— Не вижу в этом проблемы, — ответил он.
— Хорошо, тогда выезжаем прямо сейчас.
— Выезжаем? А кто тебе сказал, что у меня есть на чём ехать?
— Неужели в этой стране существует проблема с автотранспортом? — удивился я.
— Эта страна состоит из проблем, — ответил он.
— Но у кого-нибудь здесь есть машина, или катер, или, в крайнем случае, самокат?
— Катер есть и у меня, но нет бензина, а вот машина есть у моего соседа Дато, но он её не даст.
— Это ещё почему? — спросил я.
— А мы с ним не разговариваем.
— Поругались?
— Нет, он брат моей жены…
— Тогда в чём проблема? — не понял я.
— Пару лет назад мы с ним откопали бочку вина, закопанную ещё его дедом. После того, как мы её выпили, нам захотелось покататься, я сел в его машину, а он на моего осла, и мы устроили гонки. В итоге я разбил его машину, а он сломал моему ослу ухо. С тех пор мы и не разговариваем.
— Одно радует, — сказал я, — развлекаться вы умеете. Веди меня к своему родственнику.
Пройдя сквозь тенистый грушевый сад, мы оказались у неказистого домика с соломенной крышей и внушительными деревянными воротами. Остановившись перед ними, я не смог удержать улыбку.
— Хорошие ворота, Гурам, — сказал я.
— Ну да, хорошие, — ответил он.
— А где забор?
— Зачем забор? Мы же родственники.
— А на хрена тогда нужны ворота?
— Я же тебе сказал, мы не разговариваем. Теперь, чтобы что-то друг у друга взять, мы подходим и звоним вот в этот колокольчик.
— Вы удивительные люди! — сделал вывод я и позвонил.
Ворота не открылись, но я почувствовал дискомфорт в области левой ноги. Посмотрев вниз, я увидел маленькую собаку, которая пыталась прогрызть дыру в моем спецкостюме.
— Что это за дворняжка? — удивился я.
— Это Тамагочи, охотничья собака Дато. Когда он её покупал — а покупал он её в России, — ему сказали, что это доберман-пинчер, и этот глупый дурак им поверил. Хотя я предупреждал, что русским верить нельзя. Но раз Тамагочи вышел нас встречать, значит Дато не против чтобы мы вошли.
— Хорошо, веди, — сказал я, направляясь следом за Гурамом.
Тамагочи оказался на редкость глупой собакой, так как, не отпуская ноги, он волочился за мной, оставляя на земле пыльный след. Метрах в двадцати от ворот в дырявом гамаке лежал толстый усатый человек. Увидев меня, он выпучил глаза и спросил:
— Это что, новая одежда туристов?
— Я не турист, — обиделся я.
— А кто ты?
— Я Джеймс Бонд. Слышал про такого?
— Ух ты! — крикнул Дато, вскакивая с гамака. — Я видел все твои фильмы. Готовишь военный переворот в Грузии? Я с тобой.
— Это позже, — ответил я, — а пока нам нужно попасть в Россию.
— Ну, братишка, если ты готовишь революцию в России, то я тем более тебе помогу. Что от меня требуется?
— Твоя машина, Дато.
— Эээ, — расстроено сказал тот, — это сложно. Один сын ишака как-то мне её разбил и теперь я просто боюсь на ней ездить.
Гурам, сильно засопев, плюнул на землю и от души пнул державшего меня за ногу Тамагочи, отчего тот взмыл в воздух и угодил точно в гамак.
Следующие пятнадцать минут я с интересом наблюдал драку двух горцев. Выглядела она следующим образом. Сняв с себя кепки, они били ими друг друга по голове и громко матерились. В этом им помогал лаем запутавшийся в гамаке Тамагочи. Вскоре мне всё это надоело, достав из кармана деньги, я помахал ими перед носом у Дато. Американские доллары произвели должный эффект, битва не на жизнь, а на смерть закончилась, и даже Тамагочи заткнулся, слегка покачиваясь в сетке гамака.
— Я отвезу вас, — наконец сказал Дато, — но этот сын… Гурамчик, побежит следом за машиной, или поедет в багажнике — в салон я его не пущу.
— Договорились, — сказал я, пожимая пухлую руку.
— Хат, Анату, идите сюда, — используя связь спецкостюма, сказал я.
Подобрав своего пса и засунув его подмышку, Дато открыл гараж и я увидел то, на чём мне предстояло пересечь границу с Россией.
— Это что? — удивился я.
— Машина, конечно, — широко улыбаясь, сказал Дато.
— Никогда в жизни не видел такой машины.
— Это раритетная иномарка 72-го года выпуска марки «Москвич».
— Это ездит? — осторожно спросил я.
— Порхает как бабочка, жалит как пчела!
— Может, пешком дойдём? — услышал я из-за спины голос Хата.
— Что-то мне не хочется двести километров ковылять пешком, — возразил я, — лучше рискнуть жизнью и здоровьем, но поехать на ЭТОМ.
Где-то в глубине гаража взревел мотор, покрытое двухсантиметровым слоем пыли чудовище российского автопрома оказалось на солнечном свете, и мне стало по-настоящему страшно. Выбравшись из машины, Дато поинтересовался у своего родственника:
— Гурам, помнишь, ты потерял свою черепаху?
— Ну? — не глядя в его сторону, ответил тот.
— Кажется, она сдохла в салоне моей машины. Вначале я удивился, что педалей стало на одну больше, а потом — увидел её. Это, наверное, ещё с того раза, когда мы откопали дедушкино вино. Зря ты взял её с собой…
— Верни Тортиллу, сука! — хрипло сказал Гурам.
— Прекрати обзываться, я не виноват, ты её сам там забыл! — сказал Дато, протягивая тому пыльный панцирь с отпечатком ботинка по центру.
— Она нашла свою смерть, — грустно сказал Гурам, — а ведь ей было всего шестьдесят лет! Я похороню её под яблоней…
Но в этот момент Тамагочи освободился из рук Дато, в красивом, безумном прыжке вырвал панцирь из рук Гурама и, радостно виляя хвостом, умчался в кусты. Даже на расстоянии двух метров от Гурама я услышал скрежет его зубов, лицо абхаза побагровело, но он сдержался, лишь капелька пота скатилась по лицу.
— Дорогой, Дато… — старательно подбирая слова, сказал Гурам, — если твоя собака вдруг куда-то исчезнет, не удивляйся.
— Ну ладно, поехали, — махнул рукой Дато, возвращаясь к машине. — До обеда надо вернуться.
— Вы уверены, что ваша машина так быстро поедет?
— спросил я.
— Если она завелась, а она завелась, то помчится как ветер! Не успеете вы сказать «а», как из пункта А вы уже приедете в пункт Б.
— А, Б... Главное, чтобы мы не попали в пункт Х, или в пункт Ё. Надеюсь, ты водишь машину лучше своего родственника. Кстати, если она стояла в гараже с того момента, как ее разбил Гурам, где же тогда следы аварии?
— Ты что, уважаемый Джеймс Бонд?! Посмотри на левую фару. Ты видишь эту ужасную трещину, — сказал Дато, протирая пыль.
— И из-за такого пустяка вы не разговаривали несколько лет? — удивился я.
— Для кого-то пустяк, а для кого-то — большое горе. Как я поеду на такой машине? Надо мной будут смеяться все соседи!
— Думаю, над тобой в любом случае будут смеяться, если ты поедешь на этой машине... — осторожно заметил я.
— Ладно, хватит болтать, садитесь, поехали, скоро обед.
Надев шлем, я устроился на грязном и пыльном переднем сидении, рядом с водителем. Хат и Анату, брезгливо морщась, сели назад. Треща и подпрыгивая на ухабах, машина двинулась вперёд.
— А почему мы не взяли Гурама? — спросила Анату.
— Как не взяли? — услышал я голос с крыши машины.
— Зачем залез наверх? — спросил Дато. — Я же сказал в багажник, а не на багажник.
— Не ори, — ответил тот, — доеду с вами только до трассы, провожу гостей и вернусь домой; дальше езжай сам.
Гурам сдержал свое слово, когда мы подъехали к трассе, он через окно пожал мне и Хату руку, попытался поцеловать Анату, но на одном из ухабов свалился с крыши и издалека прокричал: «Счастливого пути!»
Машина хоть и оказалась скрипучей и медленно, но верно разваливающейся, но ехала на удивление бодро и быстро и, что было особенно приятно, трасса была абсолютно пустой; лишь изредка нам попадались едущие в противоположном направлении машины. Слева от нас было море, а справа — красивые холмы, покрытые многовековыми соснами и кедрами.
— У вас очень красиво, — сказал я Дато.
— Конечно, красиво, — согласился он, — знаешь, как называется наша страна?
— Кажется, Апсны, — вспоминая вчерашний разговор с Гурамом, сказал я.
— Правильно, Апсны — страна души. Все у нас душевные, добрые и светлые. Если ты, дорогой, приедешь к нам через десять лет, будь уверен, мы тебя не забудем и всегда примем как брата.
— Договорились, — сказал я, — выйду на пенсию, куплю у вас домик и буду доживать свой век на вашей земле; если пустите, конечно.
— Тебя, Джеймс Бонд, мы пустим когда угодно. А скажи, дорогой, зачем тебе революцию делать в России? Что у них там, разве плохо?
— Ну... — уклончиво сказал я, — не всё хорошо. Есть над чем работать.
— Тогда, удачи!
Следующие два часа мы провели в тишине, вернее, не общаясь. Дато изредка пел какие-то народные песни о неразделенной любви, свободе и девушке с красивым носом. Вскоре мы свернули с основной трассы на узкую грунтовую дорогу и, проехав несколько километров, остановились у берега узкой горной реки.
