Я нервничал теперь так, что у меня дрожали руки, и человек у стойки поглядывал на меня, определенно собираясь вызвать полицию. И тут появился Рат.
Он нервничал, держался настороженно, лицо побледнело, руки тряслись. В общем, он выглядел боязливо-озабоченным. Я понял, что он хочет утаить от меня что-то.
В ответ на мой возмущенный вопрос, что его так задержало, Рат уклончиво ответил:
— О, да она еще не встала. Там, правда, убирали помещение и вставляли в раму новое стекло. Почему там такой погром? В квартирах, где вы бываете, всегда случаются погромы, офицер Грис?
Я понизил голос — человек у стойки что-то уж больно упорно рассматривал меня.
— Ты передал мое письмо или не передал?
— Я не хотел оставлять его из-за уборщиков, — нервно проговорил он. — Я не испытывал к ним доверия. В нашем деле учишься не доверять людям. А при том, что грозятся пролить целые ведра твоей крови…
— Галлоны, болван, — резко поправил я его.
— …я вовсе не желал передавать его стекольщикам. Вот и ждал, пока она не встанет. Встала — где-то через полчаса.
— Постой-ка. Это же больше четырех с половиной часов назад! Что же, черт побери, так сильно тебя задержало?
— Тихо, тихо, — испуганно попросил он и наклонился вперед. — За нами наблюдают вон те две девочки и владелец закусочной. Вы говорите по-волтариански.
— Рат, у меня в кармане пушка. Она под столом смотрит прямо тебе в живот, Рат. Если ты не скажешь мне, что случилось, Рат, я нажму на спусковой крючок, Рат.
Это до него дошло.
— Знаю, — сказал он. — С вас станется. И тут же сбегутся копы. — Он глядел на меня во все глаза. Но все же перешел к делу: — Так вот, она встала. Халатик на ней был больно уж помятый, и она, кажется, вовсе не беспокоилась, чтобы его на пуговички застегнуть. А фигурка у нее, ей-Богу, ничего. Грудки красивые и твердые. Волосы на лобке коричневые. Стройные ножки…
Рукой, лежавшей в кармане, я сделал угрожающий жест. Он тут же опомнился и заговорил по-другому:
— Она посмотрела на людей из службы уборки квартир и сказала: «Сегодня, должно быть, суббота». Потом глянула на стекольщиков и говорит: «Мило со стороны домовладельца. А то ведь сквозило…»
— А письмо-то, Рат, — прорычал я.
— …а потом она увидела меня и сказала: «О, человек с ранним утренним визитом. Как мило». Я сказал: «Нет, мадам. Я здесь в качестве посыльного, хотя настоящая моя должность называется иначе. Но меня прислали сюда, и потому я здесь». Я передал ей очки. Она положила их на ореховый буфет, примерно дюймах в трех с краю. Я передал ей письмо. Она открыла его шпилькой для волос, прочла.
— Постой, постой, — прервал я его, — она же без очков ничего не видит. Может, ты отдал их совсем не той женщине. Опиши-ка ее.
Он это сделал. Коричневые волосы, светло-ореховые глаза, бородавка на тыльной стороне левой кисти. Да, это была мисс Симмонс.
— А что потом? — спросил я.
— А потом на волю вырвались все адские силы, — отвечал Рат. — Потому-то я и тянул, не рассказывал вам, ведь вы так горячи, что ненароком и пристрелить можете. Обещайте, что не будете стрелять. Вы можете попасть вон в тех маленьких девочек.
— Говори! Говори! — настаивал я взволнованно. — Да не буду я в тебя стрелять, идиот! Ты же принес хорошие новости!
— Ну, в общем, она читала письмо, а сама то побледнеет, то покраснеет. Потом прочитала еще раз и вроде как бы вскрикнула. Что это вы, офицер Грис, написали письмо, которое так расстроило бедную женщину? Не нравится мне носить письма. Особенно ваши! Мне показалось, что ее вот-вот хватит удар. Чем это вы так ее растревожили? Бабеночка она, кажется, славная. Но если люди расстраиваются, вам это кажется хорошей новостью.
Я весь горел нетерпением. Я торопил его:
— Говори! Говори! Что именно она сделала или сказала?
— Она кричала: «Я знала это! Я знала это! Как только я проснулась, я знала это, но мне не хотелось в этом себе признаться!» И она бросилась в спальню, и я услышал, как она там одевается. А потом она вернулась в гостиную. Я надеялся, что она напишет вам в ответ что-нибудь такое хлесткое, поэтому спросил: «Ответ будет?» И она сказала: «Подождите здесь. Я вернусь и дам вам ответ. Это дело для полиции!» И она вылетела из квартиры.
Я ликовал. Она ведь знала, как выглядит Крэк. Она могла составить ее фоторобот. Кроме того, опознать эту женщину могли Графферти, трое полицейских и Кац-брейн. У них на пистолетах имелись даже отпечатки ее пальцев. Они знали, что это связано с Уистером, и, допросив его, могли выйти на графиню Крэк. Превосходно!
Рат еще не кончил говорить:
— В конце концов я сел ей на хвост, но потерял ее в экспрессе, который шел в центр, поэтому вернулся на Богг-стрит. Нашел местечко, откуда удобно держать квартиру под наблюдением так, чтобы не быть замеченным, и стал ждать. С одной стороны, я так рассуждал: если она, чего доброго, вернется с полицией, я могу дать им ваш адрес, но, с другой стороны, если поднимется буча, это могло бы скомпрометировать присутствие волтарианских агентов на планете. Я решил, что нужно узнать побольше. Вернется она с полицией — я исчезну. А не будет с ней полиции — тогда, может, добуду больше информации: все же в этом, собственно, и заключается моя работа, сколько бы раз кое-кто ни стремился отлучить меня от нее, заставляя выполнять несвойственные мне функции.
— Рассказывай, что было дальше, — приказал я ему.
— Пропадала она несколько часов, а когда вернулась, то была одна. Поэтому я пошел с ней. Она выглядела безмерно самодовольной. Вся сияла от счастья — но самодовольство так из нее и перло. Эти женщины-землянки уж так устроены: они на седьмом небе от счастья, если у них на кого-то что-то имеется, а именно так она и выглядела.
— Красивой, — подсказал я.
— Ну да. Я бы сказал, что она выглядела красивой. Но самодовольной. Мы сразу же поднялись к ней в квартиру, зашли, и тут она такое отчудила: поцеловала меня в щеку и говорит: «Передай своему другу: спасибо, спасибо, спасибо! Все абсолютно верно. Его или ее письмо фактически спасло мне жизнь». Как только она это сказала, я рванул оттуда поскорей. Ведь бабы не целуют просто так, без какой-то скрытой причины, и я подумал, что она просто пыталась не дать мне сбежать до прихода полиции. Так вот, зная вас, я рекомендую вам не высовываться.
— Да нет же, идиот. Ничего она не утаивала. Она все говорила абсолютно искренне. Я же спас ей жизнь.
Я был так одурманен своим восторгом, что даже и не заметил, как он ушел.
Да, трудно мне будет ждать воскресенья. Ха! Крэк и представить себе не может, куда теперь повернет дело — в самую неожиданную сторону! Да провались она к черту со всеми своими фантазиями и идиотскими трюками!
Глава 9
Позднее утро этого дня долго останется жить в моей памяти как Воскресенье Симмонс. Снова скрючившись в три погибели в том же стенном шкафу, только на сей раз на двери висела табличка «занято», я с жадностью стал наблюдать за развитием событий.
Хеллер за своим рабочим столом в офисе делал расчеты количества и объемов спор. Вот он поднялся и подошел к окну. Перед взором его простирался Нижний Манхэттен, лежащий под мантией освещенного солнцем смога. В центре кабинета, на ковре, лежала графиня Крэк, просматривая программы музеев, а кот помогал ей, стаскивая их со стопки.
— В чем дело, дорогой? — обратилась она к Хелле-ру. — Ты какой-то возбужденный.
— Я? Возбужденный? А впрочем, да, только это слишком сильно сказано. Около часу назад звонил Бац-Бац, говорил, что место проведения занятия по курсу «Восхищение природой» переносится сегодня в Ван-Корт-лэнд-парк. А должно было проходить в зоопарке Бронкса. Вот я и раздумывал над причиной.
— Это курс той самой мисс Симмонс, ведь так, дорогой?
— Тебе бы забыть об этой мисс Симмонс. Она смертельно меня ненавидит. Интересуюсь я ею лишь потому, что она может воспрепятствовать получению мной диплома и никому не захочется меня слушать, когда я выступлю со своими предложениями.
— Я бы не рассчитывала на успех предложения, сделанного мисс Симмонс, мой милый.
— Ну прошу тебя, разве нельзя нам объявить перемирие по…
— Милый, а что там с погодой?
— Теплый весенний денек. Если бы не смог, день был бы великолепным. Знаешь, эта планета во многом очень приятна.
— Так потому-то они, наверное, и изменили место проведения занятия. Кому бы хотелось торчать в каком-то душном зоопарке? Ты поедешь на машине, дорогой?
— А что — неплохая идея, — обрадовался Хеллер. — Я поставил на «порше» новый карбюратор, а дать ему как следует прокрутиться мне еще не представилось возможности.
— Ну так сделай это, — сказала графиня. — А я хочу посмотреть кое-какие экспонаты. Так что, если не возражаешь, дорогой, я побегу прямо сейчас.
