Я хотел сказать, что у нашей расы другие интересы – в первую очередь, увеличить наше население. Но побоялся, что его может обидеть подобное пренебрежение, и ответил в том духе, что такое вполне могло бы случиться, если бы не война.
– С-слушай, Крас-савчик, – проговорил Провокатор вкрадчиво, – как ты относиш-шься к рангуну? Знаю, вс-се ваш-ши их терпеть не могут.
Я вспыхнул. Сивый действительно вызывал у меня только отрицательные эмоции. Но я вовсе не собирался давать нашей исконной вражде выплеснуться наружу.
– А почему ты интересуешься?
– Так… – ответил рептилия уклончиво. – Боюс-сь, как бы не было с-слишком поздно что-либо предпринимать. Он к тебе подбирается.
– С чего ты взял?
– Кое-что с-слыш-шал, кое-что чувс-ствую… Мне кажетс-ся, мы не зря вс-стретились. Это начало нас-стоящ-щей дружбы. Мы можем помочь друг другу…
– Не думаю.
На этом я предпочел прервать наш разговор. Стирая пот со лба – всякое упоминание рангуна заставляло меня испытывать сильнейшее нервное напряжение, я направился в каюту Умника. Вот уж не думал, что на меня может умиротворяюще действовать общение с лемурийцем. К моему удивлению, Умник оказался существом тонкой душевной организации, к тому же в высшей степени интересным собеседником. Поначалу я волновался, что его выведет из себя какая-нибудь мелочь, но потом убедился, что он сохраняет спокойствие, даже когда диалог касается весьма острых тем. К примеру, поведения его соотечественников на дипломатических раутах, и шатком положении лемурийцев в галактике. Уединившись в одной из кают, мы каждый день играли в древнюю игру – шахматы, используя для этих целей встроенный в стену примитивный компьютер. И обсуждали темы самого широкого круга – от расовой неприязни до собственных чувств. Если бы он не был столь образованным и тонким собеседником, вряд ли я бы настолько открылся. Мне казалось, он тоже откровенен со мной.
– Я так устал, Умник, – говорил я, – раньше все было намного проще… Можно было просто жить, ни о чем не задумываясь. А теперь я все пытаюсь осмыслить.
– Например?
– К примеру, почему космос черный, а тени на белом песке у побережья на Кретории всегда синие?
– Рассеяние в атмосфере обратно пропорционально четвертой степени длины волны, – машинально ответил лемуриец и коснулся сенсорного экрана тонким пальцем. – Тебе шах. Это приводит к тому, что синяя часть спектра рассеивается заметно сильнее остальной. Поэтому небо – голубое, а закаты и рассветы – красные. И в тени, где прямой свет отсутствует, основным является рассеянный сине-голубой.
– Если бы также просто я мог объяснить себе свою жизнь, – сказал я.
– А что тебе непонятно, – откликнулся Умник, – жизнь биологических существ весьма подробно изучена. Я могу предоставить тебе определенные сведения обо всех фазах жизни креториан.
– Ты обо всех расах что-то знаешь? – заинтересовался я.
Он на секунду задумался.
– Почти.
– И зачем тебе знать обо всех расах? Какая цель?..
– Не знаю, – Умник пожал плечами. – Мне всегда казалось, что знания могут помочь, они не бывают лишними. В критической ситуации без знаний не обойтись. Он помогут спасти жизнь….
– Или уничтожить врага.
Он внимательно посмотрел на меня.
– Именно так. – Лемуриец передвинул фигуру. – Мы в самом центре весьма любопытной партии. Мне бы хотелось досмотреть ее до конца. В молодости, – поделился он, – я обожал детективы, написанные людьми. Я даже придумал один любопытный сюжет. Хочешь, расскажу?
– Конечно.
– Идея такова. У нас есть пять персонажей. Муж, жена, экономка, дворецкий и садовник. Классическая фабула. Потом мужа кто-то зверски убивает. Это преступление расследует некто, настолько же проницательный как Эркюль Пуаро. И после расследования и бесед с подозреваемыми он приходит к выводу что убийца – садовник.
Я удивился:
– И в чем интрига? Все и так будут знать, что убийца – садовник.
– Интрига заключается в том, что читатель думает, будто сейчас его обманут. Ведь все знают хрестоматийный пример, где «убийца – садовник». Даже ты. А никакого обмана не будет. Убийца и есть садовник.
– Любопытно, – признал я. – А что же жена?
– В каком смысле?
– Жена останется совсем одна после смерти мужа? Безутешной вдовой, которую некому приголубить? – я сглотнул.
– Да какая разница! – возмутился лемуриец. – К моей идее это не имеет никакого отношения.
– Еще как имеет, – возразил я. – Что если они с садовником любили друг друга… плотской, горячей любовью.
– Сразу видно, почему ты стал жиголо, – заметил Умник. – У тебя весьма подходящий для этой деятельности личностный склад. Поздравляю, ты нашел себя.
– А ты как будто себя не нашел?
– Увы, мой друг, нет. Я совершил ошибку. И жестоко раскаиваюсь теперь. Кстати, тебе не кажется, что все мы здесь – герои классического детектива?
– Я прочитал не очень много книг, – сознался я.
– Классическая фабула, – поведал лемуриец. – Дюжина сапиенсов заперта в некотором условном пространстве, на острове, в отрезанном от цивилизации доме, мы – на борту космического корабля. Среди нас жестокий убийца. Который расправится со всеми по очереди.
Слова Умника показались мне зловещим предзнаменованием. Я поежился.
– Если мы – герои романа, представляю, что за романист мог бы сочинить такое произведение.
– Наш создатель – весьма неоднозначная личность, – согласился Умник. – Но творец вовсе не обязан быть добр к своим героям. Он просто рассказывает историю, отбраковывая персонажи один за другим.
– Что за ужасная фантазия? – сказал я. – Не верю в потусторонние силы. Уверен, мы выполним нашу миссию и вернемся домой.
– Фантазия? – на лице лемурийца появилась странная улыбка. – Возможно, это, действительно, всего лишь фантазия. Но мы все на пороге перемен. Я это чувствую. Грядет нечто, что сделает наш мир другим… Впрочем, – Умник помолчал, – вполне возможно, я выдаю желаемое за действительное… Может, нас ждут вовсе не перемены, а катастрофа, которая уничтожит всех. Не только тех, кто летит на этом корабле. Но и всех, кто пока не подозревает о грядущем катаклизме.
– Да нет, – сказал я. – Чтобы случилась катастрофа должно произойти что-то совсем необычное. То есть, я хочу сказать, нечто должно послужить катализатором этой катастрофы. Я так думаю.
– Когда Ной строил ковчег, никто не подозревал, что ковчег ему пригодится, – заметил Умник. – А потом пришел Великий потоп. Да и появление компьютера не стало для сапиенсов откровением поначалу. А потом наступила эпоха виртуальной реальности и квантовых машин, и люди едва не утратили реальный мир, отправившись в виртуальные вселенные. Не думая о том, что должен быть кто-то, кто будет их создавать.
– Виртуальная наркомания, – сказал я. – Я слышал об этом. Но это было очень давно, люди одумались. А что изменит наш мир сейчас?
– Понятия не имею. Но что-то должно поменяться. Господству человеческой расы во вселенной должен придти конец. Я давно чувствую, что грядут перемены…
Генеральный штаб командования. Земля
Вряд ли можно было упрекнуть председателя Верховного совета Федерации в излишней мизантропии. Он не жаловал все биологические существа, ни для кого не делая исключений, с детства предпочитая живым организмам роботов. Точные имитации домашних питомцев были лишены некоторых неприятных особенностей. Процесс насыщения изящных механизмов сводился к питанию от зарядного устройства. А такая отвратительная особенность собачек, кошечек, мартусианских хорей и прочих мелких зверьков со всей галактики, как дефекация, у роботов отсутствовала вовсе, поскольку не имела практического назначения. Что касается эмоциональной стороны вопроса, то, по мнению детских психологов, современные роботы ничем не отличались от живых существ. Ребятишки относились к ним, как к одушевленным созданиям, наделяли своих любимцев индивидуальными чертами, испытывали к ним привязанность.
У председателя в детстве тоже была любимая механическая игрушка – кибернетическая копия зверька ламомолла, представителя фауны одной из лун Вернеры-12, терраформированной и колонизированной несколько веков назад. Когда ламомолл заболел, точнее сломался, в сервис-центре заменили вышедший из строя узел, и животное снова стало здоровым и веселым, как в первые годы после сборки. Чудесным образом воскрешенный ламоммол забирался к будущему председательу на колени, терся жесткой колючей шерсткой, выгибал спину.
Биологическая кибернетика из прикладной науки давно уже превратилась в крайне перспективное и денежное направление. Помимо домашних любимцев, заводы выполняли и более серьезные заказы. Производилось огромное количество полезных животных. В некоторых мирах без них было не обойтись. Особенно там, где агрессивная фауна угрожала жизнедеятельности колонистов. Внешне неотличимый от прочих особей, кибернетический вожак мог возглавить стаю и увести за собой в необходимый ареал обитания. Другие животные демонстрировали дружелюбное отношение к сапиенсам, способствовали приручению прочих особей. Были среди производимых образцов и намеренные агрессоры, призванные сдерживать рост популяции отдельных видов.
