Но, похоже, что в полете, шар решил, что на сегодня развлечений хватит и только так, можно было объяснить то, что, не долетев до бойцов всего один метр, он зарылся в землю по самое ушко, за которое уцепился, радостно звенящий обрывок цепи. Земля дрогнула и оба омоновца мужественно ударились оземь, но, к удивлению шара, добрыми молодцами так и не стали.
Зрители радостно завыли и повалились друг на друга. Только Брыня стоял на ногах и гукал как филин, показывая пальцем на лежащих бойцов.
Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения омоновца Куценко. Он вскочил на ноги и бросился к Брыни с криком:
— Мордой в землю! Руки за голову!
Подбежав к Брыне, который и не думал ложиться на землю, Куценко уткнул ему в живот ствол автомата и рявкнул:
— Я сказал лежать, так-то твою раствою!
Брыня посмотрел на ствол автомата, взял его, брезгливо, двумя пальцами, и загнул вниз, как пластилиновый. Затем посмотрел на офонаревшего бойца и ласково спросил:
— А "Прощание Славянки" сплясать не надо?
В этот момент подбежал запыхавшийся командир. Он оттер своего Куценко от Брыни и, повернувшись к деду умоляюще произнес:
— Не сердись, отец. Молодой он еще, горячий.
— Да ладно, капитан. — Добродушно ответил Брыня. — Сам вижу, что зелен он еще. — И, указав пальцем на мокрые штаны бойца, добавил: — Влага в голову шибанула.
Он положил руку на плечо капитана, отчего тот прогнулся, как на разгрузке картофеля, и подтолкнул его к бревну.
— Налейте воеводе, — крикнул он Акулине. — Двести пятьдесят фронтовых.
Не успел кадык капитана сделать третий «глок», как к бревну подлетел инспектор.
— Вы, что, себе позволяете, капитан? — Зашипел он. — Я вынужден буду написать об этом в рапорте.
Командир омоновцев спокойно допил свои фронтовые, выдохнул в лицо инспектору и, поводив пальцем, выбрал толстый, пожелтевший, соленый огурец.
— А я… — Он с треском откусил треть огурца и долго жевал. — А я напишу, что выпил с горя, потому что вы получили взятку от хозяина долины, а с нами, — капитан показал на своих бойцов, — не поделились.
— Да как вы смеете? — Возмутился инспектор и посмотрел на омоновцев.
Те стояли с таким видом, что если им тоже нальют, то они подтвердят слова своего командира. Брыня махнул им рукой и крикнул:
— Подходи, парни, к столу. Брататься будем.
Бойцы повеселели и бросились к бревну, как в атаку. Водитель МАЗа, все еще сжимая голову руками, постарался от них не отстать. Инспектор тоже хотел протиснуться, но Брыня зыркнул на него и аппетит пропал напрочь. Униженный и злой, он был вынужден ретироваться к автобусу.
Через десять минут, когда все было выпито и съедено, Брыня обнялся с каждым бойцом, пожелал приезжать еще, и помахал на прощание в след, изрядно вилявшему, автобусу.
— Хорошие ребята, эти момоновцы. — Высказал свое мнение старый Филька, глядя, как два столба пыли движутся навстречу друг другу.
Брыня хотел его поправить, но, взглянув на Фильку, махнул рукой.
— Хорошие. — Согласился он. — Только нервные.
— Это потому, что они подневольные. — Сказал Филька и натянул шапку на уши, по сложившейся традиции.
— Подневольные. — Согласился Брыня. — А жаль. Потому что человек должен уметь желать справедливого и уметь осмеливаться делать то, чего требует его совесть!
Все посмотрели на него. Колька подошел к Брыни и дернул его за полу телогрейки.
— Красиво сказал! — Он восхищенно глядел на своего учителя.
— Это не я сказал. — Брыня потрепал Кольку по голове.
— А кто? — Колька не верил, что кто-то мог быть умнее Брыни.
— Нам это волхвы вдалбливали в головы, когда мы с Илюшей у них учились. — Улыбнулся Брыня. — И так вдолбили, что ничем не выдернуть.
— А волхвы, это попы?
— Ха! — Брыня рассмеялся. — Попы им в подметки не годятся. Хотя… — Он почесал затылок, что-то вспоминая. — Встречался я с Сергием Радонежским и Серафимом Саровским… Пожалуй, некоторые попы не уступают волхвам.
— А волхвы тебя молитвам учили?
— Они меня учили родную землю защищать и родной народ. Это сейчас учат молитвам и смирению, а когда припечет, то зовут голову сложить. А когда-то, учили славянскому ратному искусству и свободолюбию, чтобы и Родину защитил и жив остался. Вот так вот, Коля. При князьях все были свободными, даже смерды. А пришла демократия и все стали подневольными, даже воины.
Брыня махнул, в сердцах рукой, и пошел к бревну. Перебрав, пустую тару, он тяжело вздохнул. Колька подбежал к нему и прильнул щекой к руке Брыни.
— Деда Брыня! — Всхлипнул он. — Не убивайся ты так!
— Не боись, Колька. — Брыня погладил его по голове свободной рукой. — Мы с тобой еще увидим такую Русь, какую и греки боялись и ромеи, а викинги считали за честь служить у наших князей рядовыми дружинниками.
— Подъезжают к повороту! — Старый Филька, следящий за столбом пыли, торопился как мог к бревну. — Слышь, Брынь? Подъезжают!
— К нам шапито! — Громогласно объявил Брыня. — Занимайте места, согласно пожизненным абонементам!
Фофановцы быстренько расселись на бревно. Только старый Филька остался стоять, чтобы не прозевать момент появления гостей. Он медленно отступал к бревну, не сводя глаз с двигающегося ориентира, в виде пыли. Филька уперся в бревно в тот момент, когда из-за деревьев выехал большой черный внедорожник.
— Вот это да. — Прошептал Филька и сдернул с головы шапку.
— Что там еще? — Спросил Брыня, сидевший спиной к машине.
— Може президент, а може бандиты. — Ответил Филька, прижимая к груди свою ушанку.
— А не один ли черт? — Брыня поднялся с бревна и, развернувшись, посмотрел из-под ладони на приближающуюся машину.
— Да ты что, Брынюшка?! — Акулина округлила глаза. — Разве ж можно, сравнивать президента и бандитов?
— А не один ли черт? — Повторил Брыня, глядя уже на Акулину.
— Упрямый, ты, Брыня. — Вздохнула Акулина. — Президент о стране радеет, а бандиты о своем кармане. Как же можно их равнять?
— Я их не равняю. — Отмахнулся Брыня. — Ихние дела их равняют. И запомни раз и навсегда, что страна, это, прежде всего люди. Вот я и смотрю, как президент о тебе с Пелагеей радеет. Пенсии нет, потому как вроде бы мы и не живем, а налог на землю и избу дерут. Колька от президентской заботы, аж распухнет скоро.
— Колька же не голодает! — Возмущенно перебила его Акулина.
— Правильно! — Брыня не возражал. — Только кормит его, Ванька. И нас кормит Ванька. И налоги за нас платит. И электричество каждый год проводит, а они, — он ткнул пальцем в сторону Мухосранска, — президентские помощники, каждый год обрезают, потому что не положена самовольная проводка электричества. Я вот что подумал… — Брыня почесал затылок. — Если мы, как бы, не живем, то значит мы мертвецы? А если мы мертвецы, то почему они нам покоя не дают? А может бандиты гуманнее властей? Ну и чертовщина в стране!!!
— Здравствуйте, господа.
Они, все-таки, прозевали, как подъехала машина, и как из нее вышел незнакомец. От неожиданности, Брыня забыл, что он говорил своим друзьям. Он тупо уставился на незнакомца. Тот стоял прямо, немного вздернув подбородок и слегка оттопырив нижнюю губу, что придавало, его лицу, брезгливое выражение. На нем был, отлично сшитый костюм из дорогого, серого материала, дорогой галстук, серая сорочка и туфли ручной работы. Он ждал. Пауза затягивалась. Было видно, что этот человек, не привык к такому отношению к себе, но он, так же, понимал, что никто его сюда не приглашал, и хлебом-солью встречать не обещался. Он подождал еще немного и, окинув глазами фофанцев, повторил:
— Здравствуйте господа!
При слове «господа», Филька надел свою шапку и гордо выпрямился. Потом, немного подумав, низко поклонился незнакомцу. Тот слегка стушевался, приняв действия Фильки, как должное, но слишком.
— Я хотел бы поговорить с господином Емелиным, Иваном Ивановичем. — Продолжил он контакт с деревенскими жителями и остановил взгляд на Брыне, потому что все смотрели на него.
— Ага! — Очнулся Брыня. — Так это вам туда, в долину. — Он указал кивком головы.
Незнакомец поблагодарил кивком головы и уверенно пошел к воротам. Чтобы не быть посмешищем для деревенских, он на ходу постарался обнаружить звонок, но не найдя оного, смутился. Подойдя к воротам, незнакомец обернулся и посмотрел на Брыню.
— Открывайте и заходите! — Брыня угадал молчаливый вопрос. — У нас в деревне все по-простому.
Незнакомец опять поблагодарил кивком головы и толкнул ворота. Створки открылись, гость сделал несколько шагов и скрылся в долине.
— Ни фига себе! — Вид у Брыни был растерянный.
В этот момент, с неба спикировал сокол и устремился к воротам. Прошмыгнуть ему не удалось, потому что ворота оказались проворнее. Они захлопнулись, сокол врезался в них и упал в пыль.
