Василича, а тот улыбнулся и ответил мне тем же.
Вот еще проблема — что делать со стариком? Я был уверен на все сто процентов, что он непростой человек. Существо, обладающее невиданной силой. Правда, не рубежник. Изнаночник? Только Инга говорила, что этого не может быть. Изнаночники не могут проникнуть в наш мир. С другой стороны, я видел столько такого, чего не могло быть, что уже ничему не удивлюсь.
Но факт оставался фактом, с Василичем надо что-то решать. Не потому, что проблема стояла острая. Просто она ломала мне мозг. Подойти и спросить: «Федор Васильевич, а где вы родились?». И надеяться, что он не соврет, что в Выборге.
А если начнет отнекиваться? Тогда все наше общение сойдет на нет. Чего мне не хотелось. Надо лишь придумать, как сделать все тонко и изящно. Проблема в том, что про тонко и изящно — это было не ко мне.
Света, в отличие от своего супруга, не сняла полностью крутой ресторан. Лишь забронировала столик на веранде, где уже сидела рядом с пузатым мужчиной самых преклонных лет.
Я немного поразмышлял, думая сначала попросить черта подождать за другим столиком. Но после изменил решение. Что-то внутри меня говорило, что Митьку надо взять. А в последнее время я доверял внутреннему голосу. Потому решил эпатировать.
К столику Светланы мы явились в полном составе: молодой некрасивый человек в джинсах и кроссовках, косящий правым глазом подросток с наушником в ухе и бес. Хорошо, что последний был спрятан в портсигаре. Потому что, судя по возмущенному взгляду толстого старичка, ему хватило и начального дуэта.
Зато Светлана справилась с удивлением, пристально рассматривая Митьку, а после обратилась к старичку.
— Леопольд Валерьевич, это Матвей. Я вам про него рассказывала.
— Здравствуйте, — чуть наклонился мужчина вперед и протянул руку.
Которую я с определенным запозданием все же пожал. Рубежники и нечисть четко вбили мне в голову, что касаться чужих ладоней не только негигиенично, но порой даже опасно для жизни.
А сам, тем временем, рассматривал этого самого Леопольда Валерьевича. Было видно, что денег у него не просто много — очень много. Золотые часы, дорогой костюм, запонки с камушками. Вообще, кто носит запонки? Попаданцы из девятнадцатого века в наш?
Однако все выглядело как-то неряшливо. Костюм висел мешком, на плечах лежали хлопья перхоти, очки заляпаны отпечатками пальцев. И это не потому, что когда пришли большие деньги Леопольд Валерьевич решил, что мир должен принимать его таким, какой он есть. Держу пари, он и раньше не особо следил за собой. Просто повезло разбогатеть.
С другой стороны, я не дерматолог его перхотью заниматься. Если он ее не замечает, ему же хуже. Вот Светлана сидела рядом со стариком без всякой брезгливости. Либо воспитана великолепно, либо понимает масштаб личности.
Я же скрестил пальцы в замок перед собой и представил себя в роли участкового врача.
— Ну, на что жалуетесь?
Было видно, что старичку неудобно. То ли передо мной, то ли перед Светланой, то ли перед всеми сразу. Поэтому госпожа Рыкалова взяла инициативу в свои руки.
— Леопольду Валерьевичу сложно об этом говорить. Он не до конца… верит в происходящее.
— Понимаете, молодой человек, я рос в Советском Союзе. Марксистско-ленинская философия, научный коммунизм, политическая экономика, атеизм. В моей жизни не было места мистике. И даже когда Светочка сказала, что у моей проблемы должно быть иное решение, я сомневался. Да и вы, честно сказать, не производите впечатление серьезного специалиста.
Ох, чувак погряз в прошлом. Как ему объяснить, что нынешний миллиардеры могут носить рубашки поло и выглядеть, как обычные смертные. Понятно, что я не миллиардер, но все же.
— Вам нужны доказательства? — спросил я.
— Если бы вы могли их привести, было бы замечательно.
Вообще, самым простым способом мне казалось придавить хистом. Но опять же внутренний голос советовал этого не делать. Будто после подобного все станет лишь хуже. Тогда что? Попросить Митьку обернуться в черта. Вот только что тогда будет — даже представить сложно. Визг, крики, истерики. Но имелся и другой способ, так сказать, персональный. И мне он нравился даже гораздо больше. Потому что сделает все то же самое, только вместе с этим плавно подготовит клиента.
— Хорошо, доказательства так доказательства. Прежде я хочу вас предупредить об одной простой, но очень важной вещи. Если все, о чем я рассказываю, уйдет дальше этого стола, то вы можете серьезно пожалеть.
В моих глазах на секунду полыхнул хист. Его даже выпускать не пришлось. Старик торопливо кивнул.
— Леопольд Валерьевич, вы пьете?
— Очень редко.
— Давайте так, я закажу вам выпивку. А когда вы допьете, то предоставлю вам все доказательства.
Старичок сомневался недолго. После чего все же кивнул.
Я подозвал официанта.
— Какой у вас самый крепкий коктейль? Ну такой, чтобы пить приятно, но по шарам давало.
Гарсон посмотрел на меня, едва ли не закатив глаза. Наверное, будь я без Светланы и Леонида Валерьевича меня уже гнали отсюда весьма странно пахнущими тряпками.
— Лонг Айленд, Черный русский, Негрони.
Если честно, я не знал ничего ни об одном из этих напитков. В моем мире существовали только несколько сортов пива. В основном: светлое, нефильтрованное и «какое-то странное». Последним Костян называл весь крафт. Я же его именовал «дорого и глупо».
Однако сейчас, при упоминании одного из коктейлей, я улыбнулся. По мне, Митька был как раз похож на «черного русского» чуть больше, чем на «негрони». В смысле, когда не маскировался.
— Какой крепкий, — поморщился Леопольд Валерьевич, когда официант принес широкий стакан с темной жидкостью.
— А чем вы занимаетесь? — решил я переключить его внимание.
— Прикладной наукой в сфере банковских отношений, — неторопливо ответил старичок.
Спросил я его не из-за большого интереса. Мне, если честно, было все равно, что он делает. Пусть хоть дрова рубит. Однако давно заметил — если спросить человека о том, что ему нравится, да еще не перебивать, пока собеседник говорит, то подобное дает тебе сразу десять очков к расположению.
Леопольд Валерьевич начал рассказывать с ленцой, но чем дальше, тем быстрее становилась его речь. К тому же, изредка, старичок прихлебывал из стакана. Что мне только и было нужно. Я само собой, не понимал ничего из сказанного. Да и не особенно пытался.
Постепенно взгляд собеседника становился все ярче. Глазки начали масляно поблескивать, а паузы между словами — напротив — растягивались. Надо же,
