Лорел Гамильтон - Список на ликвидацию

Самый большой фрагмент тела лежал на земле — на спине посреди ровного поля травы. В предрассветном сумраке все казалось серым, но на поле кое-где попадались вытоптанные места, более светлые. Очевидно, мы стояли на софтбольной площадке. Это «мы» включало Эдуарда — то есть федерального маршала Теда Форрестера — и меня, федерального маршала Аниту Блейк. Эдуард — его настоящее имя, его истинная суть. Форрестер — это его тайное имя, как Кларк Кент для Супермена, но для всех прочих маршалов он — «Старина Тед», когда-то вольный охотник, а ныне федеральный маршал, возведенный в это звание, как и я, «Актом о противоестественных опасностях». Вольным охотником я никогда не была, зато была истребителем вампиров. В общем, как бы там ни было, а вот мы оба тут стоим, с настоящими значками, и в глазах закона мы настоящие копы. Эдуард иногда подряжается на работу наемного убийцы, если плата достаточно высокая или цель достаточно интересная. Он специализируется по ликвидации только опасных созданий вроде оборотней и вампиров. Но борьба с преступлениями начинает у него отнимать все больше времени — ничего не поделаешь. Бывает, что работа мешает хобби.

Здесь присутствовали и другие маршалы, беседовавшие сейчас с местной полицией, но среди разбросанных здесь частей тела стояли только мы с Эдуардом. Остальным уже, видимо, на это надоело смотреть, а мы только приехали из аэропорта Такома. Другие копы здесь были раньше, а расчлененные тела очень быстро теряют свою привлекательность.

Мне все время хотелось поплотнее запахнуть ветровку с крупной надписью «Федеральный маршал», и я подавляла это желание. Ну пятьдесят, блин, градусов[1] — это вообще нормальная для августа температура? Дома, в Сент-Луисе, сто[2] с лишним, а последняя остановка была в Алабаме. После такой жары и влажности пятьдесят — пронзительный холод.

Свет вокруг становился мягче, и фрагменты тела можно было разглядеть лучше. Но нравиться мне они больше не стали.

— Тело лежит на спине или на заднице? — спросила я.

— Ты в том смысле, что оно разорвано примерно посередине, и куски разбросаны футов на десять?

— Ага.

— А это важно? — спросил он и потянулся к ковбойской шляпе, но она осталась в машине, на которой мы приехали из аэропорта. У Теда есть любимая, почти до дыр заношенная ковбойская шляпа, и то, что этот жест стал привычным, показывает, сколько времени проводит Эдуард под маской своего легального альтер эго.

Так что сейчас он ограничился тем, что провел рукой по коротким светлым волосам. Рост у него пять футов восемь дюймов, который при моих пяти и трех кажется высоким.

— Нет, я думаю.

А в голове прокрутилась мысль: «Вот такие проблемы всегда приходят на ум, когда смотришь на расчлененное тело, потому что иначе хочется заорать и убежать подальше, а то и просто сблевать». Чтобы меня вырвало прямо на мертвое тело — такого уже много лет не было, но полиция Сент-Луиса мне этого никогда не забудет.

— Сердце не могут найти. — Голос у него такой же ничего не выражающий, как и лицо.

Света хватало, чтобы видно было: у него глаза не просто светлые, а светло-голубые. Летний загар у него был светло-золотистый, но получше, чем у меня. Это как-то неправильно, что голубоглазый блондин, белый англосакс-протестант, загорает сильнее, чем я — черноволосая и кареглазая, в мать. Во мне ведь половина испанской крови — я же должна загорать лучше, чем совершенно белый мальчик?

— Анита! — сказал он, вставая так, чтобы мне не было видно тела. — Что я сейчас сказал?

Я моргнула с невинным видом:

— Сердца не найдут. Как и в предыдущих трех случаях. Убийца или убийцы забирают сердца как трофей или как доказательство убийства. Как лесник в «Белоснежке» отнес Злой Королеве сердце в ящике. Как-то так.

— Анита, мне надо, чтобы ты была здесь и работала над делом, а не уходила в себя.

— Я здесь, — ответила я, хмурясь.

Эдуард покачал головой:

— Помнится, тебе случалось смотреть и на худшее и быть при этом в лучшей форме.

— Мне могло просто надоесть смотреть на такое. А тебе нет?

— Ты не про это дело конкретно сейчас говоришь, — сказал он.

— Не про это.

— Ты спрашиваешь, не достает ли меня смотреть на такие вещи?

— Никогда бы не спросила — противоречит кодексу настоящих мужчин.

От этих слов я сама улыбнулась. Он улыбнулся в ответ, но скорее рефлекторно — глаза остались холодны и пусты, как зимнее небо. Если бы с нами были другие маршалы, глаза бы у него смеялись, выражали бы какие-то эмоции, но наедине со мной он не считал нужным утруждаться. Слишком хорошо мы друг друга знали, чтобы скрытничать.

— Нет, меня это не достает.

Я пожала плечами и наконец позволила себе плотнее запахнуть тонкую ветровку. Хотя сейчас, когда мой главный пистолет на пояснице, а не в наплечной кобуре, я могла и застегнуться, не преграждая путь к пистолету. Резервный пистолет у меня все равно в наплечной кобуре, а большой бандитский нож висит вдоль спины в ножнах, закрепленных на сшитой по мерке плечевой сбруе.

— У меня скорее другое — я бы предпочла быть дома.

— С твоим мужчинами, — сказал Эдуард совершенно нейтральным тоном.

Я кивнула. Моих ребят мне сразу начинало не хватать, стоило только уехать слишком надолго, а сейчас я была на месте преступления уже в четвертом городе. Устала от самолетов, от полицейских, от того, что не дома.

— А мне не хватает Бекки в «Музыкальном человеке». Она всего лишь в хоре, зато самая молодая за всю его историю.

— Наверное, действительно у нее хорошо получается.

— Действительно.

Он кивнул, улыбаясь, и глаза улыбались при мысли о его почти-падчерице. Они с Донной живут помолвленные уже много лет, официально так и не поженились, но дети считают его папой. Бекки было всего шесть, когда у него начался роман с ее матерью. Эдуард, которого вампиры прозвали «Смерть», много лет подряд водит Бекки в танцкласс и сидит в зале ожидания с мамочками. Я даже думать об этом не могла без улыбки.

— Пока у нас не было, к кому возвращаться, гоняться за монстрами было веселее, — сказала я.

Он перестал улыбаться, холодные глаза обратились туда, где лежала на боку голова.

— С этим не поспоришь. Тела меня не очень волнуют, и меня не достает. Но я надеюсь оказаться дома до того, как кончатся представления мюзикла.

— Он сколько вечеров будет идти?

— Две недели.

— Это считая от сегодня?

— Да.

— Мне не хочется еще две недели мотаться не дома.

— Мне тоже, — ответил он, и на этот раз в голосе прозвучала усталость.

Как ни странно, для меня основная проблема в том, что я точно знала, почему выбраны эти жертвы. И даже знала, кто убийцы. Знала, но не могла этого сказать никому, кроме Эдуарда, потому что расскажи я полиции, киллеры пошли бы по моим следам, по следам каждого полисмена, который от меня это услышал бы, и по следам каждого, кому он успел рассказать. «Арлекин» — у вампиров эта организация была эквивалентом полиции, разведки, судей, присяжных и палачей. В «Арлекине» самые великие воины всех времен и народов. Были среди них вампиры, были оборотни, и вот сейчас они по всей стране убивают тигров-оборотней и расчленяют тела. Тело, лежащее у наших ног, выглядело как человеческое. При жизни этот человек умел перекидываться здоровенным злобным тигром, но это не помогло ему против «Арлекина», как не помогло никому из других. Если сойдутся в бою двое одинаковой силы и быстроты, но один из них лучше обучен драке, то этот лучше обученный победит. Пока что среди оборотней-тигров попадались только обыкновенные люди, которые каким-то образом стали оборотнями.

— Но мы приехали на осмотр места преступления, — продолжал он, — так что это и будем делать.

Я вздохнула, расправила плечи, перестала кутаться в тонкую ветровку.

— Отчасти потому, что мы знаем слишком много того, что другим полицейским тоже надо бы знать.

— Мы это устаканили, Анита. Они… те, кого нельзя назвать… — Он передернулся. — До чего ж противно, что даже вслух нельзя сказать. Как будто мы в книжке про Гарри Поттера. «Тот-кого-нельзя-называть».

— Ты знаешь условие, Эдуард. Если произнести их имя без их приглашения, они откроют на тебя охоту и убьют. Если сказать это имя другим полицейским, все, кто его слышал и говорил, будут найдены и истреблены без пощады. Не знаю, как ты, но эти ребята свое дело знают до жути и вроде бы современную судебную медицину тоже знают.