– Ленка поймет. Когда дело касается государственной безопасности, она драться не будет.
– Хорошо тебе. А мне еще с моей хунтой разбираться.
– Да они, .наверное, уже все поприклеили назад.
– Может, и поприклеили, – угрюмо кивнул Серега. – А может, и кафель на кухне сняли. Латифундисты, одно слово.
Пока Серега предавался невеселым мыслям, Окуркин тщательно закрывал ведро, которое им организовал Кузьмич.
Ведро было не простое, а космическое. Такие раньше отправляли на станцию «Салют» для хозяйственных нужд, но, когда станцию сбросили, ведра оказались лишними, и Кузьмич выхлопотал одно для себя. И теперь оно должно было послужить целям государственной безопасности.
– Вот ведь какое военное изделие, Серег. Крышку прикрыл и хоть вверх тормашками переворачивай – ни одна капля не упадет
Погасив в подвале свет, друзья выбрались в гараж, а затем, со всеми предосторожностями, выглянули на улицу.
За то время, пока они работали, спустились летние сумерки.
Сергей вышел первым и, осмотревшись, сделал Окуркину знак, что можно выходить.
Леха вышел с ведром, будто доярка с подойником, и они пошли к дому.
– Видите, что происходит, – пропищал в засаде Фригидин. – У них там, наверное, корова…
– Откуда в гараже корова? – возразила Живолупова.
– Оттуда, что в квартире она гадит. Однажды я был в деревне и наступил в огромную лепешку…
– Ну и что?
– А то, что одно дело в деревне и совсем другое – в квартире.
– Нет, – покачала головой Живолупова. – Не может там быть никакой коровы. Это они, наверное, самогонку тащут.
– Столько самогонки не выгонит ни один аппарат. Это я вам как бухгалтер говорю. И вообще, давайте сверхурочные. Вы же обещали!
– Ладно, держи. И давай расходиться. Завтра чтобы была у меня про это ведро полная информация, понял? А не та дребедень, которую ты сегодня принес.
Утром следующего дня, часов около девяти, Живолуповой позвонили.
– У телефона, – отозвалась она.
– Бабушка, это я, агент Пленум.
– Слушаю тебя, агент.
– Есть важная информация!
– Минутку, я возьму блокнот. – Гадючиха вооружилась всеми необходимыми принадлежностями и сказала:
– Ну?
– Тютюнин Сергей Викторович не явился на работу. Позвонил директору Штерну и сказался больным. Его место занял помощник Кузьмич…
– Не спеши, Пленум, я не успеваю.
– Ага. Говорю по слогам: «Кузь-мич».
– Дальше.
– А дальше я у него хитро так незаметно спросил, не связано ли отсутствие самого Тютюнина с кое-каким ведром?
– Вот ты дурак, Пленум, – не одобрила Живолупова. – И что он тебе сказал?
– Ой, чего он мне только не наговорил, алкоголик синюшный. Сказал, что я самый настоящий…
– Не торопись!
– Ага, тогда я снова по слогам: «казел», сказал. Ка-зел, через "о" краткое.
– Ну ты дебил, Пленум!
– Нет-нет, он сказал именно «казел». И еще это… вали отсюда, в смысле – уходи совсем. По крайней мере я примерно так это себе понял. Хотя я, конечно, могу ошибаться, ведь в русском языке…
– Заткнись!!! – проревела Живолупова.
– Я весь внимание, босс.
– Сиди на работе и никуда не отлучайся.
– В смысле из своего кабинета? Жаль. Я собирался пойти в приемную, чтобы ронять авторучки. Когда там Елена Васильевна, я часто роняю авторучки. Она совсем ничего не понимает и говорит: «Фригидин, вы какой-то безрукий». А я про себя говорю: «Зато глазастый» – и нагиба-а-аюсь. Правда смешно?
Сопя от гнева, Живолупова молча положила трубку, однако деятельный бухгалтер сейчас же перезвонил.
– Что еще? – прошипела Живолупова.
– Так я не понял, босс, мне идти ручку бросать или выдвигаться на позиции? Я хочу зарабатывать, босс, я почувствовал запах денег.
– Сегодня побудешь в резерве. Получишь за это пять баксов.
– Намек понял. Если что, я на месте. До связи.
С чувством огромного облечения Живолупова отошла от телефона и стала быстро собираться. Ей снова предстоял нелегкий день.
Утром, в назначенный час, Сергей Тютюнин позвонил в дверь своего приятеля и товарища по оружию – Лехи Окуркина,
Тот сразу открыл, и на его лице Сергей прочел готовность идти до конца.
– Девять часов, двадцать три минуты ровно, – сказал Сергей.
– Понял, – кивнул Леха и вытащил из-за двери драгоценное ведро. – Хвоста не привел?
– Да как будто чисто.
– Как твои обои – приклеил?
– Сами приклеили. Теща даже на ночь осталась – в кухне на раскладушке. Только к двум часам ночи управились.
– Это хорошо. Значит, уважают они тебя. Ну пошли. Леха звякнул ключами от гаража, и они стали спускаться по лестнице – так было лучше для безопасности.
На улице возле скамейки в траве им померещился шпион, однако это был Вася Магарыч, который спал где угодно и которого все жители двора часто принимали за что угодно.
До гаражей дошли без неприятностей, если не считать разговора с пожилой женщиной, которая поинтересовалась, уж не медок ли продают ребята.
– Нет, мать, не медок, – ответил ей Леха и, не удержавшись, добавил:
– А гораздо важнее.
Гарчаж открылся легко, «запорожец» завелся сразу. Однако на улице, как назло, оказалось полно автомобилей, на которых в совершенно разные стороны разъезжали неорганизованные водители.
– Карту, – потребовал Леха, когда они остановились на светофоре.
Тютюнин быстро распаковал офицерский планшет и разложил карту на коленях. Окуркин тупо на нее посмотрел, сказал «угу» и тронул машину на красный свет. „>
Его «запорожец» заставил шарахнуться в сторону «лек-сус», который врезался в «мерседес».
Леха некрасиво заржал и заметил, что, мол, начало неплохое.
Серега ничего не ответил и, оглянувшись, заметил прорывавшегося сквозь пробку велосипедиста.
– За нами велосипед, – предупредил он Леху.
– Ага, – сказал тот, глянув в зеркало. – Трехколесная модель «Чебурашка». Как привязанный идет – сразу видно, мастер спорта.
Окуркин прибавил газу, и «запорожец» затрясся так, будто его сильно напугали.
На очередном светофоре пришлось снова тормозить, и Сергей заранее расстелил карту. Леха удивился:
– Чего-то я никак не пойму, что такое Остенде, Дрезден и так далее?
– Е-мое! Так это же не наша карта! Это же буржуйские страны капитализма! – догадался Тютюнин и, перевернув лист, обнаружил нарисованную от руки схему.
– Так, это совсем другое дело, – удовлетворенно кивнул Окуркин. – Но тогда получается, что мы свой поворот уже проехали.
Пока они ждали на светофоре подходящий свет, их догнал велосипедист в хоккейном шлеме и мотоциклетных очках.
Сергей выглянул в окно, велосипедист сразу отвернулся.
– Ты чего на этого придурка смотришь? – спросил Леха.
– Да мне лицо его показалось знакомым.
– А-а, – махнул рукой Леха. – Эти байкеры все на одно лицо. Держись крепче, я сейчас разворачиваться буду.
– Прямо здесь? По встречной?
– Ну я же тебе говорю – держись…
Достаточно поплутав и совершенно сбившись с дороги, Леха и Сергей все же приехали к знаменитому на всю страну заводу «Кристаллический рубин».
«Запорожец» пришлось оставить далеко, поскольку оказалось, что близлежащие переулки забиты автобусами с ОМОНом и минивэнами с людьми из частных охранных агентств.
Здесь же попадались машины с надписями ППС, ДПС, «Налоговая полиция», «Экологическая милиция», «Служба судебных приставов», «Скорая помощь» и «Предварительное расследование».
– Чего это может значить, а? – спросил Леха, проталкиваясь со своим ведром мимо журналистов с фото-и видеокамерами. – Может, уже без нас все началось, как ты думаешь?
– Может, и началось, – пожал печами Тютюнин. – В наше время ни в чем нельзя быть уверенным.
– Посмотри по карте, к какому нам входу пробиваться.
– Вход номер один. – Тютюнин ткнул пальцем в свернутую вчетверо схему.
– Так это он и есть, – сказал Леха, останавливаясь с ведром прямо напротив крыльца с бетонными ступеньками.
Возле самого крыльца никто не стоял – опасались, а весь асфальт вокруг него был усеян клочками одежды, кусками окровавленных бинтов и пустыми гильзами от дробовиков «ремингтон».
На усыпанных осколками стекла ступеньках лежали две скрученные алюминиевые рамы.
– Не ходите туда, они вас убьют! – крикнула молодая журналистка, которой изменило профессиональное чувство.
– Заткнись, – оборвал ее кто-то из старших товарищей. – Пускай идут, у меня еще пленка осталась…
– О чем это они, а? – спросил Леха и посмотрел на Серегу, ища у него поддержки.
– Думаю, пугают. Пойдем посмотрим. Если что – сбежим.
– Точно – сбежим, если что! – приободрился Леха, но было видно, что сбежать ему хотелось уже сейчас.
Взойдя по скрипевшему, словно свежий ледок, битому стеклу, друзья оказались в небольшом предбаннике, сразу за которым начинались баррикады, сложенные из столов, стульев и голубых финских унитазов.
