяконов. Отряд остановился, потому что остановился эфебский эскорт, но в основном потому, что по улице бежал человек.
Он был довольно стар и во многих аспектах напоминал жабу, которую долго-долго высушивали. Что-то в его облике заставило бы вас вспомнить словечко «шустрый», но в настоящий момент скорее всего напрашивались описания «в чем мать родила» и «промокший до костей», причем оба понятия полностью соответствовали действительности. Правда, он был в бороде. Такую бороду, как была у него, можно легко использовать как плащ-палатку.
Нисколечки не смущаясь, человек пронесся по улице и затормозил у гончарной лавки. Гончара явно не взволновал тот факт, что к нему обращается какой-то голый и мокрый тип. На самом деле никто на улице не обращал на человечка ни малейшего внимания.
— Будь добр, горшок номер девять и веревку, — рявкнул старик.
— Сию секунду, господин Легибий.
Гончар достал из-под прилавка полотенце. Старик с рассеянным видом принял его. У Бруты сложилось впечатление, что подобное происходит не в первый раз.
— А также рычаг бесконечной длины и надежную точку опоры, — продолжил Легибий, вытираясь.
— У меня есть только то, что ты видишь, господин. Горшки и обычные хозяйственные товары, аксиоматические механизмы сейчас в дефиците.
— А кусочек мела у тебя имеется?
— Остался с прошлого раза, — ответил гончар.
Старичок взял мел и принялся чертить на ближайшей стене треугольники. Потом взгляд его случайно упал вниз.
— Почему на мне нет одежды? — осведомился он.
— Мы снова принимали ванну? — спросил гончар.
— Я оставил одежду в ванне?
— Думаю, когда ты был в ванне, тебе пришла в голову очередная замечательная идея, — подсказал гончар.
— Правильно! Правильно! Мне пришла в голову прекрасная идея, как перевернуть мир! — воскликнул Легибий. — Простой принцип рычагов. Должен работать идеально. Осталось только уточнить технические детали.
