Я взвыл от боли, но она оказалась лишь маленькой безобидной прелюдией к грандиозной опере. Седалище моё неимоверно опухло и саднило так, будто его объедали полчища маленьких голодных мышек. Я мочил его в соленой воде, прикладывал разные травы, тёрся о кору деревьев — бесполезно.
А потом у меня начался жар, и я провёл в лихорадке несколько неприятных дней. Даже точно сказать не могу, сколько именно. Жар то откатывался, то наступал, временами я погружался в бред. Из чащи по ночам светились чьи-то глаза, и две крупных птицы кружили надо мной в небе — санитары леса, наверное.
Закончилось приключение тем, что опухоль лопнула, и из неё вытек вредоносный яд. Вместе с ним меня покинул миф о галлюциногенной таблетке, полученной в турфирме. Потому что какая, на хрен, таблетка умеет вызвать физические страдания, подобные пережитым мной?
Расставаться с иллюзиями тяжело, но я самоотверженно преодолел и этот этап. Потом сплёл себе онучи из тонких гибких ветвей — взамен пришедших в негодность сандалий — взял посох, наметил точку на горизонте и двинулся прямо к ней.
Трудно сказать, чего я надеялся добиться предпринятым походом. Возможно, найти припаркованную субмарину. Или кемпинг «Гринписа». Однако то, что я в результате обнаружил, разбудило во мне желание провести ревизию галлюциногенной теории — дорогу мне преградила колючая проволока и табличка:
«Осторожно! Высокое напряжение!»
Как всякий порядочный русский человек, питающий недоверие к запрещающим надписям, я послюнявил указательный палец и коротко коснулся колючки. Мощный заряд пронзил меня и ушёл в землю где-то в районе правой ступни, отчего она сразу же онемела. Значит, не врали, собаки серые.
Хромая, я побрёл вдоль ограждения, избрав наугад направление вправо. В моём понимании все заборы рано или поздно прерываются калиткой. Не стал исключением и этот. Я очутился возле весёленькой будочки со шлагбаумом. Двое парней в камуфляже, заметив меня, бросили окурки и потянулись к «калашам».
- Солдатики! Родненькие! - завопил я, но обнять себя они не позволили.
- Стой кто идёт! - рявкнул один из них. - Стрелять буду!
- Да это же я! Свой!
Раздалась предупредительная очередь в воздух.
- Отойти на десять шагов назад!
Я выполнил и перевыполнил приказ, спрятавшись за корягой.
- С командиром вашим поговорить можно?
- Не положено!
- Дело государственной важности, - соврал я. - У меня с собой копии карт Американского Генштаба.
- Мы не воюем с США.
Может, они украинцы? Или белорусы? И я сменил тактику.
- Вы не подскажете, какое сегодня число?
- Пятнадцатое, - оттаял парень, видя, что я не собираюсь приближаться.
- А какой месяц?
- Сентябрь.
- А год?
- Всё. Проваливай. - Ему надоел этот разговор.
Такое ощущение, что их тут достали лесные гости. Ходят, стреляют курево, гадят. Попадаются буйные, наверное. Ладно. Думать и сопоставлять факты будем позже.
Я по-пластунски отполз от них на безопасное с моей точки зрения расстояние, встал на ноги и двинулся в обратную сторону вдоль колючки, рассчитывая либо вернуться в ту же точку, замкнув круг, либо найти еще один вход, охраняемый более сговорчивыми ребятами. Не спорю, план мой - во что бы то ни стало добиться аудиенции у военных - страдал массой изъянов, но нельзя забывать о том, что на тот момент меня поразила некоторая умственная истощенность.
Продолжая путь, я активно оглядывался по сторонам, благодаря чему обнаружил на одном дереве видеокамеру слежения. Начав с радостных приветствий руками и подпрыгиваний, я перешёл к демонстрации среднего пальца, убедившись, что они не реагируют на мои призывы. Затем им посчастливилось лицезреть голую задницу, и на том моя фантазия иссякла.
- Придурки! - бросил я на прощание, но от намеченного не отступил.
Отыскав высокое высохшее дерево, треснувшее у основания, я принялся раскачивать его, и мои старания увенчались победой — дерево рухнуло прямо на колючку, прижав её к самой земле. Идеально. Где-то завыла сирена, но я, не обращая на неё внимания, как заяц, перепрыгнул через смятое заграждение и устремился вглубь запретной зоны. Сейчас важно, как можно дальше проникнуть на территорию, чтобы встретить там адекватных и порядочных людей, а не этих вооружённых громил, лишённых чувств и мозга.
Пробежав метров двести, я услышал сзади голоса, отдающие команды. Стрельбы не последовало, а впереди замаячило бледно-жёлтое двухэтажное здание. Такого специального типа, какими бывают инфекционные больницы в уездных городах. К нему я и рванулся из последних сил, когда почувствовал, как что-то острое кольнуло меня в спину. На этом мои воспоминания резко оборвались.
Сознание медленно возвращалось ко мне. Как будто после длительного наркоза. В зыбком тумане прорисовывались стены и потолок. К своему облегчению я не заметил вверху ярких ламп операционной, и понял, что полулежу в кресле. Зато надо мной склонились двое: некто в военной форме и человечек в белом халате.
Доктор! Наконец-то!
Белый пощупал мой пульс и посветил фонариком в глаза, задирая веки.
- Ещё минут пять, и он будет готов к разговору.
- Благодарю вас. Вы свободны.
Доктор развернулся на каблуках, обнаруживая навыки строевой подготовки, а военный сел рядом со мной на стульчик, доставая портсигар. Приходящее в норму зрение помогло мне разглядеть на нём полковничьи погоны. Он выждал паузу, прописанную врачом, и сказал:
- Я буду задавать вопросы, а ты — на них отвечать. Понятно?
- Да. Только при одном условии. Вы разрешите сделать мне один звонок. Ма-аленький такой звоночек...
Крепкий кулак полковника обрушился на мою челюсть, и я снова отключился. На этот раз ненадолго. Возможно потому, что меня облили водой из ведра.
- Итак, повторяю. Кто ты?
- Болгарский шпион, - не раздумывая ответил я. - Меня послали на разведку, а наши основные силы находятся сейчас в укрытии.
Мне почему-то подумалось, что в качестве доказательства правдивости моих слов я смогу предъявить им адвоката Ньютона. Шахматист из меня никакой. Не моё это — просчитывать ходы, оценивать последствия. Но я любил и умел импровизировать, полагаясь на чутьё и инстинкты. В приблизительных чертах, я полагал, что они кинутся проверять мою версию, а я пока отдышусь и обзаведусь новыми идеями.
- Могу показать дорогу, - предложил я.
Но безжалостный полковник покачал головой и снова съездил мне по лицу. Эдак никакого здоровья не хватит.
- Господин военный! - попросил я, умудрившись не провалиться в пустоту. - Быть может, вы подскажете мне правильный ответ, чтобы мы зря не тратили ваше драгоценное время. Готов подписать и подтвердить на суде... На трибунале, - поправился я, видя, как полковник дёрнулся при слове суд. - Буде он состоится.
Согласитесь, это предложение выглядело достойным со всех возможных сторон. Практически, я открывал ему карт-бланш.
- Клоун, - сказал полковник. - В армии служил.
- Нет, - честно ответил я.
- Почему?
- Потому что таких, как вы, господин полковник, я имел обыкновение покупать пучок за рубль.
- Дезертир?
- Совсем наоборот. Дезертирством было бы сдаться на милость военкомату.
Он слушал меня с интересом и, вроде бы, бить больше не собирался. Хотя, ничего сокровенного мои слова не содержали.
- Странный это остров, не находите? - рискнул здоровьем я.
- Обычный.
Он поднялся со стула, открыл дверь и крикнул в коридор:
- Омельченко! Бакаев!
Дюжие молодцы появились на зов.
- Вынести его!
- Есть! - рявкнули бойцы.
Полковник безучастно проследил, как моё податливое тело, еще совсем слабое, не пришедшее в норму после полученной инъекции, подхватили под руки и вынесли на свежий воздух. Подкатил мотоцикл с коляской — такой, прям, из кино про немцев. В него меня и погрузили.
Мы совешили небольшой круг почёта по базе, где на меня вдоволь налюбовались солдаты, а затем мотоцикл покинул пределы военного городка. Километра три, наверное, после этого мы тряслись по бездорожью, пока не упёрлись в фанерный щит маниакальных размеров. Изображенный на нём строй солдат бодро маршировал прямиком в пропасть – щит был порван попалам, создавая иллюзию разверзнутой бездны. Осколком каким его, что ли? Довершала композицию надпись: «Приказ командира - закон для подчинённых».
- Взяли! - скомадовал рядовой Омельченко, и они с рядовым Бакаевым вытащили меня из люльки.
- Расстреливать будете? - вяло поинтересовался я.
Мне казалось, что приговорённый к смертной казни через повешение несколькими днями раньше, я имел право на ответ. Однако эти невоспитанные солдафоны проигнорировали мой вопрос.
- На три! - предложил Омельченко, начиная раскачивать меня. - Раз! Два!
В следующую секунду я покатился в овраг, брошенный, словно мешок гнилой картошки. Треск мотоцикла удалился и затих, и я снова остался наедине с самим собой.
