Путин тяжело вздохнул и протянул яблочко с блюдечком. Верный волк провел его в погреб, лапой указал на какую-то дыру — и Путин, нырнув в неё, очнулся уже на Красной площади.
Тут же со всех сторон набежали телохранители и челядь:
— Где ж ты пропадал, друг милый, и чего теперь от нас потребуешь?
— Нигде не пропадал, — пожал плечами Путин. — На секунду отъехать нельзя, вы уж на уши встаёте. Когда я научу народ жить самостоятельно?.. Ну да ладно. Займитесь-ка вы, ребята, делом: вскопайте на Красной площади, на самом Лобном месте, небольшую грядку…
На праздник торжественной посадки олигарха со всей Москвы и окрестных лесов сбежались толпы народу. Снова развернули многоцветные флаги, расстелили скатерти-самобранки, выпили на радостях, — ждали чуда.
Путин вышел к народу суровый, сдержанный, в новых лаптях.
— Здравствуйте, братцы! — крикнул он бодро. — Вот он самый олигарх и есть! — И показал толпе репку.
Площадь замерла.
— К посадке репы стоять смирно! — рявкнул командир роты кремлёвских курсантов, и рота взяла на караул. Путин своими руками вырыл в земле ямку и бережно опустил туда репку.
Грянул артиллерийский салют.
Олигархи радостно переглянулись.
— Умный, чёрт! — умилился Потанин.
— Это всё я его научил, — усмехнулся Березовский.
Народ на площади ликовал.
— Мы будем жить теперь по-новому! — провозгласил Путин.
Посаженный олигарх приподнял ботву, словно подтверждая слова нового президента.
И выросла репка большая-пребольшая. Жучки из «Новой газеты» и дедки из «Общей газеты» пытались, конечно, её вытаскивать… Но это так, скорее для виду. Ведь если бы её вытащили — пришлось бы сажать что-то другое. А оно кому-нибудь надо?
Вот так-то, наши маленькие друзья.
Подошел к концу нелегкий год, началась веселая рождественская неделя — время пиршеств, каникул и распродаж. Правда, про повод многие забывали. Помнят, что день рождения, а чей — не уточняется. Да и какая разница: лишь бы праздник.
— Владимир Владимирович, — сказал Путину главный имиджмейкер, он же политтехнолог. — Надо бы вам народ поздравить.
— Да я и сам думаю…
— Только не вам одному, а вместе с Патриархом и Зюгановым. Все конструктивные силы страны чтобы коллективно выступили. В целях консолидации. Вон у вас с символикой как хорошо получилось — и орлы сыты, и отцы целы…
— Это идея, — Путин говорит. — Но чье Рождество-то? У меня ведь, сам понимаешь, свое, у Зюганова — свое. Патриарх, наверное, еще чье-то празднует…
— Так и отлично! Вы коллективно выступите, и народ поймет, что у нас полный медведь… то есть полное единство, я хотел сказать.
— Какой ты умный! — Путин говорит, — Прямо не Павловский, а какой-то Островский, такой у тебя ум острый. Соедините-ка меня с Патриархом!
— Слушаю, товарищ полковник… то есть сын мой, — быстро поправился Патриарх.
— Товарищ Ридигер, то есть ваше преосвященство, — быстро поправился Путин. — Тут, понимаете, имеется такая задумка… Скоро ведь Рождество.
— Воистину, — подтвердил Патриарх.
— Мы, чекисты, этот день двадцатого декабря празднуем. Но это ничего, у каждого свой календарь, я разве против? Католики, например, двадцать пятого отдыхают…
— А мы — седьмого января, — подтвердил Патриарх.
— Ну вот! Зюганов, наверное, в другой какой-нибудь день… Надо бы нам всем перед народом выступить, в порядке национального согласия.
— С краткой рождественской проповедью? — уточнил Святейший.
— Ну да, только у нас это называется торжественное обращение, а у Зюганова, я думаю, рождественские призывы… Вы текстик подготовьте, а потом мы в прямом эфире и засядем. Числа двадцать пятого, чтобы католики тоже послушали.
— Есть, — говорит Святейший. — Я набросаю и представлю.
— Да зачем эта волокита, я же не против свободы слова! Как Бог надушу положит, так и говорите. Ну, хоп! Зюганова мне!
— Да, товарищ Путин! — Зюганов басит, и слышно, как у него на том конце провода Государственный гимн играет — он все никак наслушаться не может и ушам своим не верит, что дожил до такого светлого дня.
— Тут, понимаете, Рождество намечается… — А как же! — Зюганов радостно отвечает. Очень ему лестно, что вспомнили про грядущий день рождения Отца народов.
— Надо бы по телевизору выступить…
— Охотно!
— Вместе со мной и Патриархом…
— Да конечно! Православная церковь, насколько я знаю, давно благословляет имя этого человека…
— Этой организации, — поправил Путин. — Ну, да ладно. В общем, вы подготовьтесь, и мы двадцать пятого числа в прямом эфире обратимся к нации. Хорошо?
— Рады стараться! — прорычал Зюганов и побежал писать обращение.
Двадцать пятого декабря, в самый прайм-тайм, вместо программы «Вести», выходящей обычно в одиннадцать вечера, в главной телестудии страны собрались все три символа национального согласия — президент, Патриарх и вождь пролетариата.
— Дорогие друзья! — начал Путин по праву главного.
— Возлюбленные братья и сестры! — возгласил Патриарх.
— Уважаемые товарищи! — вступил Зюганов, как из бочки.
— Стоял холод, мела метель, когда много лет назад произошло величайшее событие в истории человечества, — с интонацией доброго сказочника заговорил президент.
— Именно благодаря этому событию все мы с вами спасены, — вторил Патриарх.
— Конечно, мы нередко отступаем от учения этого величайшего из людей, — скорбно поджав губы, признал Зюганов. — Но мы пронесли его, как знамя, сквозь годы рыночных реформ и позорных отступлений… и сегодня он, как прежде, осеняет наш путь!
— Многие, конечно, не хотели этого события. — Путин посерьезнел. — У нового начинания было много могущественных врагов. Они теснились вокруг железным кольцом…
— В результате величайшее из событий мировой истории произошло в хлеву, после избиения младенцев, — сказал Патриарх.
— Ну, батенька, это уж вы загнули, — прошептал Путин. Ему стало обидно, что молодую республику Советов, в которой была создана Чрезвычайная Комиссия, обозвали хлевом, а победу над отрядом юнкеров и женским ударным батальоном — избиением младенцев.
— Так написано, — прошептал в ответ Патриарх.
— Мало ли что у нас писали в последнее время. Очерняли, как хотели…
— Рождение величайшего человека в нашей истории, — веско рассказывал тем временем Зюганов, — всеми ожидалось с надеждой, имело как объективные, так и субъективные предпосылки…
— Знамения, — подсказал Патриарх. — Над миром воссияла новая звезда…
— Красная, — уточнил Путин.
— Гений всех времен и народов вырос без отца, — продолжал Зюганов. — Точнее, отец его был простой сапожник…
— Плотник, — поправил Патриарх.
«Что они несут?! — подумал Путин. — Отцом ВЧК был Дзержинский, это все знают! Никакой не плотник и не сапожник! Совершенно забыли отечественную историю…».
— Восприемника великого младенца звали Иосиф, — объяснил Патриарх.
«А-а, — понял Путин. — Вон он куда клонит… Ну что ж, это тоже справедливо».
— Точнее будет сказать, — пояснил он, — что Иосиф как бы стоял у истоков… он не был, конечно, непосредственно отцом, но много способствовал росту, укреплению, возмужанию…
— Великому младенцу суждено было стать провозвестником новой веры! — радостно воскликнул Патриарх.
— Он призван был уничтожить старую империю и построить новую! — в тон ему отозвался Зюганов. С этим согласились все.
— Величайший гений всех времен любил и уважал свою мать, — гнул свое Зюганов.
«Кого он имеет в виду? — опять не понял Путин. — А, вероятно, Родину…».
— И детей, — заметил Святейший. — «Будьте как дети, учил он, и войдете в царствие Небесное!»
— И многие дети вошли в это царствие именно благодаря усилиям нашей организации, — продолжил Путин. — Приемники для беспризорных, бесплатные школы, коммуны… Положение страны было серьезным. Ее раздирали противоречия. В муках рожала она свое будущее! Не всем пришлось по нраву новое учение. Религиозные фанатики и деятели прежнего государства стояли на пути нововведений. Некоторые отметили перегибы…
— Косность застилала глаза невежественным и жестоким людям, — поддержал его Патриарх. — Они требовали чуда…
— И чудо свершилось! — возликовал Зюганов. — Слепые прозрели! Великому сыну нашей эпохи удалось накормить народ…
— Пятью хлебами, — уточнил Патриарх.
— Основатель великого учения жил в крайней бедности, — прослезился Зюганов. — Его преследовали, бросали в тюрьму…
— Но он не отступался, — твердо поддержал его Путин. — Он всегда утверждал, что главное — горячее сердце, чистые руки и холодная голова.
