– Правда?!
– Да конечно.
– Я хотел бы, чтобы ты был моим дружкой. Ну, у них тут так свидетеля зовут.
Демьян, молча соглашаясь, кивнул, прошел мимо оторопевшего Бруно и спустился в торговую комнату аптеки. Бруно спустился за ним.
– Как раз после празднования дня святой Елизаветы, покровительницы пекарей. Думаю, ее папаша не против. Он сам мне пару раз уже намекал.
– Не сомневаюсь, – буркнул Демьян и прошел к полкам со ступками, чтобы приготовить порошки для кардинала.
– Она тебе очень понравится, – Бруно стоял рядом и тараторил без умолку, – она такая умница. Я даже удивляюсь, как среди всей этой грязи могла родиться такая девчонка. Она почти сама научилась читать и писать, знает немного математику. У нее очень передовые взгляды для своего времени. Братишка, я гарантирую, ты будешь ею очарован. А еще она читала Аристотеля и многих древних авторов. Мне кажется, что она могла запросто родиться в двадцать первом веке, среди нас, и мы бы даже этого не заметили…, – не унимался Бруно.
Демьян повернулся к нему.
– Что ты пристал ко мне? – прошипел он, – что ты все ходишь за мной? Прилип как банный лист к жопе.
– Да что с тобой!? – Бруно в недоумении уставился на него.
– Ничего, – злобно сказал Демьян.
Наконец он приготовил необходимое количество порошков, выдавил в фарфоровые баночки несколько тюбиков с мазями для растирания с обезболивающим эффектом, потом повернулся к другу и, не глядя ему в глаза, сказал.
– Бро, пока я буду перетирать наши дела в кардиналом Амбуазом. Ты не мог бы отвезти пакет?
– Да конечно, – согласно пожал плечами Бруно, – кому?
– Молотку, – спокойно сказал Демьян, протягивая небольшой пакет, приготовленный еще дома в двадцать первом веке.
Бруно замер и отдернул руку, которую протянул к нему, чтобы взять пакет.
– Братишка, я не знаю… Ты ведь понимаешь, он меня так ненавидит, что готов разделаться со мной, как только я ему попадусь на глаза.
– Не дрейфь, – хохотнул Демьян, – он сейчас в Европе, после продажи Библии Гутенберга по публичным домам таскается. Еще несколько дней там будет. Так что отдашь Полкану и всего-то делов.
– Ну-у-у, хорошо, как скажешь, – ноткой сомнения в голосе протянул Бруно.
Демьян быстро сгреб в кожаную плечевую сумку порошки, мази и молча вышел из аптеки. За дверью, он, мучимый тяжелой нервной одышкой, прислонился к стене, чтобы успокоится и восстановить дыхание. Руки тряслись от учащенного пульса.
– Черт, будь оно все проклято, – пробормотал он и пошел по направлению к рынку Мортен.
Примерно через час, намеренно петляя по улицам в обход, тем самым удлинив себе путь, Демьян пересек рынок. Но он натолкнулся на мрачную процессию, медленно движущуюся по одной из мощеных улочек. Клетка, стоящая на повозке, в которой его однажды отвезли в страшную тюрьму Большой Шатле, преградила ему дорогу. В ней, едва удерживаясь на ногах, стоял несчастный доктор Франсуа де Лорм. Он держался разбитыми пальцами с сорванными ногтями за перекладину и покачивался из стороны в сторону. Его лицо, перекошенное от страданий, все же, не смотря ни на что, имело вдохновенный вид стоика и свидетельствовало о том, что ему уже абсолютно все равно на свою судьбу и на судьбу окружающего его мира. И хотя в него со всех сторон летели кочаны гнилой капусты, порченые яблоки с треском разлетались на куски, попав в толстые прутья клетки, и рыночный люд, охочий до всякого рода ужасных развлечений, кричал ему вслед ругательства, состоящие из грязных оскорблений, эскулап стоял с гордо поднятой головой, обращенной к солнцу. Остроконечный колпак, расписанный рисунками в виде чертей, ведьм и всякой другой нечисти, съехал набок, открыв грубо остриженную клоками голову с подтеками запекшейся кров и следами жестоких пыток. Во главе процессии шел отец Томазо с одухотворенным лицом религиозного фанатика и несколько стражников из тюрьмы. За повозкой не спеша брели уважаемые люди города Парижа, богатые торговцы, священники, цеховые мастера, чиновники короля и магистрата города. Хвост процессии протянулся до конца улицы, ведшей на Гревскую площадь, где на небольшом помосте, рядом со столбом и кучами хвороста, его ожидал мастер Жиль Сансон со своим сыном, который должен ему помогать в деле и заодно учиться семейному ремеслу. Рыночная площадь почти опустела. Остались немногие крестьяне и торговцы для охраны товара и лавок, но и они вышли на середину улицы, привстав на цыпочках, вытянули шеи в надежде хоть немного захватить взглядом захватывающее зрелище казни доктора Франсуа де Лорма, обвиненного в колдовстве и сношениями с дьяволом.
Демьян проводил взглядом процессию, постоял минут двадцать в задумчивости, развернулся и со всех сил побежал обратно.
– Бруно! Прости меня! – прошептал Демьян, несясь по улице в направлении аптеки.
Он ворвался в пустую аптеку. Бруно нигде не было.
«Я опоздал! Будь я проклят! Где же ты, братишка?»
– Бруно! – заорал он и упал на колени.
Он хотел еще раз вскрикнуть, но его голос сорвался, нисходя в беспомощный всхлип раскаяния. Сверху из комнаты раздался подозрительный шорох и тихие голоса. Демьян вскочил и, склонив голову на бок, посмотрел на лестницу, ведущую на второй этаж. По ней осторожно поглядывая, спустился Бруно в одежде двадцать первого века.
– Ты чего орешь? Напугал, черт возьми, всех…
– Братишка, как я рад тебя видеть! – запричитал Демьян.
– Ты чего? Совсем умом тронулся?
Бруно смотрел на Демьяна, вытаращив глаза.
– Не надо отвозить пакет! – Демьян подбежал и обнял друга, – я его сам потом отвезу.
– Ну не надо, так не надо. Не очень-то и хотелось. Только чего орать-то?
Он внимательно посмотрел на Демьяна.
– Странный ты какой-то сегодня.
В свою очередь Демьян подозрительно посмотрел на Бруно.
– Это кого я «всех» напугал?
Бруно воровато оглянулся назад, взял его под руку и настойчиво потащил вниз по лестнице.
– Братишка, тут такое дело… Понимаешь… Ты попросил оттараканить пакет этому упырю Молотку. Ну, вот я и подумал. Я быстренько отвезу, всучу пакет Полкану, а потом… Что делать в свободное от дел время? Ну, как бы тебе это сказать? Мы с Анной… Я хотел показать ей город, наш мир, ну может, где-нибудь в кафешке посидели, потусили. Сам понимаешь дело молодое. Любовь и все такое.
– Ты охренел, что ли?! – Демьян отстранился от друга.
– Да не ори ты так, – зашептал Бруно, – странный ты какой-то сегодня, ей Богу. То молчишь, то орешь, то обнимаешься, снова орешь. Ты уже как-нибудь определись с линией поведения.
– Ты не понимаешь! Ей нельзя туда! – запротестовал Демьян.
– А что здесь такого? Скажи мне на милость. Кто сказал, что моей девушке туда нельзя?
Бруно встал перед ним, уперев руки в бока.
– А то, что она из пятнадцатого века и ты ее тащишь в двадцать первый!
– И чего? Мы с тобой из двадцать первого века приперлись сюда в пятнадцатый! И что? Реверсивное движение, да и только.
– А то, что у нас и так куча проблем! На нас наехали цеховые мастера, и если я не возьму охранную грамоту от кардинала, нам придется очень туго. Этот безумный фанатик преподобный Томазо так и смотрит, чтобы нас сцапать. Наша аптека не приносит нам никого дохода кроме постоянных трат и проблем. Мало этого, так Сема Молоток хочет убить нас, потому что считает, что мы его кинули. Что я его кинул. Причем он угрожает больше всего тебе! А я просто облажался и подставил нас обоих. И плюсом ко всему ты хочешь, чтобы ее озверелые пятеро братьев забили нас дубинками до смерти!
Бруно долго и молча смотрел на Демьяна, а потом тихо сказал.
– Так ты хотел меня…
– Нет, братишка я бы этого не сделал! Честно…, – воскликнул Демьян.
– Уже сделал. Ты хотел меня отправить прямо к нему в лапы. Ты заключил с ним сделку. Моя жизнь в обмен на твою.
– Нет, черт возьми! – завопил Демьян, – нет, я никогда так не сделал бы. Я не смог бы после этого жить.
Демьян сдался и сел на стул.
