В поисках джинна (СИ) - Хохлова Александра

— Как и везде, — согласился я, взял тессеры и зашел в шатер.

Вышел я оттуда в подавленном настроении. Черноглазая гадалка-ясновидящая все верно рассказала мне о прошлом, предрекла расставание с моей знойной женщиной и несколько внеочередных проверок бухгалтерии, но по главному вопросу «где искать джинна?» не разъяснила почти ничего.

— А вы знаете, где находится город Диванпур? — спросил я у Захара Мамедовича, когда вышел из зеленого шатра.

— Судя по названию в Индии.

— А разноцветные рыбы, не знаете, где водятся?

— На Большом Барьерном Рифе, — с сочувствием посмотрел на меня алхимик. — Это все, что вам удалось узнать? Мне так жаль.

Мне тоже было, ох, как жаль, но…

— Раз я уже сюда попал, мне очень хотелось бы взглянуть на Гюли, о которой все говорят.

— Ни в коем случае! — поморщился Захар Мамедович, взваливая на спину рюкзак, набитый баночками с конфитюром. — Увидите Гюли-ханум — она вас приворожит, и вы навечно останетесь в Гюлистане. Как думаете, зачем на мне маска, наушники и очки? Что бы не видеть несравненную красоту Гюли-ханум, не вдыхать аромат её волос, не слышать её пение и смех.

— Значит мужчины, которые здесь находятся — не могут отсюда уйти? Кто же эту ораву кормит?

— Кормят, не волнуйтесь, женщины и кормят. В этом вся фишка! В Гюлистане солнце горит, звёзды сияют, и ветер дует, пока мужчины любуются женщинами. Хотите остаться? — спросил алхимик с лёгкой улыбочкой. — Здесь Валентину вас не достать.

Перспектива остаться навсегда в Гюлистане, зажить спокойной, беззаботной жизнью, показалась мне невероятно заманчивой, но… слишком уж это смахивало на рабство, пусть цепи и были сделаны из розовых лепестков.

— Дайте мне тоже хоть какую-то защиту, — потребовал я.

— Не могу. Средства индивидуальной защиты разрешены только продавцам, гостям ни-ни… Иначе серьезные санкции и штрафы. Нам с вами нужно найти спокойное место и снова раскурить кальян Ибн Хальдуна.

Сделать это мы не успели. Полуобнаженные плясуньи перегородили нам дорогу, подняли меня на руки и, смеясь, понеслись по анфиладе из алых роз со скоростью паровоза.

— Говори ей, что хочешь! — доносился издалека голос Захара Мамедовича, пытавшегося перекричать моих похитительниц. — Что хочешь, обещай! С мамой познакомить, жениться, квартиру переписать, но только не говори, что любишь розы. Слышишь! Только не говори ей, что любишь розы! Пропадёшь!

Алая анфилада вела к водопаду Хрустальной розы, где в окружении поклонников из разных эпох смеялась Гюли-ханум. Розы слетали с ее губ как дождь и устилали землю ароматным ковром.

— Новенький! Как я люблю новеньких! — почти пропела красавица, увидав меня.

Я взглянул на смуглокожую зеленоглазую диву и подумал, что сросшиеся тоненькие брови — это очень красиво, а нежный пушок над верхней губой делает кожу похожей на персик.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Александр, — пролепетал я. — Можно просто Саша.

— Здравствуй, Саша! — дружно отозвались все присутствующие, и я почувствовал, как купаюсь в волнах всеобщего обожания.

Того, кого любит Гюли — любит весь мир, ну хотя бы весь Гюлистан. Это было приятно, но самое главное — я мог видеть Гюли-ханум, слышать её голос и смех, вдыхать аромат атласной кожи, смотреться в её бездонные изумрудные глаза с восхитительными черными стрелками… да, что там глаза! Лицезреть розовые ноготки на изящной ножке с тоненькой щиколоткой, кокетливо выглядывающей из малиновых шаровар — уже невыразимое блаженство.

— Любишь ли ты меня, Саша?

— Да! — задыхаясь от восторга, ответил я.

— Останешься ли ты со мной в Гюлистане?

— Да!

— А любишь ли ты… розы? — вкрадчиво проворковала восточная красавица.

С гор потянуло холодком, а от запаха роз немного замутило.

— Я мальвы люблю, — вырвалось у меня, и я сам себя за это возненавидел.

Какие мальвы? Я даже не знаю, как они выглядят!

Лицо Гюли исказила ярость, и почему-то напомнило мне лицо школьного учителя физкультуры, который был помешан на отжиманиях и кроссах. Вот точно с таким презрением он смотрел на тех, кто не любил отжиматься и бегать. Например, на меня.

— А розы — это просто окультуренный шиповник, — продолжил говорить я, как будто кто-то тянул за язык.

— Шиповник?! — женщины зашипели, как гремучие змеи, будто я сказал неприличное слово.

Гюли-ханум повела точеным плечиком и махнула в мою сторону шелковым платком, расшитым золотыми бутончиками. Служанки подхватили меня под руки и потащили по извилистой дорожке в сторону акведука, где забросили в заросли жутко колючего шиповника.

Не знаю, как долго я там пролежал, плача от боли и проклиная себя за то, что расстроил Гюли.

Роза в небесах постепенно гасла, бледнела, теряла лепестки. Красиво кружась, они падали на землю, рассыпаясь серебряной пылью. В Гюлистане наступила ночь.

В черном бархатном небе ярко вспыхнули звёзды, образовав надпись «Саша, вернись, я всё прощу. Жду тебя на нашем месте. Твоя Гюли».

Обрадовавшись, я вылез из кустов и поспешил к водопаду Хрустальной розы, но меня перехватил Захар Мамедович и силой заставил надеть рюкзак с конфитюром, который сковал мои движения. Алхимик раскурил волшебный кальян. Вместо розового, из кальяна повалил сизо-серый дым. Мне так не хотелось покидать Гюлистан, что я стал сопротивляться и звать на помощь…

Глава 3

Дорога прямоезжая

— Успокойтесь, Александр Александрович, — пытался образумить меня алхимик, крепко держа за шкирку. — Иначе мы никогда не вернемся домой!

Сопротивлялся я до тех пор, пока над головой не зашумели гигантские хвойные деревья, похожие на секвойи. Здоровенные темно-рыжие белки прыгали по веткам и бросались друг в друга шишками, а мы с алхимиком стояли на обочине безлюдной дороги, утопая по колено в снегу. Дорога показалась мне широкой, как футбольное поле.

— Доигрались! — с укоризной констатировал Захар Мамедович.

— Где мы? — спросил я, трясясь от холода.

— Угадайте с одного раза, — сказал алхимик, кивая на дорожный указатель, на котором аршинными буквами было написано:

Я обессилено повалился в ближайший сугроб, закрыл глаза и приготовился к смерти. Как вдруг… ступ… ступ-ступ-ступ…

По дороге, издавая странные, непривычные звуки, двигалось удивительное сооружение отдаленно походившее на колокол величиной с девятиэтажный дом. На верхушке «колокола» торчал золотой штырь, в который бесшумно били голубые молнии, а на боку циклопической махины сияла гордая надпись, сделанная сусальным золотом:

— Приветствую вас, путники! — раздался громогласный голос из поднебесья. — Принимаю заказы на грузовые перевозки. В ступе есть свободные места под офисы и склады. Работает баня и буфет.

Надпись стерлась невидимой рукой, а вместо нее на боку ступы возникло рябящее изображение сухонького пожилого человечка в пестрых одеждах со смешными желтыми бусами в руках. Каждая бусина была величиной с небольшое яблоко и человечек, по всей видимости, баба-йога Афанасий Авдеевич, перебирал их как четки.

— Здравствуйте! — крикнул я. Ну, мне показалось, что крикнул, а на самом деле прохрипел. — Помогите…

— Стойте, стойте, — зашептал мне на ухо Захар Мамедович. — Вы не понимаете! Это всего лишь пространственно-временной глюк, несуществующее настоящее. Нужно побыстрее раскурить кальян, пока всё не исчезло и мы не провалились в тартарары.

— На таком морозе раскуривать кальян? — чуть не плача, сказал я. — Да я уже губ не чувствую!

— Отрок совсем плох! — подтвердил громогласный голос баба-йоги Карачуна. — А ну-ка, поднимайтесь ко мне! Как вас занесло на прямоезжую? Без министупы, без самоходных саней, без ездовой печи! Туристы-экстремалы, что ли?