Лезвие запело.
— Ради всего святого, чего ты добиваешься? Неужели лезвие может быть острее, чем сейчас?
— МОЖЕТ.
В курятнике проснулся петушок Сирил и уставился сонными глазами на преследующие его буквы. Он их от всей души ненавидел. Но делать нечего. Сирил глубоко вздохнул.
— Хру-ка-ли-ку!
Билл Двер обвел взглядом далекий горизонт, потом оценивающе посмотрел на низкий холм за домом.
Резко сорвавшись с места, он со всех своих костяных ног бросился к холму.
Свет нового дня неторопливо заливал Диск. Свет Плоского мира был старым, медленным и тяжелым; он никуда не спешил. Иногда на пути света вставала какая-нибудь долина, замедляя его продвижение, или горный хребет сдерживал его, как плотина, пока он не переливался через верх и не стекал по дальнему склону.
Свет преодолевал моря, накатывался волнами на берег и бежал по равнинам, подгоняемый кнутом солнца.
На легендарном скрытом континенте Хххх, рядом с Краем мира, существовала затерянная колония волшебников, которые украшали свои шляпы пробками и питались исключительно креветками. Пока струившийся из космоса свет был еще свежим и необузданным, они занимались серфингом на бурлящей границе ночи и дня.
И вот, если бы одного из них рассвет унес на тысячи миль вглубь Диска, он, возможно, заметил бы худую фигуру, взбиравшуюся рано утром по склону низкого холма.
Фигура достигла вершины, буквально на мгновение опередив свет, вздохнула и, чуть присев, развернулась.
В поднятых руках она держала длинное лезвие.
Свет ударил в него… расщепился… и заскользил дальше.
Впрочем, волшебник не обратил бы на это особого внимания, так как все его мысли занимала бы другая проблема: долгая дорога домой длиной в пять тысяч миль.
Госпожа Флитворт тяжело дышала. Мимо нее струился новый день. Билл Двер стоял совершенно неподвижно, только лезвие двигалось в его руках, когда он подставлял его под лучи света под нужным углом.
Наконец результат удовлетворил его.
Билл развернулся и рубанул лезвием воздух.
Госпожа Флитворт покачала головой. — Разве светом можно что-нибудь заточить? — хмыкнула она.
И растерянно замолчала. Он снова взмахнул лезвием. — Вот ЭТО да!
Во дворе петушок Сирил вытянул лысую шею, готовясь предпринять очередную попытку. Билл Двер ухмыльнулся и взмахнул лезвием в сторону звука.
— Ку ку ря кх-х.
Билл Двер опустил лезвие.
— ВОТ ТЕПЕРЬ ОНО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ОСТРОЕ.
Ухмылка исчезла с его лица — по крайней мере отчасти, насколько это было возможно.
Госпожа Флитворт повернулась, проследив направление его взгляда, и увидела легкую дымку, стелющуюся над пшеничным полем.
Дымка была похожа на серую мантию, совершенно пустую, но сохранившую форму владельца, словно висевшую на веревке одежду раздул ветерок.
Несколько секунд дымка колыхалась над полем, потом исчезла.
— Я тоже видела ее, — сказала госпожа Флитворт.
— ЭТО БЫЛА НЕ ОНА, А ОНИ.
— Они? Кто именно?
— ОНИ, — Билл Двер небрежно взмахнул рукой, — НЕЧТО ВРОДЕ СЛУГ. НАБЛЮДАТЕЛЕЙ. РЕВИЗОРОВ. ИНСПЕКТОРОВ.
Госпожа Флитворт подозрительно прищурилась.
— Инспекторов? — переспросила она. — Ты имеешь в виду типа налоговых?
— МОЖНО И ТАК СКАЗАТЬ.
Лицо госпожи Флитворт озарилось улыбкой.
— Почему ты раньше ничего не сказал?
— ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ?
— Мой отец заставил меня поклясться, что я никогда не буду помогать налоговикам. Он говорил, что при одной мысли о них его тошнит. Еще он говорил, что есть смерть и есть налоги, только налоги гораздо хуже, потому что смерть случается один раз в жизни, а налоги — каждый год. Нам приходилось даже выходить из комнаты, когда он говорил о налоговиках. Мерзкие твари. Вечно суют повсюду свой нос, вечно выспрашивают, у кого что спрятано под поленницами или за потайными дверцами в подвале, хотя их это совершенно не касается.
Она презрительно фыркнула.
Билл Двер был поражен. В устах госпожи Флитворт слово «налоговик» звучало точь-в-точь как «гад», хотя было на целых четыре слога больше.
— Ты должен был сразу сказать мне, кто тебя преследует, — упрекнула госпожа Флитворт. — В здешних местах налоговики популярностью не пользуются. Когда еще мой отец был жив, к ногам особенно назойливых налоговиков привязывали камень потяжелее и бросали их в пруд.
— НО, ГОСПОЖА ФЛИТВОРТ, ГЛУБИНА ПРУДА ВСЕГО НЕСКОЛЬКО ДЮЙМОВ.
— Да. Было очень смешно наблюдать, как они об этом узнавали. Нет, все-таки ты должен был сразу мне открыться. А то местные сначала даже решили, что ты тоже из этих.
— НЕТ. К НАЛОГАМ Я НЕ ИМЕЮ НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ.
— Ну и ну, я и подумать не могла, что Там, Наверху, тоже есть налоговики.
— ЕСТЬ. НЕКОТОРЫМ ОБРАЗОМ. Она подошла чуть ближе.
— И когда они явятся?
— СЕГОДНЯ НОЧЬЮ. ТОЧНЕЕ СКАЗАТЬ НЕ МОГУ. ДВА ЧЕЛОВЕКА ЖИВУТ ЗА СЧЕТ ОДНОГО ВРЕМЕНИ. ЭТО МОЖЕТ РАСШАТАТЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ.
— А я и не знала, что люди способны отдавать друг другу часть жизни.
— ТАКОЕ ПОСТОЯННО СЛУЧАЕТСЯ.
— Сегодня? Ты уверен?
— ДА.
— И это лезвие поможет тебе?
— НЕ ЗНАЮ. ОДИН ШАНС НА МИЛЛИОН.
— О. — Она, казалось, задумалась над чем-то. — Значит, днем ты абсолютно свободен?
— ДА. А ЧТО?
— Тогда ты можешь заняться уборкой урожая.
— ЧТО?
— Это займет тебя. Поможет отвлечься. Кроме того, я плачу тебе шесть пенсов в неделю, а шесть пенсов — это шесть пенсов.
Дом госпожи Торт тоже находился на улице Вязов. Сдумс постучал в дверь. Через некоторое время он услышал глухой голос:
— Там есть кто-нибудь?
— Если да, то стукните один раз, — усмехнулся Шлеппель.
Сдумс приоткрыл щель почтового ящика.
— Прошу прощения. Госпожа Торт? Дверь открылась.
Сдумс несколько иначе представлял себе госпожу Торт. Она была крупной женщиной, но никак не толстой. Просто она была создана в несколько более крупном, чем нормальный, масштабе. Подобные люди обычно ходят чуть пригнувшись и с извиняющимся выражением на лицах — на тот случай, если непреднамеренно нависнут над кем-то. У нее были прекрасные волосы. Они венчали ее голову и спадали на спину подобно мантии. Немного заостренные уши ничуточки ее не портили, правда зубы, белые и красивые, блестели несколько угрожающе. Сдумс был поражен, насколько быстро его мозг зомби сделал правильный вывод, и опустил глаза.
Волкофф застыл на месте — от потрясения он даже забыл приветливо помахивать хвостом.
— Вы — госпожа Торт? Честно говоря, я ожидал… — сказал наконец Сдумс.
— Вам, наверное, нужна моя мама, — сказала высокая девушка. — Мам! К тебе пришел какой-то господин.
Далекое ворчание внезапно стало близким, и из-за дочери, словно маленькая луна из тени планеты, появилась госпожа Торт.
— Что угодно? — спросила она.
Сдумс отошел на шаг. В отличие от дочери госпожа Торт была очень невысокой и вдобавок почти идеально круглой. Опять-таки в отличие от дочери, поза которой свидетельствовала о том, что она старается выглядеть как можно меньше, госпожа Торт стремилась подавить собеседника своими размерами. В этом ей немало способствовала шляпа, которую, как он узнал чуть позже, госпожа Торт носила постоянно и с преданностью волшебника. Шляпа была огромной и черной, утыканной самыми разнообразными предметами, как то птичьими крыльями, восковыми вишенками и шляпными булавками. Госпожа Торт парила под шляпой, как корзина под воздушным шаром. Многие, для удобства ведения беседы, обращались напрямую к шляпе, а не к ее владелице.
— Госпожа Торт? — зачарованно проговорил Сдумс.
— Да здесь я, внизу, — раздался укоризненный голос.
Сдумс опустил взгляд.
— Точно, — сказала госпожа Торт.
— Я обращаюсь к госпоже Торт? — спросил Сдумс.
— Да, да, это я и без тебя знаю.
— Меня зовут Ветром Сдумс.
— Это я тоже знаю.
— Понимаете, я — волшебник…
— Хорошо, только не забудь вытереть ноги.
— Вы позволите войти?
Ветром Сдумс замолчал. Переключив несколько тумблеров на пульте управления мозгом, он проиграл последние несколько фраз заново и улыбнулся.
— Она самая, — кивнула госпожа Торт.
— Вы случайно не ясновидица?
— Обычно секунд на десять, господин Сдумс. Сдумс замолчал.
— Ты должен задать вопрос, — быстро произнесла госпожа Торт. — Да, я предвижу вопросы и отвечаю на них раньше. Но с этим лучше не экспериментировать. Когда я не слышу вопрос, который уже предвидела, у меня разыгрывается жуткая мигрень.
— Госпожа Торт, вы способны заглядывать в будущее? И на сколько?
Она кивнула.
— Вот и ладненько, — сказала она, явно успокоившись, и провела его из коридора в крошечную гостиную. — Страшила тоже может войти, если оставит дверь на улице и спрячется в подвале. Не люблю, когда по дому шастают страшилы.
— Я уже и забыл, когда последний раз был в настоящем подвале! — радостно воскликнул Шлеппель.
— У меня там и пауки есть, — пообещала госпожа Торт.
