— Иалона, — тихо позвал я любимую девушку. — Прости меня…
— Боги простят, — обиженно фыркнула красавица.
— Прости… — Я не знал, как объяснить, показать обуревающие меня чувства, но понимал — пришло время расставить черточки над «йот».
Сидя на покрывале, Иалона поправила туалет и снова обернулась ко мне:
— Дэннис, признайся честно — дело в том, что ты тоже не переносишь рядом с собою дур?
Вот теперь хочется основательно побиться головой о стену. Жаль только — не поможет! Ну на честный вопрос нужен честный ответ.
Я приблизился к ней и свесил ноги с кровати, глядя ее величеству глаза в глаза:
— Нет, Иалона, я отнюдь не считаю тебя дурой. Даже если бы я в том усомнился, во время работы с переводами текста ты смогла убедить в своем уме даже Кондрада. А он против тебя имеет немалое предубеждение.
Королева отвернулась и задумчиво спросила, нервно комкая рукой шелковое покрывало:
— Тогда в чем причина твоей холодности?
М-да… смолчать не удастся. Что же, готов к саморастерзанию!
Я буквально свалился с кровати, становясь перед красавицей на колени. Опустил глаза:
— Иалона, какая, к черту, холодность — я тебя люблю! Люблю так, что с ума без тебя схожу! Я даже не предполагал, какими сильными могут быть эмоции! Ты мне каждую ночь снишься вот на этом покрывале обнаженная! Как бы мне после русалки плохо ни было! Это то, что я чувствую.
Она заинтересованно склонила голову набок, полная недоверия.
Я продолжал:
— Если б мог — все бы тебе отдал. И уж конечно, нашел способ забрать тебя отсюда!
Перевел дыхание:
— Но вместе мы не будем. Если есть хоть один шанс из тысячи, что ты сумеешь спастись, — я сделаю все от меня зависящее, чтобы так и было! Завтра твой двор эвакуируют подальше вместе с тобой. — Закончил: — Я хочу, чтобы ты жила. Жила свободной, красивой, здоровой и счастливой. Чтобы у тебя были дети! Со мной здесь всего этого у тебя не будет.
— Почему?! — потрясенно спросила королева.
— Потому.
Придется ей раскрывать тайны большой политики, которые вовсе и не тайны.
— Никто нашего союза не допустит. Самый первый — Кондрад. А он еще ко мне лоялен… Более-менее. Про остальных я и этого сказать не могу.
На секунду замолчал, собираясь с мыслями:
— Даже если на минуту допустить, что с русалочьей эпопеей нам удастся распутаться, даже если мы разобьем капкуэнов и твое королевство будет в порядке…
Снова пауза и судорожный поиск новых аргументов.
— Думаешь, попробуй я только заикнуться про брак с тобой — нас оставят в живых? Нет! Меня отравят, вызовут на дуэль, произойдет несчастный случай… Никто безродного Дениса королем просто так не оставит!
Иалона попыталась возразить:
— Это только твои страхи.
Я повысил голос:
— И это еще далеко не все! Тебя немедленно выдадут замуж, не успеет остыть мое тело. А от дальнейшей судьбы я тебя уже защитить не смогу. Если у нас с тобой будут общие дети — уничтожат без пощады.
Девушка закусила губу, видимо впервые понимая опасные последствия своего выбора.
Я продолжил, отбрасывая жалость:
— Тебя закроют и будут насиловать, пока не забеременеешь, а потом — тоже в расход. ТЫ для них никто, понимаешь? Марионеточная королева, чье положение и социальный статус хрупки и обманчивы!
Мою жестокую речь прервал тихий всхлип. Как бы мне хотелось ее прижать к груди и утешить, но я должен донести до нее результаты и убить любую надежду на лучшее.
Собрался с силами и продолжить бить по больному:
— Тебя еще не спихнули кому-нибудь только потому, что слишком много достаточно сильных и влиятельных желающих. Они все за тебя передрались и пока — пока! — окончательно не договорились. Но случись роман со мной — и договорятся очень быстро. Мгновенно. И не факт, что потом в живых оставят.
Облизал пересохшие губы:
— Иалона, ты знаешь?..
— Да? — тихо отозвалась ее величество.
— Ты знаешь, что на тебя претендуют два наместника — Сихорский и Балийский и вдобавок герцог Зхарны и сын короля Суллы?
— Ну это не новость… — покачивая туфлей, спокойно ответила девушка.
Я поднял голову, глядя на Иалону горящими глазами:
— А ты знаешь, что Кондрад уже предварительно обещал одному из кандидатов — кажется, Руриму-полководцу, наместнику Сихора, — твою руку?
Любимая прижала дрожащие пальцы к губам и покачала головой.
— И даже разыскал твоего отца, чтобы он сам, лично, издал для тебя высочайшее повеление?
Тихий вскрик изумления и беззвучные слезы.
— Тайное, конечно. Но если потребуется, Кондрад его обнародует, и тогда твоя власть рухнет окончательно. Тебя нарекут самозванкой, а это куда хуже, чем просто выйти замуж за кого-то из вельмож, — не останавливаясь, бил словами, как пощечинами.
Иалона побледнела. Выдавила из себя:
— Это правда?
— ДА. Кондрад очень хочет меня защитить… от тебя.
Я вздохнул:
— Впрочем, зять еще не самый активный твой враг, скорее — друг. Рурим сильный полководец, не стар, не жесток к женщинам, хорош собой и, в отличие от меня, происходит из старинного дворянского рода. И он склонен тебя уважать, Иалона, даже боготворить. Народ Лайе радостно примет его как своего короля. Ты с ним будешь счастлива, поверь…
У королевы без единого всхлипа по щекам катились жемчужные слезы.
— И не занимается всяческими извращениями, в отличие от того же горбатого принца Суллы, о котором повсеместно бродит очень дурная слава!
Я продолжал хлестать ее словами, будто хлыстом, изливая внутреннюю боль:
— У нас нет будущего, Иалона. Что бы со мной ни случилось, мы не будем вместе. Единственное место, где мы смогли бы нормально существовать, — мой мир. Там нам не будет ничего грозить. Я на своем месте и в своем праве взять тебя женой.
Вздохнул:
— Но пока не появится Рицесиус, мы не вернемся. А так долго я, боюсь, не протяну.
Любимая замерла:
— Так плохо?
Я тяжело вздохнул:
— Да. И это очень даже хорошо, что на ближайшие дни Кондрад назначил это свое решающее сражение! Потому как иначе русалка наплевала бы на все запреты и давно меня изнасиловала, морально и физически, невзирая ни на какие обещания! Обзавелась бы выводком русалочек, а ты бы мне этого никогда не простила!
Королева хмыкнула.
— Но если я тебя оставлю тут беременной одну, — тут уже хмыкнул я, — то не прощу самого себя! Поэтому умоляю тебя, Иалона, Богом прошу — уматывай! Не дразни меня. Мне и без того тошно!
Не стану же я ей говорить правду, что держусь из последних сил и вообще… передвигаюсь на остатках воли. Что каждый день мая — как дорогой подарок. Что месяц практически на исходе. Что жить с каждым днем хочется все больше и бешено тянет рвать зубами того мерзавца, кто все это надо мной подстроил. Только не уверен — кого именно…
Прыжок на месте с подскоком вышел на загляденье!
Когда на тебя в упор пялятся громадные, будто плошки, светящиеся желтые глаза вкупе с колоссальной распахнутой пастью, из которой струйкой стекает слюна с белоснежных клыков — как-то не до веселья! Можно от страха инфаркт на месте схлопотать!
— Т-ты кто? — очень мужественно спросила я дрогнувшим голосом.
— Гав! — сказало чудище.
— Сама такая! — обиделась я, всерьез раздумывая, умеют ли среднестатистические девушки бегать по стенам и потолку.
— Гав-гав! — провозгласило страшилище и вышло на свет.
— Здравствуйте! — обрадованно воскликнула я, узнавая одного из команды аралёзов. Уже сама не знала: хочется его прибить или приласкать.
— Гав! — вежливо заметила собака.
— Давайте будем разговаривать потише, — попросила я. — У меня экскурсия, и я совсем не хочу ее прерывать.
— Хав, — согласился шепотом аралёз и, аккуратно схватив меня зубами за халат, попытался куда-то утащить.
Это у него получилось прям-таки великолепно. Я волоклась со всем хлипким прилежанием, благо весовые категории у нас были разные.
— Куда ты меня тащишь, коврик-блоходром? — безуспешно вырывалась я, стараясь не сильно ударяться о стены и углы.
Представляете себе мою неземную красоту, украшенную шишками, синяками и ссадинами? Вот и я не представляю.
— Р-р-р! Хаф, ум-ум, няф-няф, — объяснили мне, не разжимая челюстей.
— Все весьма доходчиво и понятно, — ответила я. — На удивление! Мне осталось лишь дойти и убедиться самой. И желательно самостоятельно. Слышишь?! Отпусти!
В этот, можно сказать, патетический момент моего путешествия, когда мое откуда-то внезапно вылезшее сознание предложило в лучших традициях Лондона и Парижа договориться с животным, то бишь по-простому — словесно отправить в незамысловатый маршрут (но вежливо!), как мы притащились.
Ой! За очередным поворотом оказалась высоченная железная двустворчатая дверь. Очень массивная, которая была украшена изображением сюрреалистических рож.