Прильнув к щели, старуха вглядывалась в серую мглу, прислушивалась к звукам. Вот она услышала возглас Бахтигуль. Трудно понять — радостный ли, испуганный, — и Амина закричала:
— Бахтигуль, дочка, вернись! Вернись…
Старик завозился под кошмой, попытался встать. Но только уронил меховое одеяло.
А Бахтигуль вернулась, прижав к груди свежую ляжку горного козла. Амина сама замычала, показывая рукой на мясо, не веря своим глазам.
Девочка положила ляжку между горячими угольями и потом жестами рассказала, как она вышла и увидела перед собой зверя — она изобразила уши, порычала, показав какой длинный нос у зверя, какого он роста, и старуха поняла, что это был волк.
— Ирек, слышишь, Ирек, волчица мясо принесла, ай-я-яй, как же она помнит, как знает… Ой, спасибо тебе, мать-волчица, ой, спасибо! — причитала Амина, а пещера наполнялась аппетитным запахом.
Долго жевали старики почти сырое мясо, но и того, что они смогли проглотить, хватило восстановить силы. Наказав дочери сидеть в пещере и носа за ее пределы не высовывать, они вдвоем, дождавшись светлого дня, ушли за дровами.
Бахтигуль прибрала постель, встряхнув, как могла, тяжелые меха и кошмы, красиво поставила котел с чашками и села у входа, приоткрыв уголок полога, чтобы было видно жизнь снаружи.
Кругом, сколько хватало глаз, землю устилало белое покрывало. Арча склонила к земле тяжелую голову с толстой снеговой шапкой. Изредка в белесом небе пролетал ворон, нарушая карканьем тишину в царстве зимы. Даже говор реки не был слышен. Бахтигуль замерзла, но уходить внутрь пещеры не хотела. Она подоткнула под ноги кусок меха, которым укуталась, засунула руки подмышки и, вжав голову в плечи, чтобы меньше дуло в горло, вглядывалась вдаль, ища взглядом что-нибудь интересное.
Вдруг прямо перед ней появилась волчья морда. Девочка вздрогнула от неожиданности. Волчица стояла перед пещерой и смотрела на ребенка, поводя ушами, словно стараясь услышать то, что она могла бы сказать ей. «Ты пришла ко мне?», — мысленно спросила Бахтигуль. Волчица села, свернула хвост колечком. «Еще мяса принесешь?» Зверь поднялся, намереваясь уйти. «Подожди!» — остановила Бахтигуль, протянув к волчице руку. Та подошла, ткнулась холодным носом в раскрытую ладошку. «Спасибо!» Девочка погладила ее по широкому лбу. Волчица вильнула хвостом и, лизнув Бахтигуль в нос, убежала. Звонкий, задорный смех проводил ее.
Бахтигуль снова сосредоточилась на белом пейзаже. Вот вдали показались два темных силуэта. Ее старики возвращались. Бахтигуль откинула шкуру и, соскользнув с покатого камня перед входом в пещеру, пошла к ним навстречу, по пояс проваливаясь в снег.
— Сказала же, не выходи! И куда тебя понесло?! — ругалась Амина, растирая холодные ноги дочери.
— М-м-м, — оправдывалась Бахтигуль, дрожа от холода.
— Эх, — старуха махнула рукой, укутала девочку, как кулему, и накинулась на старика: — Разжигай уже быстрее, озябла она совсем, заболеет еще!
Пещера наполнилась дымом. Дрова, оттаяв, никак не хотели разгораться. Но вскоре просохли и затрещали, радуя сердца людей.
У входа послышалась возня. Старуха, прихватив горящую палку, подошла ближе и замахала, отгоняя невидимого зверя:
— Кыш отсюда, уходи!
Бахтигуль выбралась из-под одеяла и подбежала к пологу. Амина даже не успела ничего сказать, как девочка распахнула его и, наклонившись, с радостным воплем подняла над головой тушку зайца.
Старик со старухой переглянулись.
— Чувствуют они друг друга.
— Молоком волчицы пропиталась наша девочка, вот она ее и чует, как своих волчат.
— Так, сколько лет прошло… Те волчата уже волки матерые, а она все Бахтигуль кормит. Нет, здесь что-то другое! — Ирек многозначительно поднял палец. — Непростая у нас девочка, непростая, это я тебе говорю!
— Тю, — огрызнулась Амина, — он мне говорит! Я и сама знаю!
Бахтигуль слушала своих стариков и улыбалась. Потом подняла небольшой камень, отошла к дальней стене пещеры, по которой в бешеном танце скакали тени, подгоняемые пламенем костра, и чиркнула по гладкой поверхности. Остался неглубокий, но видимый след. Тогда девочка влезла на приступок и принялась рисовать. Старики затихли, наблюдая за ней. Дочка, закончив работу, засунула камень за торчащий у стены зуб и позвала родителей. Они, осветив пещеру факелом, увидели три фигуры людей: две большие и одну маленькую между ними, а ниже — на четырех лапах, с большими треугольными ушами и длинным носом — стояла волчица.
Когда снега сошли с земли, и она изошла паром под горячими лучами солнца, старик умер. Он умер во сне, на лежанке, ничуть не побеспокоив сон своей старухи и дочери.
Амина тихонько причитала, сидя рядом с ним в последний раз. Бахтигуль стояла в сторонке, впервые глядя на смерть, представшую перед ней в образе сухонького старика, сердце которого так устало в борьбе за жизнь, что смерть показалась желаннее.
— Что ж нам теперь делать, дочка? Как мы без него, а? Такую зиму пережили… ушел мой Ирек, ушел, без меня…
Бахтигуль присела рядом с матерью, положила голову на ее колени. Запела тихонько, завыла по-своему.
— Жалеешь… а как же, он любил тебя…
Погоревав, Амина собрала пожитки и, оставив старика в его последнем прибежище, ушла вместе с дочерью, заложив вход в пещеру камнями, чтобы зверье не растащило останки мужа по косточкам.
— К людям нам надо, дочка, к людям пойдем, одним не выжить, — решила Амина и повела дочь туда, где летом проходил караван — за перевал, к которому вела тропа, не раз хоженая ими со стариком.
Земля просыпалась на глазах. То тут, то там белели первые цветы, молодые травы украшали почву, насыщенную влагой.
Амина и Бахтигуль шли тяжело. Старухе было нелегко перебираться по камням, с трудом она взбиралась на холмы, скользя по крутым глинистым тропам. Бахтигуль помогала, как могла: и за руку тянула, и сзади под ноги ставила камешки, чтобы мать не падала. Ночевали они, где придется. Найдут ложбинку посуше, завернутся в кошму и уснут, прижавшись друг к другу. Утром, озябшие и голодные, разведут костер, сварят суп из остатков сушеного мяса, добром вспоминая волчицу-кормилицу, поедят горячего вара и снова в путь.
А весна тем временем поднималась все выше. Добралась усердная и до высокогорных снежников, растопила льды и понеслась вода вниз, наполняя притихшие зимой реки. Встала такая река на пути у странниц: кипит вода в ней, грохочут камни по дну. Где сузится русло, там река сильным течением пробивает себе путь среди скал и крутых берегов. Где растечется она на несколько рукавов, там, хоть и послабее сила воды, а холодна она и руки не удержать, не то, чтобы вброд идти.
— Как же нам перебраться на ту сторону? — размышляла Амина, поглядывая из-под ладони на дальний хребет за рекой, за которым уже и караванная тропа.
Бахтигуль смотрит вдаль, как мать, ищет путь, но нет нигде ни переправы, ни такого места, где бы они могли вброд пройти. Разве что у тех скал… Бахтигуль запрыгала, показывая матери на две скалы, между которыми река неслась юркой змеей и дальше падала с высоты, разбиваясь на мириады брызг. Водяной туман и с долины видно: висит он над скалами, играют в его жемчужных каплях радужные блики.
— Что ты, дочка?! Мы не козы с тобой, чтобы по скалам скакать, — возразила Амина, а Бахтигуль тянет ее за собой, показывает на что-то.
Амина прикинула расстояние до водопада, вздохнула тяжело, поправила куль за спиной и уступила напору дочери.
— Идем, посмотрим, что ты там увидела.
Забравшись на скалу, старуха еле отдышалась. А Бахтигуль тянет ее дальше.
— Подожди, коза, дай воздуха глотнуть, — еле промолвила старуха, держась за грудь, из которой вот-вот, кажется, и сердце выпрыгнет.
Бахтигуль присела рядом, погладила мать по руке, заглядывая в глаза. Амина не выдержала, всплакнула. Дочка вытерла ее щеку, улыбнулась, покачала головой, не надо, мол, плакать.
— Не буду, ласковая ты моя… — вздохнула, глубоко, во всю силу легких, и встала, — ну, идем, показывай, что там.
Старая корявая арча, цепляющаяся узловатыми корнями за все расщелины в скале, скорее всего, не выдержав толстого снежного покрова, упала зимой на другой берег. Длинные ветви, опустившись до воды, подергивались под ее напором. Верхушка арчи, хоть и тонкая, но лежала далеко от края другого берега. Бахтигуль встала на ствол, попрыгала, показывая матери, что он крепкий.
— Осторожно, дочка! Подожди, давай я тебя обвяжу чем-нибудь, мало ли что, а так надежнее будет.
Амина достала халат мужа, сшитый ею из тонкой овечьей кожи. Она взяла его с собой, подумав, что пригодится. И пригодился! Связав рукава на груди дочери, она ухватилась за длинные полы, свернув их жгутом, примерилась к стволу, поняла — коротка веревка. И на треть перехода не хватит. Бахтигуль развязала рукава, сложила их вместе и, накрутив на руку, потянула мать за собой.
