– Прошу прощения, господин президент, не узнал. Не узнал – с кем не бывает. Заметил. Конечно же я заметил. Я ведь личность выдающаяся…
– По делу, Фригидин! – одернула его Живолупова, больно тыча под ребра.
– Ой! – Пленум схватился за бок. – Одним словом, у этого ебабутовца необыкновенная прыгучесть развита. Я бы сказал, пружинисто-упругая прыгучесть. Помните, как у Лермонтова: наш веселый звонкий мяч, ты куда помчался вскачь. Красный, синий, голубой…
Очередной тычок под ребра заставил Фригидина оставить воспоминания, а майор Яндкван поощрил его пятьюдесятью долларами.
– Спасибо. И что теперь прикажете, господин начальник? – спросил Фригидин, склонив голову набок.
– Пока можете отдыхать, Пленум.
– Еще раз спасибо. Но не могли бы вы сказать Штерну, чтобы он назначил меня генеральным менеджером, а, господин начальник? Пусть он едет себе в Израиль, тогда Елена Васильевна со мной жить будет. А то иначе она не хочет.
– Чуть позже, агент, – улыбнулся ему Яндкван. – Через считанные часы мы захватим планету, и тогда вы получите в управление не только «Втормехпошив», но и цех по производству контрафактной водки.
Отстранив Фригидина, майор взмахнул рукой, и со всех сторон из переулков во двор «Втормехпошива» стали врываться красные конники.
Первым у дверей конторы оказался Матрос Железняк с обнаженным маузером в одной руке и обнаженной шашкой – в другой.
– Что-то я не понял, бабуля, большевики, что ли, за нас? – тут же поинтересовался Фригидин, который после получения полтинника в американских деньгах значительно подрос в собственных глазах.
– Заткнись, тебя не спрашивают… – отмахнулась Живолупова, которая во все глаза следила за тем, что происходит возле «Втормехпошива».
– А вот и зря. Как человек умственного склада, я бы…
Договорить Фригидин не успел, поскольку в этот момент из дверей конторы стали выволакивать связанных по рукам и ногам Сергея Тютюнина и Леху Окуркина.
Приятели отбивались как могли: кусались, ругались матом, однако красные конники невозмутимо забросили пленников на тачанку и, запрыгнув на боевых коней, умчались все разом в неизвестном направлении,
– Ну вот, недолго мучилась собачка, – изрек Фригидин. И повернулся к Живолуповой. – А где этот наш… президент? Я бы хотел подготовиться к вступлению в новую должность. Мне же еще дела принять нужно.
– Наши дела закончились… – сказала Живолупова. – Как это?
– А так. Им нужны были Серега и Леха. Они их взяли, значит, у нас каникулы.
Во двор вышли Кузьмич и тушканчик Клаус. Они недобро посмотрели на Живолупову и Фригидина.
– А с этими как же? – невольно прячась за Гадючиху, спросил Фригидин.
– А с этими нужно ухо востро держать. Видишь, какие они вздрюченные.
Сергей и Леха очнулись в темном и холодном помещении.
Пол и стены были на ощупь совершенно гладкие, так что первое, что пришло в голову Тютюнину – они с Лехой напились в казенном туалете, среди зеркал и кафеля.
«А уборщица-дура, нас заперла… Люба, наверное, ждет, волнуется. Думает, где мой Сереженька. А Сереженька здесь, среди писсуаров оттягивается… Нет, не нужно нам было в туалет заходить – никогда не заходили, подъездами обходились, а тут на тебе…»
Между тем и Леха Окуркин тоже стал приходить в себя и, ощупав окружающее пространство, сделал свои выводы.
«Мы, наверное, в ментовке, после дня рождения Кузьмича. Или после свадьбы? Серега вроде говорил, что Кузьмич женился. Значит, после свадьбы. Интересно, мне дадут позвонить? Скажу, что адвокату, а сам извещу Ленку… Если мне не удастся ее успокоить, никакой адвокат мне уже не поможет».
Где-то далеко послышался металлический лязг.
«Это что – метро?» – подумал Серега.
«Наверное, уже обед. Сейчас баланду дадут», – решил Леха.
В помещении вспыхнул яркий свет, и оба узника подскочили на месте.
– Так это не туалет? – удивился Серега.
– И не ментовка… – заметил Леха.
– И, что самое интересное, я ничего не могу вспомнить. Что пили, с кем пили, сколько пили…
– А мы пили?
– Ну не ели же. Мы с тобой, Леха, уже вышли из того возраста, когда надо обязательно закусывать.
– Не это меня беспокоит, – сказал Окуркин, поднимаясь с пола и подходя к абсолютно гладкой темно-синей стене. Он поковырял ее ногтем, затем лизнул. – Как отреагирует на это исчезновение моя жена Лена – вот в чем вопрос…
– Ты про свою жену Лену пока лучше не вспоминай, а то у тебя опять настроение испортится…
– Ой!
– Ты чего? – Сергей удивленно посмотрел на приятеля.
– А башка-то – не того.
– Что не того? Не квадратная?
– Не болит.
– Да, не болит, – согласился Тютюнин. – Что же мы такое вчера пили?
Неизвестно, сколько бы друзья ломали над этим головы, если бы неожиданно в дальней стене не образовался прямоугольник, который с громким шипением убрался вверх.
В образовавшемся проеме появилось страшное чудовище в военном мундире песочного цвета, в высоких ботинках, подпоясанное черным ремнем с пряжкой в виде серебряной лягушки.
На поясе висела внушительных размеров кобура.
– Эй вы, человеческие люди! – произнесло чудовище. – Выходите, заседатели военного трибунала ждать не будут…
– Военного трибунала? – переспросил ошарашенный Леха. – А чего мы такого сделали в вашем зоопарке?
– Выходите, а то хуже будет! – крикнули из-за широких плеч первого чудовища другие, у которых, видимо, уже клыки чесались расправиться с пленниками.
– Ты глянь, Леха, тут прямо какой-то Пномпень намечается… Смотри, как их много.
– Видать, мы самое змеиное кобло разворошили… Решив не сопротивляться, Леха и Сергей в сопровождении полудюжины крепких охранников с гребнями на голове и широкими, от уха до уха, зубастыми пастями отправились в поход по коридорам и этажам странного здания.
Им навстречу то и дело попадались другие чудовища, которые приветствовали своих товарищей и отвратительно усмехались, узнав, что эти двое человеческих людишек и есть некогда грозные супермены.
На одном из поворотов Леха внезапно остановился и радостно воскликнул:
– Вспомнил! Вы – дутые свиньи! Правильно? Вместо ответа он получил когтистой лапой по шее.
– Топай, низшее существо! Не ты здесь задаешь вопросы! – сказали ему.
Вскоре пленников привели в большое, просторное помещение.
– Нарсуд, – угадал Леха, когда их с Тютюниным завели в клетку, стоявшую напротив судейского стола, за которым восседали важные чудовища, увешанные орденами и лентами.
– Слушай, – тихо произнес Тютюнин, – чего-то я вспоминаю про каких-то красноармейцев в буденновках… Может, бред?
– Нет, Серега, видимо, не бред. Я тоже вспоминаю. Там еще тачанка была.
– Тачанка была, – согласился Тютюнин. – А чего потом?
В этот момент на одной из стен «нарсуда» раздвинулись массивные панели, и Серега с Лехой буквально онемели, увидев за прозрачной перегородкой звезды и родную голубую планету.
Сидевшие в президиуме чудовища о чем-то загомонили на своем непонятном языке и стали тыкать в сторону Земли пальцами, должно быть, выбирая себе подходящие владения.
Вскоре два десятка свободных мест для публики были заполнены, и заседание началось.
– Понимаете ли вы, жалкие человеческие людишки, где находитесь? – спросил самый мордастый монстр, сидевший в центре президиума.
– Мы требуем адвоката и правозащитника! – крикнул Леха и немедленно получил дубинкой от стоявшего рядом охранника. – В чем дело, почему меня бьют? – возмутился Леха.
– Отвечайте только на поставленные вопросы. Адвокатов здесь не будет, поскольку мы находимся за пределами вашей планеты, которая уже практически наша. Да и не положены адвокаты на заседании военного трибунала.
– Но тогда это не суд, это расправа, – подал голос Тютюнин и тоже схлопотал дубинкой.
– А мы и не скрываем этого, – с наглой улыбочкой произнес центральный монстр, а все его приятели засмеялись.
– Зачитайте список обвинений, – потребовал Окуркин. Главный монстр перестал смеяться и, взяв лежавший перед ним документ, стал читать:
– Так… Тарам-пам-пам… Тарам… пам… па-рам… Это не то. Это тоже не нужно… О, а это как сюда попало? Все, нашел. «…Противодействие Империи дунтосвинтов и ее союзникам из числа верных Соединенных Штатов в загрязнении рек, отравлении водоемов, заболачивании озер и резком повышении окиси углерода в атмосфере…»
– Да мы в этих Штатах ни разу не были, – возразил Окуркин.
– Мы даже кока-колу не пьем. От нее, говорят, запоры бывают…
– Ну, насчет запоров, скорее всего, правда, – неожиданно согласился главный дунтосвинт. – Однако существуют и другие обвинения… Впрочем, все это не важно. На этом заседание заканчивается, а вам, разумеется, выносится самый страшный приговор – пожизненное пребывание в городском зоопарке на планете Квак. Без права переписки и пересмотра приговора. Приговор подписан всеми членами военного трибунала, в том числе лично мною – адмиралом Пинкваном.
