Катер завис над Синяком, сделал типовой разворот и вдруг, как вязанка дров, упал на сто мегаметров.
Матюхин кряхтя вылез из машины и опустил черный светофильтр. Все было так, как рассказывал капитан. Синяя поверхность грохотала под подошвами скафандра. Тонны тишины лежали на этой планетке, спекшейся как ядро. Кряхтя, Матюхин уселся на «третий глаз» и задействовал экспресс-лабораторию. Хотя было ясно даже и ежу, что никакого алямезона здесь нет. Он скучающе огляделся. На всякий случай он заглянул в окошечко походной лаборатории. Ежик, натасканный на изотопы алямезона, спал, свернувшись шариком, и, так сказать, не ловил мышей.
— Спит, колючая задница, — ласково проворчал Матюхин.
Вздохнув, он побродил вокруг «Шизоранга», ударами ботинка проверил катафоты, побросал в экспедиционный ящик несколько тонн образцов и вскоре стартовал. «Приключение, конечно, — кряхтя и зевая думал он, — хотя все равно рутина». Он заложил вираж. Одиночество и близость к звездам настроили на философский лад: «Зачем нам нужны эти звездные скопления, туманности? Стоит ли ковыряться в дружной чете хора светил? Быть может, истина — это коньячок и сигаретка в кресле-качалке? «Когда люди, кряхтя, узнают, что движет мирами, Сфинкс, кряхтя и кашляя, засмеется, и все живое на Земле накроется медным тазом». Кстати, а где мой рюкзак?» Матюхин начал озираться. Рюкзака нигде не было. Вот это приключение! Стажер уже начал представлять, как на Синяке его рюкзак подберет высокоразвитая цивилизация и по содержимому рассчитает выдающийся интеллектуальный уровень землян. Как владельца рюкзака, его наверняка выберут парламентером в грандиозном контакте двух галактических рас… Матюхин почувствовал, что краснеет: «А не оставил ли я в рюкзаке свежий «Пентхауз»?»
Катер влетел в армогидродемпфирующий створ «Ильи Муромца». Матюхин вылез из горловины люка. Рюкзак валялся на пандусе. Стажер с облегчением вздохнул.
Мужественно дрожа, Матюхин вошел с докладом к капитану. Капитан ждал его и тоже волновался. А когда он волновался, то всегда что-нибудь теребил в руках. Вот и сейчас в его пальцах нервно кувыркалась каменная монетка с дыркой посередине, вытесанная неизвестными клептоманами с Фиджи.
— Ка-ка…пи-пи…та-тан, — заикаясь и страшно волнуясь начал Матюхин. — Ко-ко… со-со… же-же… ле-ле, — он покачал головой и развел руками, будучи не в силах сказать что-либо еще. Он написал в блокноте: «Топлива нет. Матюхин». Подумал, и приписал восклицательный знак.
Капитан выхватил записку и до макушки налился темной венозной кровью:
— Крайцхагельдоннерветтернохайнмаль!!!
Матюхин зажмурился. Ему показалось, что капитан сейчас запустит в него огурцом или просто шарахнет видеофоном. Однако кэп взял себя в руки. Но у него тут же отвисла челюсть.
— Что это у вас? — сипло спросил он. — Где вы подцепили эту мерзость?
— Ка-ка… ку-ку мерзость? — закрутился на месте Матюхин, осматриваясь.
— Да стойте вы, не вертитесь! — гаркнул капитан и так резко подскочил к Матюхину, что нос его едва не оказался в зубах стажера, и хищно схватил что-то с воротника.
— Как к вам попала эта муха?
Капитан пристально смотрел в лицо стажеру. Зрачки его жутко сужались и расширялись. Души человеческой не было в этом взгляде.
— Какая муха? — пролепетал стажер в ужасе, мелко крестясь.
— У вас что — нет биобаррикады? Или вы не приняли «амебу жизни»? Почему к вам липнут мухи?
Капитан держал в руках муху, монету с дыркой, пятился, доставал бластер и набирал номер Альбертаса Пыжаса. Матюхин дернулся.
— Вы стойте где стоите! — рявкнул капитан. Вороненый ствол никелированного бластера плясал в его руке. — Черт, — ругался капитан, — что за номера у них там на третьей палубе?! Три-два-два? Или два-три-три?
— Медиколога в рубку! — дозвонился он наконец.
— Минуточку, капитан, — обиженно отозвался видеофон. — Я сейчас занят. Я тут…
— Срочно, черт побери!!! — заорал капитан, размахивая бластером, словно комиссар маузером.
Испуганный Пыжас тут же вошел в рубку.
— Что случилось?
Капитан молча сунул ему под нос муху. Пыжас вскинулся было и застыл.
— Откуда?.. — только и смог произнести он. Капитан мотнул головой в сторону космоса.
«Мы не одни!», — мелькнула мысль, но Пыжас тут же вспомнил, что они давно не одни. Уже лет двадцать. Просто в глубине души не до конца веришь в разумные кристаллы и мыслящие растения, в эти минерало-овощные — как выразился Авдей Мухоморов, гуру ксенофобов Земли — цивилизации. Но почему-то перспектива заиметь братьев по разуму неотличимых от мух вдохновляла еще меньше. «Мухоморов. Символично. Представляю, как покоробит старика образ Чужих».
Впрочем, Пыжас тут же укорил себя за неоправданную вспышку ксенофобии. Мухи пока еще не сделали никому ничего плохого. Правда, размножаются они, как паника на бирже.
Как честный врач, давший галактическую клятву Овсова-Панкратова о превосходстве разума над формой, цветом и остальными расовыми предрассудками вроде зоогамии, ксенофилии, гомогенеза и прочих псевдоподий, Пыжас со вздохом достал карманный набор ксено-тестов. Капитан уставился на него, как на безумного. Что делать, иногда, чтобы понять чужой разум, надо распрощаться со своим. Однако к счастью муха проигнорировала теорему Пифагора, таблицу умножения и длину волны излучения атома водорода, а также памятку «О правах человека», показанную Пыжасом по ошибке. Муха была мохнатая, противная и восьминогая. Пожалуй оно и лучше, что это просто насекомое.
Капитан поднял муху за крыло. Муха отвратительно зажужжала и забилась. Пыжас глотнул. И тут же сплюнул.
— Вы хотите, чтобы я произвел вскрытие?
— Чье? — мрачно спросил капитан, считая мухины ноги…Семь, восемь — прав был Аристотель!
— Как — чье? Ее.
— А я думал — его, — кивнул капитан на Матюхина. Тот спал с лица и начал оседать. — Это он занес к нам муху. Я хочу знать, представляет ли она опасность для земной жизни. Если да, то после ужина я взорву корабль. Но только после! Повар вскрыл НЗ… Сегодня на ужин ма-аленькие биточки. Вот такие, — капитан двумя пальцами показал медикологу.
Пыжас сунул муху в карманный экспресс-анализатор. Анализатор загудел. Пыжас посмотрел на осевшего стажера.
— А вы, молодой человек, бегом мыться. В трех водах. — Пыжас посмотрел на капитана. — В шести водах.
Капитан смотрел на стажера в упор и явно что-то прикидывал. Нехороший был у него взгляд, оценивающий.
— Вообще, поживите пока в ванной, — заключил Пыжас, выталкивая Матюхина в дверь.
Стажер исчез.
— Подождем, что скажет техника, — сказал Пыжас. — О, да у нее температура!
— У кого?
— У мухи.
— Что?!
— И гипертония.
Анализатор вдруг раздулся как шарик и взорвался. Черная вьюга закружилась по рубке. Это были мухи. Тысячи, десятки тысяч мух. Их повалило и покатило черной массой, сшибая мебель как кегли. Это было как-то унизительно.
— Что за чертовы шутки, Пыжас?! — орал капитан, размахивая бластером, как фея розой.
— Я тут при чем? — раздраженно огрызался Пыжас. Запутавшись в силовом кабеле, он боролся с ним как сыновья Лаокоона со змеями.
На шум в рубку заглянул жующий, в мохнатой кепке и темных очках, биолог Рудимент Милашкин.
Мухи с радостным воем устремились в раскрытые двери.
Милашкин присел, провожая их взглядом. Глаза его загорелись.
— Мухи! — восторженно шептал он, глядя на черную ленту биомассы, втягивающуюся в коридор. — Какой порядок, какое гомерическое шествие!
Хвост стаи исчез в недрах корабля. В рубке стало светлее. Оставшиеся твари дружно пожирали фикус, каковой фикусом не был, а являлся полномочным наблюдателем планеты Яй-Хо. Наблюдатель ругался по-яй-хойски и отстреливался спорами.
— Идиот! — заорал капитан, выскакивая из завала мебели. В руке его был огурец. Он прицелился им в Милашкина. Удивленно изогнув бровь, Пыжас с профессиональным интересом взглянул на капитана. Капитан покраснел, кашлянул и выбросил огурец. Он поставил обгрызенного наблюдателя в сейф, одернул китель, раздулся как рыба-шар и уставно прорычал по общей связи:
— Всем слушать сюда! Экстренное заседание штаба: Карамора, Сумерецкий, Умора, штурман, бортинженер, Переделкин, хозслужба — в рубку! Срочно! Всем остальным — ждать результатов экспертизы и пройти прививку от космической горячки. Одна нога здесь, другая вон там!
— А что, топтать — это идея, — проговорил Пыжас, охорашиваясь.
— Вот и займитесь, — огрызнулся капитан. — Болтаетесь без дела.
— Болеть надо больше, — спокойно возразил Пыжас. — Шучу.
— А что, капитан, — невнятно спросил биолог Милашкин, орудуя во рту титановой зубочисткой, — топлива еще нет?
Шкворень только поглядел на него.
