К счастью для «икс-ассенизаторов», огорчение Кедмана было единственным разочарованием, постигшим членов группы после блестяще выполненных заданий. Раимов встретил их на базе как родных детей, и торжественно зачитал указ Президента России о награждении всей пятерки именными часами «Полет», почетными грамотами и особыми знаками отличия. Правда, когда Пацук поинтересовался, что это за почетные знаки и не считаются ли таковыми в России денежные премии, то подполковник слегка замялся. Пару секунд он шевелил губами, а затем с заметной ехидцей в голосе объяснил. Дескать, может быть, это на Украине денежные знаки – почетная и редкая вещь, а в России они таковыми не являются.
«Потому как отсутствуют совсем!» – хотел дополнить командира Шныгин, но мгновенно передумал. Все-таки отсутствие денежных знаков является признаком развитого коммунизма, а с этой бедой в России вроде бы покончили навсегда. Хотя, если считать коммунистом каждого, у кого нет денег… Но тут старшина оборвал неуставные размышления и полностью углубился в прослушивание торжественной речи командира, которая, впрочем, в этот раз была удивительно короткой. Раимов лишь еще раз поблагодарил бойцов за блестящую работу и дал сутки отдыха. Ну а они, как уже упоминалось выше, плавно перетекли во вторые.
Если первый день отдыха «икс-ассенизаторами» был воспринят как вполне заслуженная и обязательная награда за ратные труды, то на следующее утро, когда Раимов не только не погнал подчиненных в тренажерный зал на утреннюю зарядку, но и не заставил завтракать в установленное время, бойцы насторожились. Пацук подозрительно, в присущей ему ехидной манере, поинтересовался по внутренней связи, все ли у командира в порядке. И получив ответ: «Конечно, сынок, не беспокойся», впал в такой глубокий пятиминутный ступор, что даже не огрызнулся на Зибциха, сделавшего есаулу замечание из-за мусора на тумбочке.
Следующими жертвами шокового состояния стали сразу двое. Сначала ефрейтор потерял дар речи после того как, поинтересовавшись у Шныгина, чего это он валяется в кровати, когда все уже ушли на завтрак, услышал от подполковника фразу: «Да пусть отдыхает. Захочет есть, так найдет столовую». А затем шок испытал и сам старшина, сообразивший, что именно сказал Раимов.
В общем, ситуация складывалась крайне необычно. «Икс-ассенизаторы» хоть и представляли на базе совершенно отличные друг от друга вооруженные силы разных стран, но одна общая черта была у всех: еще никогда с самого начала своей службы ни один из них не оставался на двое суток предоставленным самому себе. А поэтому к обеду второго дня бойцы потихоньку начали сходить с ума.
Первой ласточкой в череде безумств стал Кедман. Сразу после завтрака капрал отправился в небольшой спортзал, расположенный прямо в секторе, отведенном для комнат личного состава, и, не найдя напарника, стал сам с собой играть в баскетбол. Ну а когда просто так кидать мячики в корзину ему надоело, американец завязал себе глаза и принялся играть в баскетбол вслепую. При этом пострадала корзина, пара тренажеров, штанга и случайно заглянувшая в спортзал Сара, которой окрашенный во все цвета радуги Кедман попал мячом точно в лоб. Сам капрал после этого схлопотал хорошо поставленный удар прямой правой, но, согласитесь, вполне заслуженно. Потому как с закрытыми глазами в баскетбол играют только идиоты.
Следующими жертвами охватившего базу безумия стали Зибцих и есаул. Сыграв в бильярд партий двести, оба бойца настолько ошалели от скуки, что решили сделать оригинальные ставки. Пацук на выигрыш поставил свой оселедец, который обещал в случае поражения сбрить, а чистоплотный ефрейтор поклялся, что если проиграет, никогда ни одной пылинки больше не вытрет и даже, более того, сам обсыплет мусором всю территорию базы. К счастью, оба вовремя одумались, но опять же ученые получили интересный случай психических расстройств среди военнослужащих-контрактников.
Старшина в стороне от друзей тоже не остался. Целый день он валялся в кровати, ленясь даже повернуться с боку на бок, но в итоге понял, что и любимое удовольствие может превратиться в пытку. К обеду Шныгин неожиданно осознал, что бездельничать он больше не может. И, вскочив с кровати, Сергей решил сделать что-нибудь общественно полезное. Он долго перебирал в уме, стараясь из нелюбимых занятий выбрать самое отвратительное, и остановился на том, что стал разбирать вещи в своей тумбочке, в результате чего тяжелую душевную травму получил Зибцих. Несчастный ефрейтор, случайно войдя в кубрик и заметив, чем именно занимается старшина, от неожиданности едва не заработал инфаркт миокарда и навеки потерял веру в нерушимость людских привычек.
Единственным членом команды, если это слово применимо к девушке, не поддавшимся общему сумасшествию от ничегонеделанья, была Сара Штольц. Хотя, может быть, все дело просто в терминологии. В частности, некоторые предполагают, что ежедневный просмотр многочисленных «мыльных опер» для женщины не безумие, а естественная потребность психики.
С утра и до обеда Сара именно эту потребность и удовлетворяла, за исключением того момента, когда, услышав за стеной грохот, пошла в спортзал посмотреть, кто ей мешает наслаждаться. Затем девица получила баскетбольным мячом от временно слепого Кедмана в лоб, хорошенько врезала ему сама и отправилась в библиотеку, где подозрительно долго для военнослужащего – целых полчаса – читала какие-то книги.
В общем, коллектив разлагался на глазах, и это разрушение воинских устоев продолжалось более четырех часов. Правда, никто из бойцов не осознал, что они сумасшедшие, но их ненормальное состояние посторонним просто бросалось в глаза. Вот так вот, разбегалось и бросалось! Когтями вперед. Правда, к счастью для бойцов, посторонних на базе до обеда не было, а потом наконец-то по внутренней связи загромыхал голос подполковника:
– Внимание агентам! После обеда, ровно в тринадцать тридцать, все должны собраться в актовом зале. Каждый, кто опоздает хотя бы на минуту, получит дисциплинарное взыскание!
– Ну, наконец-то, – услышав строгий голос Раимова, обрадовался Пацук. – А то я уже пугаться начал. Знаете, воно ж как у личного состава бывает, когда командир надолго потеряется?..
– Знаем! – отрезал Шныгин, не дав украинцу договорить. – Сало, ты когда-нибудь можешь помолчать?
– Совсем москаль охренел! – оторопел от такого поворота событий Пацук, глядя в спину удаляющемуся в сторону столовой Шныгину. – Полдня я с ним не виделся, а он того даже не заметил!..
Прием пищи в воинской столовой, пусть и выглядевшей, как ресторан, все равно должен был проходить по строго заведенному порядку, навек закрепленному в уставе. Однако обед «икс-ассенизаторов» показал, что и в этих строгих правилах бывают исключения. На подземной базе ни поваров, ни раздатчиков пищи не существовало. По крайней мере, бойцы их никогда не видели. А пищу заказывали, нажимая кнопки возле пунктов меню, висевшего рядом с автоматической раздачей. Потом из окошка по транспортеру выезжал разделенный на несколько отсеков поднос-тарелка, в которой и находилось то, что было спецназовцами заказано.
Обычно прием пищи проходил организованно, под бдительным оком Раимова. Но сегодня ни за завтраком, ни за обедом присутствие командира не ощущалось. И лишь за пять минут до начала назначенного подполковником собрания «икс-ассенизаторы» наконец услышали его голос.
– Вы что до сих пор жрете, мать вашу в рабочую столовую дегустатором?! – заорал по внутренней связи Раимов, едва не заставив этим воплем половину группы подавиться. – Я вам говорил, во сколько начало собрания? Второй раз повторять не буду. Можете жрать дальше, но меру наказания за опоздание вы знаете!
Раимов отключил связь, а бойцы вспомнили, что они все-таки на службе находятся, а не шабашат в каком-нибудь славном городе Задрыгинске, накручивая хвосты быкам. Первым из-за стола выскочил исполнительный Зибцих. Его почин поддержал не менее послушный приказам, но чуть более неуклюжий Кедман. Затем из столовой умчалась Сара, оставив за спиной Пацука со старшиной. Те пару секунд смотрели друг на друга, словно выжидая, кто первым испугается воплей Конника и спешно закончит обед, а затем не выдержали и вскочили из-за стола вместе. Шныгин торопливо засунул поднос в окно приемки посуды и помчался в актовый зал, а Пацук посмотрел на часы и, хмыкнув, неторопливо пошел следом. Знал бы он, чем все это закончится, из столовой, наверное, вообще бы не выходил!
Микола рассчитывал на легкую прогулку с веселым финалом. Ведь подполковник строго-настрого предупредил, что накажет любого, кто опоздает на минуту, однако о тридцати или сорока секундах речь не шла. И есаул представил, как начнет орать Раимов, увидев украинца, входящего в актовый зал позже назначенного времени, и как он сам укажет командиру, что опоздал всего на несколько десятков секунд. Свою дотошность и пунктуальность во всем подполковник уже не раз доказывал. Поэтому есаул совершенно справедливо считал, что крыть такие доводы командиру будет нечем.
