— Илона, перестань меня злить! — приказал мужчина, но локоть отпустил. Вытянувшись во фрунт и приложив руку к голове в армейском приветствии, я издевалась, уже не скрываясь:
— Есть, генерал! Как прикажете, генерал! Я могу идти?
Мужчина разозлился окончательно и, сделав шаг на встречу, обхватил мое лицо ладонями, заставляя посмотреть себе в глаза. Что он там собирался увидеть? Мне об этом он не сообщил. Властелин тяжело вздохнул, наклонился к губам и поцеловал: жадно, настойчиво и неожиданно нежно. Простите меня те, кто считает, что стоять нужно до последнего рубежа, но я сдалась. Тесно прижавшись к его крепкому телу, я ответила на поцелуй, обвивая шею мужчины руками. На секунду отрываясь от моих губ, Кондрад тихо выругался и, подхватив под бедра, поднял, заставив обхватить ногами. Вот таким экзотичным образом мы и передвигались по коридору, задерживаясь на каждом метре, пока мужчина окончательно не потерял самообладания и, притиснув к стене, не начал стаскивать с меня рубашку. Я приняла в этом занятии активнейшее участие и помогала изо всех сил, наплевав на правила приличия.
Мы так увлеклись, что оба вздрогнули от истеричного голоса:
— Лорд Кондрад, что вы делаете?
Мужчина, прервав поцелуй, легко улыбнулся и, прислонившись своим лбом к моему, тихо спросил:
— Действительно, что я делаю? Илона, ты сводишь меня с ума! Я тебя… черт! Прости, мне нужно разобраться. — И, спустив меня на пол, повернулся на голос, загораживая собой и давая возможность привести себя в порядок.
— Леди Мариаса, чем обязан столь пристальному вниманию к своей особе? — спросил Кондрад через секунду, разглядев ту, которая нам помешала. Не знаю, как он, а я была готова из этой змеюки ремней нарезать.
Мадама завизжала:
— Как вы можете оскорблять меня, свою невесту, на глазах у всего Дорсета!
Странная у нее логика, не находите? Мало того, что, оказывается, в этом коридоре собрался весь Дорсет, так еще и глаза везде разложил. Брр! Я поежилась, представив подобное зрелище, и тихонько выглянула из-за широкой спины Кондрада, любуясь ярко-красной возмущенной физиономией Кобры.
— Леди Мариаса, почему вы самовольно присвоили себе звание моей невесты? — спокойным голосом поинтересовался Кондрад, одновременно запихивая меня обратно себе за спину. Мне туда не хотелось, но сопротивляться я не стала, решив подождать удобного момента. В конце концов, со своими бабами пускай сам разбирается. Но подглядывать я не прекратила, не желая упустить такую развлекаловку. Мадама запыхтела, забулькала и, вытянув от удивления физиономию, выдала:
— А кто же, если не я?
И-и-и! Прикусив палец, чтобы не заржать во весь голос, я затряслась в беззвучном смехе и начала сползать по стенке. Еще Альберт Эйнштейн сказал: «Есть две бесконечности — Вселенная и глупость. Впрочем, я не уверен насчет Вселенной». Так вот, здесь присутствовала вселенская глупость. И как у Кондрада хватает на нее терпения?
— Леди Мариаса, поверьте, я никогда бы не выбрал вас в этом качестве, — поставил мужчина мадаму в известность о своих планах. И пока Кобра умирала от унижения и собиралась с мыслями, которые, судя по всему, давно покинули ее в неизвестном направлении, Кондрад отвернулся, от нее и, подхватив меня на руки, двинулся по коридору. Но через пару шагов остановился и, не оборачиваясь, сказал:
— Кстати, леди Мариаса, вы должны мне за испорченное свадебное платье. Потрудитесь оплатить собственную глупость и самонадеянность. Моя настоящая невеста была очень расстроена вашим самоуправством, а я не люблю, когда ее огорчают. Потрудитесь вести себя скромнее или покиньте мой замок!
Когда он продолжил свой путь, я тихо спросила:
— Ты не слишком с ней суров? На фига тебе деньги за платье?
— Она должна наконец понять и оставить меня в покое, — ответил мужчина, крепче прижимая меня к себе.
— А если она тебя любит? И ты сейчас разбил ей сердце? — допытывалась я, пытаясь понять, что на него нашло.
В это время он подошел к двери в мою комнату, спустил меня с рук и осведомился:
— Ты предпочитаешь, чтобы я разбил сердце тебе или себе? — Не давая мне опомниться, лорд отказался вдаваться в подробности: — Не спрашивай меня ни о чем, я все равно сейчас ничего не скажу. Просто доверься мне. Все, что я делаю, — я делаю для нас, и мне не хочется ссориться. Нужно всего лишь подождать.
С этими словами он легко коснулся моих губ и ушел, оставив меня у двери приводить мысли в порядок. Я с грустью смотрела ему вслед и думала о том, что для него это «всего лишь», а для меня трагедия. И что нам делать?
Ввалившаяся с подносом Ниала не дала долго печалиться, с небывалым энтузиазмом принявшись запихивать в меня завтрак, который я, впрочем, с удовольствием поглощала. Неожиданности продолжились после завтрака, когда нам заявили, что тренировки во дворе отменяются по причине скорого прибытия гостей. Мой зал нас всех тоже вместить не мог, поэтому пришлось разбить команду на три части, что настроения мне тоже не улучшило. Попробуйте три раза подряд объяснить одно и то же! Я не учитель, и с терпением у меня жуткая напряженка, к тому же мысли мои витали совершенно в другом месте. Ну почему у Мариасы каблук не сломался или подол не оторвался, когда она мне обломинго устроила? Так все было замечательно — и вдруг облом на самом интересном месте! Чтоб ей несварением желудка мучиться всю жизнь!
Говорят же: не буди лихо, пока тихо. Думала про нее, вот и получите в полном объеме! После окончания тренировки я так вымоталась, что буквально ползла к себе, когда мне дорогу преградила Кобра с претензиями:
— Кто ты такая? Как смеешь отбирать у меня лорда Кондрада?
Сил у меня не было с ней спорить, и я вполне миролюбиво предложила:
— Слышь, змеюка, свали с дороги.
Нет, ну правда же вежливо? Могла ведь и матом послать по прямому назначению. Но мадама моей доброты не оценила и зашипела:
— Да как ты осмеливаешься со мной в таком тоне разговаривать, дрянь подзаборная!
Как же ты мне надоела! Ладно, чисто из неземного великодушия и сильной усталости попробую еще раз по-хорошему объяснить:
— Слушай сюда, коза драная, отвали или в лобешник закатаю! Будешь потом светильником на балу подрабатывать!
Ой, что тут началось! На мою голову посыпались та-акие угрозы… Но надо признаться, с фантазией у Кобры было плоховато, поэтому минуты через две ее заело на одной фразе, повторяемой бесконечно:
— Я прикажу тебя выпороть!
Ну что за женщина, а? Предупреждала же я ее по-человечески! Терпение проявила просто ангельское… и это моя благодарность? Ей-богу, ее кругозор настолько узок, что она вполне способна глядеть в замочную скважину обоими глазами. Прости, Господи, за грубость, но она сама напросилась! Пришлось нежно взять ее за ноздри и, протащив в полусогнутом положении пару метров, еще раз ласково и доходчиво объяснить свою точку зрения:
— Еще раз увижу тебя рядом с собой или услышу твои вопли в свою сторону — прибью! Понятно?
Решив, что писк и мычание — это знак согласия, я ее отпустила и отправилась дальше, не оглядываясь. За поворотом наткнулась на истерически хихикающего Деррика и удивилась:
— Разреши тебя спросить, что ты здесь делаешь и над чем так весело ржешь? Может, поделишься и поржем вместе?
— Я думал, тебе помощь нужна, а ты ее как корову… Ой, не могу! — простонал мужчина.
— Илона, ты чудо! Такого радикального способа отваживания поклонниц я еще в своей жизни не видел!
— Дарю! — расщедрилась я и потопала мимо. Честно говоря, настолько вымоталась, что, добравшись до кровати, завалилась спать, наплевав на ужин. Такое со мной случалось крайне редко.
На следующее утро начали съезжаться гости. Во двор прибывали разнообразные кареты, из которых вываливались разряженные и расфуфыренные дамы и кавалеры. Мне было скучно, я развлекалась и наблюдала за торжественным выездом, сидя на подоконнике в своей комнате. Хуже всех приходилось Кондраду, которому этикет предписывал встречать гостей лично. После десятой или одиннадцатой кареты у него на лице появилось выражение великомученика. С одной стороны, мне было его жалко, а с другой — сам виноват: наприглашал такую прорву народу.
Вскоре мне наскучило, и я уж было собралась свалить в спортзал, когда во двор влетела карета и, сделав круг, остановилась у крыльца. Из нее выбрался молодой симпатичный лорд, подавший руку даме. Дама оказалась высокой худощавой блондинкой лет примерно восемнадцати-девятнадцати. В общем-то ничего особенного, если бы не одно обстоятельство. Как только она пожаловала руку для поцелуя Кондраду, последний заскакал вокруг нее раненым козлом, вцепившись в эту самую ручонку со всей страстью. Мне это показалось весьма неестественным и подозрительным. Слишком уж подобное поведение несвойственно для Кондрада. Мне стало любопытно, и я поперлась вниз, желая разобраться в происходящем. В холле столкнулась с парочкой, и что бы вы думали? Меня нагло проигнорировали! Он даже головы в мою сторону не повернул, вцепившись в конечность белокурой стервы и с завидной периодичностью эту самую конечность облизывая. Подобравшись поближе, я вежливо поздоровалась:
