— На веревке, вервие простом, — сказал Константин, не желая повторить драки из-за эты.
Мефодий тоже драк не желал, потому смолчал, заглянул в греческую азбуку и велел писать тэту.
— Что?! — взревел не расслышавший младший (ухо после удара побаливало) и потянулся к чернильнице.
— Не-не-не! — замахал пухлой ладошкой старший и поскорее перекрестился. — Пиши: йота.
— Это какая же йота? Йота — иже еси на небесех (так братья перевели начало главной молитвы — молитвы Господней — на славянский язык) или йота — святыЙ Боже, святыЙ крепкий?
— Пиши йота — просто и.
— А как же иже? Как писать святыЙ? Как писать ибо, идол? Ибо иже — одна, святыЙ — другая, ипостась — третья разница!
— И-и-и! — тонко-тонко завопил Мефодий, да и двинул опять младшему в больное ухо.
Константин рухнул с табурета и разбил об пол второе ухо. Узрев кровь на братановых ушах, Мефодий испугался. Оборвал подол сутаны и принялся умело бинтовать башку младшего брата. Все-таки был он человек военный, знал, как с ранами обращаться.
Константин мычал и тряс головой. Мефодий решил, что зарок зароком, а больного лечить надобно, кликнул пробегавшего мимо монашка и велел принести амфору. Щедро налил в чашу и попотчевал братца. Приложился и сам. Константин полежал-полежал, не вынес постельного режима и вернулся к столу.
— Только больше не дерись, — предупредил он. — Как станем писать иже? Как йота?
— Йоту пиши, как у нас, греков, а иже — как две йоты.
Константин записал: И — иже, I — i.
Так в славянской азбуке возникло две буквы, означающие один и тот же звук И. Про ипостась Константин вспоминать не решился, опасаясь новых увечий.
Будущие просветители стали писать другие буквы: каппа, ламбда, ми — К, Л, М. Подобрали им славянские названия: К — како, Л — люди, М — мыслете. «Как люди мыслят, так и живут». Но нанести слова-примеры на лист не сумели, потому что пока не договорились, как писать Ю, Ы, С, Т.
С буквой ни сложностей не возникло.
— Наша буква! — порадовался Мефодий, и младший обозвал ее «наш». Записал так: N. Отчего перекладину буквы Н перекосило — неизвестно. Должно быть, от сотрясения мозга писаря. — Теперь пиши омикрон.
— Он? — спросил Константин, нарисовав кружок.
— Он самый, — подтвердил Мефодий, припомнив, что букву они уже употребили при записи слова-примера зело, и младший написал: О — он.
— Теперь пиши: пи, ро, сигма, тау…
— Константин вывел: П, Р, Т, а над буквой С задумался. Как писать? Принялся вспоминать, как эта буква выглядела в слове «повесть». Вспомнил и записал правильно: С — слово. Перечел написанное. Пропиталось: слобо.
— Ведай, брат, — сказал он твердо. — Букву В, вервие простое, станем писать бетою! Ведаешь, как пишу?
— Ведаю, — подтвердил брат, заглянув в лист. Записано было: В — веди. — А как же тогда бету писать будем?
— Пишем бету, а читаем: В — вервие простое. Опять спорить станешь?
— Да ладно, ладно. Но как станем писать «буквы»?
— Как берегинь в «Повести», — решил Константин. Хотел записать: Б — буквы, — но описался и не заметил, что вышло: Б — буки. П он обозвал покоем, а Т — твердо.
— Пиши ипсилон, — заглянул в греческую азбуку старший.
— Что? — завопил Константин. — Уже есть И, как наш ипсилон, есть И, как два ипсилона, так ты еще и отдельно ипсилона пихаешь? Его, выходит, как три ипсилона писать?
— Ни Боже мой, — открестился от ипсилона Мефодий. — Лучше пиши фи и хи.
Хи у младшего была записана раньше: X — хер, — поэтому оставалось вписать фи и подумать, как обозвать. В голову лезли неуместные для славян фобос и фаэтон. Константин думал-думал и записал: Ф — фер, по аналогии с хером.
— Что это у тебя за фер? — спросил старший.
— В голове фертится, — оговорился младший, — а сказать не могу… Нет, могу! От слова «вертеться», видишь, буква какая — с вывертом.
Он приписал к феру букву твердо: Ф — ферт, — потому что по-гречески фертедз — беспокойный, верченый. Безо всяких споров они внесли в азбуку греческие кси и пси., а также омегу. Букву эту Константин невзлюбил и вписывать ее отказался категорически. Азбука осталась без звука Э.
Больше из греческого алфавита взять было нечего, если не считать ипсилона, но упоминать его Мефодий не решился. Как бы опять до драки не дошло. И Константин хотел вписать ипсилон, чувствуя необходимость в И краткой, но смолчал по той же причине.
В славянском языке были слова со звуками, в греческом не употребляемыми. Несколько дней братцы припоминали знаки из «Повести». Константин начертал: Повест о чЮдеснх полках Роевх. Прочел вслух. Не то! Зато вписал: Ю — ю. Мефодий припомнил, что на конце слова «повесть» стоял значок: Ь. Младший вписал этот знак, и буква твердо стала звучать мягко: ПовестЬ.
— А как сделать, чтобы твердо звучало твердо? — спросил он.
После двухдневного спора они то ли припомнили, то ли сами заново сочинили знак: Ъ. А для слова «чЮдесных» знак Ы. Новые буквы нарекли: Ъ — ер, Ы — еры, Ь — ерь, — все по той же аналогии с буквой хер. Сами подивились, когда припомнили написание букв: Ц, Ч, Ш, Щ. Обозвали их так: Ц — цы, Ч — червь, Ш — ша, Щ — ща. Про хер вспомнили, когда нарекали букву Ч. Цы означала сокращенного цыпленка, ша — шапку, а ща — сокровища (а всему-то виной лень-матушка).
Константин все пытался втолковать единоутробному родственнику, что требуется знак для обозначения звука Э, но сам наотрез отказывался от эты. Мефодий понял его наполовину. В результате возникла компромиссная буква ять, которая произносилась как промежуточный звук между Е и Э.
Для чего-то Мефодий потребовал внести в азбуку букву от (утверждая, что без нее обойтись невозможно, когда, от, по-славянски разговариваешь), которая и читалась — от, хотя младший и сильно возражал против ота. Мол, есть буквы он и твердо. Но увидел как разгораются глаза старшего, и смолчал — уши болели.
Следующая драка случилась из-за Я. Более молодой, а значит, и менее консервативный брат говорил, что не нужно изобретать букву, если ее можно изобразить двумя знаками.
— Йотируем А, — говорил он, — и получится Я: ia. Консервативный Мефодий, видевший букву Я в
«Повести», пытался припомнить ее начертание и изобрел малый юс. Он был действительно похож на Я в слове «берегиня». Старший собственноручно вписал малый юс в алфавит. Тогда Константин дал ему по зубам и вписал свою Я: ia. Мефодий ухватил брата за виски и принялся бить башкой о стол, приговаривая:
— Иа! Иа! Иа!
— Возопил, како осел! — обозвал его младший, выдираясь без двух клоков волос.
— Сам ты осел! — не согласился старший.
В компенсацию за вырванные волосы Константин потребовал йотировать малый юс, отчего возник третий знак для обозначения буквы Я. Действительно упрямые, как ослы, братцы не желали уступать один другому. И ни один из них не задумался: а какого хера?
Та же история повторилась с буквой У. Мефодий взял перо и начертал ее почти так, как она писалась в «Повести», но буква показалась ему неустойчивой. Тогда он пририсовал ей две ноги-подпорки и нарек «большим юсом».
На самом-то деле неустойчивым был вовсе не большой юс, а сам Мефодий, который время от времени покидал келью и тайком от брата прикладывался к амфоре.
Константин хотел, чтобы знаков было поменьше и азбука была попроще для понимания и запоминания. Для того и изобретал ia вместо Я. Правда, от такого сокращения количество тех же Я утроилось. Все ради того же сокращения он придумал комплексную букву ук, писавшуюся так: оу. Вот и вышло, что старший приделал У ноги, а младший — колесо.
Мефодий спохватился, что еще не использовал тету и занес ее предпоследней буквой славянской азбуки. Нарек ее фитой, утверждая, что только с помощью фиты можно правильно прочитать вслух Феклу и Фому-маловера. Тогда Константин, не желая отставать, йотировал большой юс. Так в алфавит добавилась вторая Ю. Мефодий возражал, за что Константин едва не выбил ему два передних зуба. Старший схватил останки уникальной древнесибирской книги, раскрыл гнилую обложку, как шахматную доску, и обрушил на голову младшего, чуть не оторвав ему при том многострадальные уши. Кожа переплета лопнула, и в руках Мефодия оказались две трухлявых доски.
Под покровом ночи тайком от Константина он внес в азбуку последнюю, сорок третью букву. Вписал-таки ипсилон, который по аналогии с буквой иже нарек ижицей. Писалась она так: Y, а читалась двояко — то как В: еВангелие, — то как И: Ипостась. Вписал, обмыл это дело, хвативши из амфоры, и даже не вспомнил, что младший брат говорил то же самое, но получил по ушам.
На том и завершилось создание славянской азбуки. Утром похмельный Мефодий открыто принес в игуменскую келью амфору. Сказал, что зарок исполнен, можно и расслабиться. Константин хватил чашу-дру-гую и думать забыл, что собирался внести знак для звука Й, который уже употребил при написании слова «покой». После очередной чаши он обозвал брата пьяным ёжиком и решил тут же внести знак Ё. Вписать-то вписал, но обмакнул перо не в чернила, а в белое вино. Точки над Е испарились из азбуки до 1918 года.
