Откуда я знаю про Вагнера? Утром в «БСЭ», Большой Советской Энциклопедии, прочитал. Пошел в корабельную библиотеку и просветился. Ну, что там сказано?.. «Летучий голландец — легендарный образ капитана, обреченного вместе со своим кораблем вечно носиться по бурному морю, никогда не приставая к берегу…» Наизусть запомнил. Там еще говорится, что капитан был осужден (кем?..) за безбожие. Корни легенды восходят аж к XV веку, а в XVII веке летучими голландцами, мол, называли некоторых знаменитых голландских мореходов, пропавших без вести.
В общем туманная информация. Да и что говорить? Сам капитан толком ничего не знал, пока я до истины не докопался и глаза ему не раскрыл. Что касается путаницы в веках: то XV, то XVII век — несущественно, в мире все повторяется. Ту же Америку, например, еще раньше Колумба, утверждают, открыл какой-то варяг-скандинав.
Жаль, понятно, что я невольно поспособствовал кончине легендарного парусника — теперь его днем с огнем не найдешь, осиротели океаны. А капитана с командой не жаль? Три века мучались! И если б не я, конца бы их странствиям не видать.
Я чувствую, вас томит любопытство, как там с третьим желанием. Я всерьез опасался: вздумаю искупаться, а потом пристанут с назойливыми вопросами, почему сухим из воды вышел. Пришлось тайную проверку устроить. Ан нет, все, как у людей, оказалось. Мокрый! Значит, Летучий голландец не таким уж был простаком и далеко не все понимал буквально.
Думаете, почему мне всегда везет — в любой переделке?
Вы, конечно, можете возразить: мне, мол, и раньше везло. Так ведь это давняя история. С нее, может быть, и следовало бы начать рассказ о всех моих похождениях. Но мне не до хронологии, я не летописец. Что вспомню, о том и говорю.
И еще — когда меня бабушка в церкви крестила, то сказывала потом моей возмущенной маме-атеистке:
— Бог не выдаст, свинья не съест.
Человек еще мало себя знает. Вернее, совсем плохо знает. Поэтому и поражается чудесам так называемых экстрасенсов. Вернее, тех, кто себя за них выдает. Один англичанин Геллер якобы усилием воли часы Биг Бен на лондонской башне парламента остановил. И подтверждение тому имеется: он, дескать, давно какому-то приятелю в письме написал, что собирается это сделать. Правда, ни день ни год не уточнял. А когда часы вдруг стали — не вечные же они! — заявил: моя работа. Потом еще, выступая по телевизору, попросил всех зрителей взять старые, давно не идущие часы, завести их, а он скомандует, чтоб они шли. Ну, и, конечно же, из миллионов, казалось бы, сломанных часов и пошли тысячи. Так и должно быть — недаром же он говорил, чтобы их завели. А те, что на батарейках, ручаюсь, ни одна не заработала.
У меня у самого как-то собралось штук пять молчащих механических часов, года три валялись без дела. Когда они, наконец, попались мне на глаза, я их завел, и пара из них бойко затикала. Причем без помощи Геллера, мы тогда о нем слыхом не слышали.
Или вот наши медицинские кудесники, что лечат весь народ по телеку, а потом зачитывают письма и телеграммы о том, как они здорово помогли безнадежным больным. Стыдно смотреть — дурачат. Есть же закон больших чисел: из сотен тысяч больных каждый день — подчеркиваю, каждый день, а то и час! — десятки людей обязательно выздоравливают, лечились ли они, или нет. Но сотни же и умирают. Так было всегда, во все времена, когда еще и телевидения на свете не было. Врачи-кудесники заслугу в выздоровлении кого-то себе присваивают. А покойников на чей счет отнести?!
Явное надувательство, да простят мне те, кто в это верит. Верьте себе на здоровье! Вера всегда помогает. Я хочу сказать о другом: в каждом из нас скрыты такие возможности совершать Удивительное, что мы даже и не подозреваем. К счастью или не к счастью, мы не можем произвольно — я, мол, так хочу! — использовать этот необыкновенный дар. Но иногда он вдруг так ярко проявляется, что мы потом сами диву даемся: неужели подобное возможно?..
Однако для этого необходимы исключительные условия. Не только внешние обстоятельства — они тоже очень важны! — но, главное, и наше внутреннее состояние, особый настрой. Потому-то искренняя вера и творит подчас чудеса. Хотя история, о которой я расскажу, к проблеме веры не имеет отношения.
В моем случае главную роль сыграли именно мой душевный настрой и внешние обстоятельства. И уж, скорее, я не верил, чем верил, в то, что могло произойти. Меня вдруг подхватило и понесло, когда как бы совпали и настроение, и погода, и само место, и… и… Всего не перечислишь.
Лет пятнадцать назад, когда я еще жил и работал в Курске, то ездил, бывало, в Москву на субботу и воскресенье. Одна ночь поездом — и в столице. Собственно, я и жил-то каждые пять дней недели только для того, чтобы провести выходные в Москве. Ну, правильно. Конечно же, я ездил из-за девушки! А вы думали, в музей Революции?
Поскольку я хорошо зарабатывал, как вы уже знаете, в фотоателье на кладбище, приятелей у меня в Москве была тьма. С ночлегом никаких проблем, никогда в гостинице не останавливался. Всегда временные друзья приютят, тем более я не избалованный, могу даже под кроватью спать или в передней на коврике с каким-нибудь Полканом в обнимку. Одно время с «бомжами» ночевал на чердаке, тогда их называли проще — бродягами. Почему не в гостинице?.. Время дорого. Пока устроишься, день пролетит. Да и на лапу давать не умею, с души воротит. Вдобавок у меня самого натура бродяжья.
Так вот, с некоторых пор я стал завтракать, обедать и ужинать только в одном месте — в студенческой столовой на Моховой. Рядом с главным входом в старый университет, в правом крыле. Блеск — столовая! Дешево и вкусно кормили, а, может, моложе был — оттого и аппетит отменный. И пиво всегда в буфете было. Не какое-то простецкое «Жигулевское», а «Рижское», «Мартовское» и даже «Двойное золотое» — в коричневых и витых, как купола Василия Блаженного, бутылочках по 0,33 л. Сейчас названия этих марок пива звучат лишь погребальным звоном по былому.
Почему я завтракал, обедал и ужинал именно там? Да уж не потому, что зациклился на дешевом трехразовом питании. Просто рассчитывал встретить… Ясно, кого. Однажды увидал ее, а подойти не осмелился. Так и не познакомился. Думал, снова застану там. Решил, что она в МГУ учится или работает где-то рядом.
Попал я тогда в столовую на Моховой случайно. И не знал раньше, что в самом центре Москвы есть такое замечательное заведение. Пускали туда по студенческим билетам, если верить строгому объявлению за стеклом двери, но на деле пропуском служил лишь возраст приходящих. Молодой — значит, свой. Сейчас бы меня туда, наверное, не пустили. Шлагбаум возраста!
Где-где?.. Неужели не знаете? Если идти со стороны улицы Горького… Дай Бог памяти! Университет начинается, боковое крыло выходит прямо на тротуар, а дальше тянется кованая ограда, за ней скверик, в глубине скверика — главное здание с белыми колоннами. Ну?.. Если свернуть за воротами в ограде вправо, там и вход в столовую.
Закрою глаза: прохладное солнце, октябрь срывает и лепит желтые листья к ярко-желтому фасаду. И Она — в желтом же плаще, туго перехваченном в талии. Лет семнадцати — сероглазая, курносая, конопушки, косы, шарфик, пуговки, туфельки, — замри на месте. Я и замер, глядя сквозь решетку ограды, как она идет к двери столовой… Затем я очнулся, свернул в ворота и последовал за ней.
Почему я оказался около старого МГУ? Просто бесцельно гулял по Москве.
В столовой я машинально занял очередь за пивом в буфет. Она сидела одна, позади шумной компании студентов, у самой стены, перекинув свой плащ через спинку стула. Может, она кого-то ждала? Ведь это была столовая самообслуживания. Я глупо продвигался по очереди и никак не решался подойти к девушке. Мы встретились глазами, и я, как заколдованный, не смог отвести взгляда. Тогда она, забавно махнув косами, пересела ко мне спиной. Верно, ее смутила моя назойливость.
Я так и не подошел. И у выхода ждать не стал. «В другой раз», — успокаивал сам себя, уходя прочь.
Вот ведь, и женат, и двое детей, а до сих пор забыть не могу. И не хочу. Не желаю. Столовая на Моховой стала для меня как бы символом моей юности. Точнее, молодости: ни моей, ни твоей, ни его — ничьей. Просто молодости. Словно она осталась только там — с белозубыми улыбками, смехом без причины, спорами, хохмами, зверским аппетитом. Почему — там?.. На Моховой все мы были молоды, до единого, а в обычной жизни все возрасты вперемежку; Мне возразят: а школа, а институт или техникум?.. Отвечу: у вас, что ли, школа вызывает такое чувство? Школа — это обязаловка. Ну, а в институте я не учился, техникум окончил заочно, а про службу на флоте лучше не говорить. Так что моя молодость осталась в той студенческой столовке. Студентом не был, но с барского стола ел.
Я ходил в ту столовую на Моховой, оцените мое упорство, чуть ли не целый год, каждую субботу. По воскресеньям она не работала. Понятно, я заходил туда уже не три раза в день, но хоть разок улучал забежать. Но моей незнакомки, увы, и след простыл.
