Но дни проходили за днями, и ничего не менялось, а Сима чувствовала себя отвратительно. Вполне уместная мысль теперь не оставляла ее: «Беременна!»
«Но как же так?! Какая же я дура, дура… что же теперь делать? Что будет с учебой? А мама с папой?..» — Сима даже представить себе не могла, как скажет им, что ждет ребенка. И от кого?! И вдруг ее осенило: «Они же сразу на Сашку подумают! Вот впутала парня, что же теперь делать?»
Но эмоции улеглись, а разум подсказал единственно верное решение — пойти к врачу! И Сима пошла.
— Беременность пять недель, — врач смотрела с издевкой, как казалось Симе, а вместо лица под белоснежным накрахмаленном колпаком она увидела волчью морду с внимательными желтыми глазами, смотревшими прямо в душу.
Сима силилась держать себя в руках, но руки тряслись, в самом прямом смысле, а ноги едва держали. Она опустилась на стул, глядя в пол и ничего не видя, кроме расплывающейся картинки зашарканного линолеума.
— Одна пришла?
Сима кивнула, пряча глаза.
— Замужем? Понятно… Ты не реви, так тоже бывает. Может, еще все образуется.
Сима повела головой.
— Не образуется.
Все пути назад были отрезаны — приговор прозвучал. Теперь она думала, как все это случилось, и как сказать маме, и когда… А еще ей страшно хотелось увидеть Армана, спрятаться в его объятиях и быть счастливой… вместе с ним. Но последние слова врача смутили ее не меньше, чем известие о беременности:
— Ты бы сейчас замуж вышла, муж и не догадается, что ты беременна — срок пока маленький, родишь, так и будет думать, что ребенок его.
Сразу вспомнился Сашка и стыд перед ним, и перед всем курсом запылал на щеках.
— Спасибо, мне не за кого замуж выходить.
— А-а… так на учет ставить или аборт делать будешь?
Вопрос больно ударил по сердцу. Но Сима уже пережила самое страшное и теперь, именно с этой минуты, начала думать по другому. Она ответила:
— Ставьте на учет. Ребенок не виноват, что мать — дура. Как суждено, так пусть и будет.
Сказала и словно сбросила с плеч тяжелый груз, слилась с новой жизнью, уже развивающейся в ней, и почувствовала себя сильной. «Я со всем справлюсь!» А волчица улыбнулась, сверкнув желтыми глазами.
Справиться со всем оказалось не так просто. Если мать, узнав о беременности дочери, растерялась и только и сказала в ответ: «Не ожидала я от тебя такого, дочка», то отец заметался по комнате, нервно закурил и выдал сразу, как Сима и опасалась: «Это пацан тот, что к тебе приходил?»
Сима старалась быть твердой и сразу заявила, что будет рожать, а Сашка здесь ни при чем, но родители не поверили. Тогда Сима сказала Сашке, предупреждая его:
— Не ходи за мной больше! — так и заявила.
— Вот те раз! — Сашка не ожидал и растерялся. — Что случилось — то?
— Случилось! — Сима почувствовала, как запылали щеки, но она решила не отступать, а обрубить все концы одним махом. — Саш, ты не обижайся, ты хороший парень и все такое, но я, — она набрала в грудь побольше воздуха и выдохнула: — Я беременна! А мои родители думают на тебя.
Сашка в прямом смысле слова лишился дара речи. Он так и остался стоять в коридоре университета, как столб, пока Сима уходила.
— Ничего не понял… беременна… так ничего же не было…
В тот же вечер прибежала Маринка. Позже, вспоминая все, Сима сама удивлялась своему спокойствию — она без утайки рассказала подруге об Армане. Зачем врать? От этого только лишние домыслы рождаются, а с ними и лишние вопросы.
— И как теперь быть? Ты что рожать будешь? А учеба? — Маринка сыпала вопросами, которые казались естественными, но так больно ударяли.
Сима не только об учебе, она вообще о своей дальнейшей жизни не знала. В сердце теплилась надежда на встречу с Арманом, копошился клубок из чувств: обида, боль, любовь, страх — все это мучило ее и Сима не находила выхода. Она прислушивалась к шагам в подъезде, дергалась на каждый звонок в дверь, представляла, как Арман узнает ее адрес у начальника экспедиции, как приедет… И вместе с тем терялась, лишь на мгновение представив Армана на пороге своего дома.
Но проходили месяц за месяцем, а от Армана не было ни слуху, ни духу. Сима не спала ночами: то плакала, то мечтала, тайком от родителей смотрела фотографии, где на фоне Каменной головы она запечатлела молодого казаха, показывающего археологам таинственные знаки.
Пока срок был маленький, Сима ходила на занятия, но перед зимней сессией она поняла, что дальше скрывать от всех свое положение не может, и решила бросить учебу.
Во время сессии тишина в коридорах университета редко нарушалась смехом или топотом студентов, бегущих из аудитории в аудиторию. Это вполне устраивало Симу. Она сторонилась любопытных глаз. Чувство стыда не оставляло ее, но движение новой жизни внутри придавало сил, и Сима в который раз поднимала голову и улыбалась, излучая обаяние мадонны.
В неизменных джинсах, в широком коротком пальто и длинном пушистом шарфе, концы которого болтались по животу, уже изрядно выпирающему, она спокойно шла из деканата с наконец-то оформленным академотпуском.
— Симона!
От резкого оклика Сима чуть не упала, споткнувшись о торчащую половицу.
— Симона, что случилось? Почему вас не было на экзамене? — искренне удивление в глазах профессора, внезапно появившегося на пороге одной из аудиторий, смутило беременную студентку больше, чем понимающие взгляды сокурсников.
— Здравствуйте, Александр Матвеевич, — она вздохнула и без лишних объяснений сунула профессору подписанное деканом заявление.
— Что? Что такое? Почему академотпуск?.. Ничего не понимаю… — профессор растерялся, перечитал заявление и уставился на живот Симы. — Вы беременны?..
— Да, Александр Матвеевич, через три месяца буду рожать, так что не до учебы, извините, — Сима забрала свое заявление и хотела уйти, но профессор осторожно, как древний артефакт, который может рассыпаться от самого легкого прикосновения, взял ее за рукав пальто.
— Симона, не могли бы вы уделить мне несколько минут, давайте пройдем в аудиторию, — и он, уже улыбаясь, указал на открытую дверь.
Сима пожала плечами и согласилась.
Домой она вернулась вдохновленная и с последним выпуском журнала «Вестник археологии и истории», в котором была напечатана монография казахского ученого Елимова Хакана Ногербековича, посвященная теме расшифровки петроглифов кочевых племен, обитающих на территории современного Казахстана. В статье был упомянут вклад в эту работу Симы, и ее имя. Как сказал на прощание профессор Колесниченко: «Будет очень жаль потерять подающего надежды молодого археолога. Так что решайте свои личные дела и возвращайтесь к науке!»
— Ты что такая радостная? Сияешь, как медный таз, — Валя давно не видела дочь такой счастливой.
Сима разделась, достала журнал.
— Вот, смотри, — открыв нужную страницу, показала матери, — тут и обо мне написано.
— Да-а?!
— И Александр Матвеевич сказал, что я — подающая надежды!
Валя расстроилась, посмотрев на живот дочери.
— Подающая надежды… а год учебы теряешь!
— Ничего, мам, зато спокойно рожу и покормить успею, не торопясь, а учиться пока и дома можно, никто не мешает. Уф… — Сима сняла ботинки и вытянула ноги, сидя на стуле, который мать специально для нее поставила в коридор, — устала. Мам, сделай чайку, я посижу немного.
Валя засуетилась, побежала на кухню, вернулась.
— Иди, приляг, давай помогу…
— Да что ты, мам, я в порядке, просто устала, — Сима потерла поясницу, — я, правда, полежу. Как чай готов будет, позови.
В комнате приятно шумела печка. Сима прислонила к ней руки, согрев их, повернулась спиной. Комната, с ее привычной обстановкой, почти неизменной с самого детства, казалась островком тепла и уюта в большом мире ненастья, то ветром стучащегося в окно, то потоками дождя загоняющего людей в дома. В своей комнате Сима всегда чувствовала себя защищенной от любых невзгод. Все здесь дышало добром и любовью: и стены с шепчущимися тенями по ночам, и кровать с белоснежными простынями, и стол, всегда зовущий к работе стопкой тетрадей и книг и аккуратно очиненными карандашами, стоящими в обыкновенном граненом стакане.
Сима растянулась на кровати, с удовольствием прочувствовав, как расправились мышцы на спине, отпустило поясницу. Ребенок перевернулся. Сима точно знала, что он перевернулся! «Плавает, куда вздумается!» — с нежностью подумала она и представила своего малыша, свернувшегося клубочком внутри нее.
— Сима, — мама поставила на стол вазу с мандаринами и бокал с чаем, — пей, я с лимоном сделала.
Пока дочь, шумно втягивая в себя горячий чай, наслаждалась его особым цитрусовым ароматом, Валя разглядывала ее, в душе все еще переживая за так неожиданно изменившуюся судьбу своей девочки.
