Потребовалось развалить Российскую империю, чтобы Ё и Й обрели гражданство в русской азбуке. До того существовали они на нелегальном положении: на письме употреблялись, Но прописки в алфавите не имели.
Букве Э повезло больше. Ее прописал в азбуке Петр I между ятем и Ю (при письме она употреблялась). Ненавидимая Константином эта вышла из подполья на двести лет раньше бедолаг Ё и Й, правда, в другом начертании.
Как братья-просветители добирались до северной страны Моравии — особая история. В конце 863 года они, отряхивая снег, робко постучали в двери княжеского дворца на берегах Моравы.
— Какого надо? — грозно спросили из-за двери, и братья облегченно перекрестились, услыхавши привычное славянское слово на букву хер.
— Добрались, слава тебе, Господи! Ростислав встретил их радушно, лишь попенял,
что долго добирались. Напоил и накормил. Дал чернил и стал ждать, когда они переведут на язык, понятный его славиным детям-подданным, богослужебное Евангелие (Апракос). «А проку?» — шутили меж собой братцы, переводя текст.
Константин часто переводил Апракос в одиночку, потому что Мефодий почти сразу же начал службу по-славянски, проповедуя Евангелие кусок за куском по мере перевода его на понятный прихожанам язык. Проповеди собирали множество народу. Были они доступны и весьма занимательны. Немецкое духовенство заметило, что кирхи, где проповеди читались на латинском, почти совершенно опустели. Доходы упали, и немцы пожаловались Папе Николаю I, что греки скоро их совсем разорят. Тот запретил богослужение на славянском. Прихожане, лишившись любимого проповедника, едва не разнесли все кирхи. Папа был вынужден отступить. «Да черт с ними! — сказал он. — Пускай слушают на понятном им языке!» И посоветовал немецкому духовенству действовать похитрей.
— В чем проблема? — спросил он. — Желают славяне слушать библейскую мудрость на своем варварском языке, дайте им то, чего просят. Деньги не пахнут. Но алфавитом византийцев не пользуйтесь, а создайте свой, саботажный. Такой, чтобы никто, кроме вас, его ни понять, ни запомнить не сумел. Славяне сами его читать не смогут и будут обращаться к вам. Тогда-то и возрастут ваши доходы.
Мудр был Николай I, ничего не скажешь. Немецкое духовенство долго ломало головы над тайным алфавитом, но придумать ничего не сумело, сколько ни переписывало латиницу спереди назад и с боку на бок. Тогда додумались обратиться к Константину Философу. Пускай-ка сам он и поможет.
Однажды к Константину явился некто в широченных шароварах и с длинной прядью волос — оселедцем.
— Их бин казак, — заявил посетитель, скрипя сапогами и зубами.
— А мы с тобой не встречались ли в земле хазарской? — спросил Константин, который прощальный вечер в каганате вспоминал сквозь винную дымку.
— Яволь, — отвечал казак и выставил на стол бурдюк вина. — Тринкен на брудершафт?
— Это можно, — согласился Философ, извлекая чаши. — Наливай.
Выпили, закусили чем Бог послал.
После третьей гость завел речь о цели посещения.
— Майне брудер, казаки, — поведал он на плохом славянском, — желают ист тайная азбука, посылать шифр-сообщения. На границе тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят. Депеши попадайт в хенде врага. Тот узнайт планы блицкриг, и казак капут. Ферштеен?
Слава об уме Константина недаром шла по всей Византии, он тут же уразумел, чего от него требуют, и на скорую руку сочинил своему гостю новый алфавит, в котором буква А выглядела наподобие гребенки, В — пенсне, Г — знака процента, Ж — ножниц, а И — телефона. Посетитель спрятал запись с сабо-тажной азбукой за пазухой.
— Данке шен, — поблагодарил он Философа и откланялся. — Ауф видерзеен. Теперь этим собакам-славянам мы, псы-рыцари, покажем наш сумрачный германский гений!
С чем и отбыл.
Константин не придал никакого значения встрече со странным казаком, допил бурдюк в одиночку и позабыл про написанную по пьяни дурацкую азбуку на следующее же утро. А зря.
Мефодий продолжал вести проповеди на славянском языке, которые то разрешали, то опять запрещали. Популярность его в славянском мире росла, с чем немецкое духовенство никак не могло смириться. Каких только доносов они не писали Папе, какой напраслины не возводили! Николаю I это порядком надоело, и в 868 году он вызвал братьев на суд в Рим.
Деваться было некуда, и Львовичи двинулись на священное судилище. Мефодий захватил в дорогу мешок с мощами святого Климентия Римского, надеясь на смягчение приговора. Пока они добирались, Николай I почил во бозе. Его преемник Адриан II, узнавши, что братья несут с собой кости святого Климентия, встретил их торжественно за городом, несмотря на предновогодние снег и мороз. Константин поднес Папе Евангелие и другие книги, переведенные на славянский язык. Папа в знак одобрения возложил их на престол в храме святой Марии и велел провести по ним несколько богослужений в различных церквях Рима.
За подвижничество Адриан II посвятил Мефодия в епископы Паннонии и снабдил буллою, одобряющей службу на славянском. Константин из зависти сразу после Рождества принял строжайшую схиму с именем Кирилл и, мучась от запрета пить вино, 14 февраля 869 года умер.
Мефодий вернулся в Моравию, взошел на амвон и потребовал, чтобы славянская азбука впредь называлась кириллицей. Прихожане, зная Костю как изрядного кирюху, спорить не стали.
— Кирял Кирилл, — согласились они.
Мефодий прослезился, отхлебнул из потира церковного вина и припомнил, как они с братом сочиняли палиндромон-перевертень со словом «зело».
— Не зело пурген негру полезен, — рыдая, сообщил он с амвона.
— А что за пурген? — заинтересовались прихожане.
— Хер его знает, — признался епископ. — Но без него перевертень не получается. Костя его для смеху сочинил, как раньше хера, — пустился в воспоминания просветитель и надолго присосался к священной чаше.
— Так какого хера? — спросили прихожане.
— Да вы что — азбуки-кириллицы не знаете? Тогда я вам еще разок-другой объясню! — сел на любимого конька епископ.
— Знаем-знаем! — осадили его прихожане.
— Тогда ладно. И вот брат мой возлюбленный Костя перед самой смертью сообщил мне еще один перевертень: сенсация — поп яйца снес! Это были последние слова великого человека. И читать их можно по-гречески слева направо, а можно и по-еврейски — справа налево, взад пятки…
Немецкое духовенство не могло открыто бороться с человеком, имеющим папскую буллу на право читать проповеди на доступном языке. Народ валом валил послушать берущие за душу истории про попа, несущего яйца. Зато противники Мефодия могли предложить пастве свои переводы, за которые усадили уйму народа. Пока тот, оставшись без брата-соавтора, переводил Библию не более стиха в день, страну буквально заполонили переводы десятков книг, писанных глаголицей, как окрестили саботаж-ную азбуку. Дескать, только такой азбукой и можно глаголить истину. Глаголица переползла из Моравии в Богемию и другие области державы, затем выплеснулась за ее границы.
Как ни гнался первый славянский епископ, перегнать кучу германских переводчиков не сумел. Так и умер в непосильной борьбе в конце апреля 885 года в Велеграде. И остался незаконченным его великий труд по переводу Библии на старославянский язык.
Старославянским немцы презрительно прозвали язык переводов Кирилла и Мефодия, намекая, что те напрочь устарели вместе с азбукой. Пора, мол, отправлять их на свалку истории, а пользоваться исключительно плодами скороспелых раздумий Философа. При этом умалчивали, что Кирилл и Константин Философ — один и тот же человек, а не два разных. Малограмотные славяне сами об этом не догадывались.
Немецкое духовенство умело подогревало борьбу внутри славянской культуры. Пока шла схватка хорошего с лучшим, они прибирали к рукам то, что плохо лежало. Борьба двух азбук длилась больше века, но завершилась все-таки полной и безоговорочной капитуляцией глаголицы. И слава Богу! Она сложна для написания и запоминания и не позволяет вести запись, не отрывая пера от бумаги. Лишь упрямые католики-хорваты и до сих пор пользуются саботажной глаголицей для записи богослужебных текстов.
После смерти Мефодия немцы начали гонения на его учеников, которые вынуждены были перебраться в Болгарию. Оттуда через сто примерно лет, в 988 году, церковно-славянский язык — язык переводов Кирилла и Мефодия, писанный кириллицей, — и славяне отнюдь не считали его устаревшим! — пришел на Русь как язык христианского богослужения.
Еще через семьсот десять лет, в 1708 году, реформист Петр I со свойственной ему решительностью повычеркивал к чертовой матери (Петр выражался покрепче, но писал сокращенно: к е. м!) лишние, по его разумению, буквы: землю, иже, ук, омегу, ia, ie, все четыре юса, кси, пси, а также ижицу.