После развода все получили комплекты костюмов химзащиты и опять выстроились на плацу. Единственным утешением для большинства послужило обстоятельство, что на плац согнали всех до единого, вплоть до поваров и кочегаров, то есть ни одно лицо хозяйственных национальностей, из которых сплошь состоял хозвзвод, на сей раз не должно было ускользнуть от карающего меча военной справедливости. Это хоть как-то компенсировало заранее понесенный моральный ущерб от еще предстоящих мытарств.
Пока основная масса бойцов, морозя пальцы, повзводно отрабатывала на плацу норматив скоростного облачения в задеревеневшие от холода резиновые костюмы, несколько человек под руководством старшины возводили большую палатку на пустом снежном пространстве между казармой и баней.
Моя радиотехническая батарея должна была пройти через палатку после взвода управления, а за нами следовал хозвзвод. Последними шли стартовики. Все выстроились возле палатки и все, включая старослужащих, заметно нервничали. Как бывало в таких случаях, народу нестерпимо хотелось курить, хотя после отработки надевания костюмов личному составу было отведено десять минут на перекур, который был реализован большей частью в обреченном предсмертном молчании.
Все ждали командира, который почему-то задерживался. Кажется, позвонили из штаба полка и он трындел в своем кабинете по телефону. А когда он наконец появился словесно перерезать красную ленточку, измученные ожиданием воины обрадовались так, словно министр обороны объявил всем внеочередной отпуск или вовсе распустил по домам.
– Итак, – весело сказал майор Санько, остановившись перед строем, – объясняю боевую задачу. Сейчас наше подразделение пройдет проверку работоспособности противогазов. Поэтому, если какие-то умники убрали клапаны или заблокировали их, чтобы дышать полной грудью на кроссах… – он оглядел строй и хмыкнул, – сейчас они надышатся вволю, потому что палатка будет заполнена парами хлорпикрина.
Я заметил, что несколько старослужащих переглянулись с многозначительными ухмылками, должно быть, гордясь своей предусмотрительностью, заставившей их вовремя вернуть клапаны на место.
– Однако, ничего страшного, – все так же весело продолжил майор. – Хотя хлорпикрин, как должно быть известно всем, кто не спит на занятиях по ОМП, и является боевым отравляющим газом, его концентрация будет незначительна, поскольку жидкость разведена в пропорции не более чем один к десяти… Вопросы?
– А почему жидкость, товарищ майор, если это газ? – спросил каптер Мирзаев.
Все нервно заржали, а майор даже не сделал по этому поводу замечания. То ли он получил хорошие новости из полка, то ли просто был сегодня в прекрасном расположении духа. Подобное состояние обычно строгих офицеров характеризовалось служивым народом низших званий, как «жена утром хорошо дала».
– В палатке вы все узнаете, товарищ рядовой, – сказал майор и, подняв руку, посмотрел на часы. – Первыми пропустите поваров, и пусть сразу отправляются готовить обед.
– Есть, – сказал назначенный ответственным за травлю ни в чем не повинного рядового и сержантского состава капитан Лубяной.
Командир хозяйственного взвода, прапорщик Гореликов молча кивнул, а повар Шурпетов встревоженно сказал:
– Товарищ майор, у меня противогаз в полном порядке. Можно, я сразу пойду на кухню?
– Если у вас противогаз в полном порядке, вам волноваться нечего, товарищ ефрейтор, – бодро заверил его майор и опять посмотрел на часы. – Товарищи офицеры, начинайте. По пять бойцов за один заход.
– Первые пятеро, газы! – сказал, встав на входе в палатку, капитан Лубяной.
Повара обреченно натянули на головы противогазные маски.
– В палатку! – скомандовал Лубяной…
Когда подошла очередь моей пятерки, я, в принципе, был ко всему готов. Старослужащие наконец прекратили нагнетать таинственность и в общих чертах объяснили суть предстоящей процедуры. В каждой пятерке был сержант, который должен был в какой-то момент отдать пакостную команду «перебита дыхательная трубка», согласно которой нужно было открутить гофрированную трубку с двух сторон и подсоединить шлем-маску напрямую к фильтрующе-поглощающей коробке. В принципе, ничего сложного, такая вводная неоднократно отрабатывалась на занятиях по ОМП, но сейчас наглотаться чертового газа можно было не условно, а натурально, и это напрягало.
Вроде существовала еще более пакостническая команда: «повреждена маска», после отдачи каковой нужно было отцепить маску, зажмурить глаза и дышать через трубку или прямо из фильтрующей коробки, но такая гнусность на сегодня, кажется, не планировалась.
Также в палатке присутствовал наблюдатель из офицерского состава, в данном случае это был капитан Лубяной из взвода управления. Его обязанностью являлось следить за техническим выполнением процедур, чтобы не допустить баловства или пристрастного отношения старослужащих к молодым.
Я, конечно, изрядно нервничал, как перед любым столкновением с чем-то незнакомым и опасным, а потом перестал. Наверное, просто перегорел, поскольку очередь продвигалась не слишком быстро, да и, если вдуматься, ничего особенного произойти было не должно. Все предстоящие действия и в самом деле были не раз отработаны на бесчисленных учебных занятиях, разве что без самого наличия отравляющих веществ, но это не страшно. Просто нужно будет быть предельно собранным, только и всего. Главное, не следует торопиться, делать все как учили, включая набирание воздуха в грудь, задержку дыхания с последующим продуванием маски и тому подобное. Еще можно было сказать спасибо, что командирами было великодушно дозволено надеть противогазы перед входом в палатку, потому что согласно нормативам это, кажется, полагалось делать в самой палатке, что увеличивало шансы надышаться едкой гадости…
Все прошло так, как я и предполагал, то есть вполне удачно. С «перебитой» трубкой я справился успешно, а больше не было ничего сложного, поэтому из палатки я выбрался целым и невредимым. Я не только не наглотался газа ни грамма, но у меня даже не запотели стекла, чего я боялся больше всего, хотя и это, по сути, было ерундой, не более чем моральным неудобством, поскольку все можно было сделать на ощупь. Да и без того все почти так и происходило, поскольку два полупрозрачных палаточных окна являлись источниками света весьма и весьма условными.
И не я один был таким успешным. Относительно удачно прошла неприятную процедуру вся основная масса, включая даже служивых из хозяйственного взвода. Всего двое или трое таковых выскочили из палатки с выпученными на красных физиономиях глазами, в соплях и слезах, и их, вопреки прозвучавшим ранее угрозам, даже не стали запихивать обратно, хотя такие вещи и практиковались обычно для профилактики и лучшего освоения бойцами военного дела.
Отбывших газовую повинность офицеры на перекур не отпустили, дожидаясь полного завершения полевого учебного занятия, поэтому освободившийся народ нетерпеливо топтался возле палатки, от нечего делать комментируя происходящее.
Оставалась последняя пятерка, в которую угодил Петров, когда в стане стартовиков произошло кое-что меня насторожившее. Я заметил, как Сулейманов подмигнул Корнееву, они одновременно посмотрели на сержанта Гуляева и тот, поколебавшись, кивнул. Стало понятно, что затевалась какая-то гадость, которую они придумали заранее, но окончательное добро на которую Гуляев дал только сейчас, в последний момент. И, ясное дело, гадость это была замышлена против Петрова. Очевидно, старослужащие не простили ему того наглого поведения на озере и сейчас посчитали, что настал удобный момент свести счеты.
Ну да, они же специально сделали так, чтобы оказаться с ним в одной пятерке, точно. И для этого Гуляев договорился с нашим замкомвзвода, потому что тот в какой-то момент отослал Петрова с каким-то поручением на позиции и он пропустил свою очередь. Очевидно, замышлялось что-то вроде неожиданного срыва маски, чтобы Петров наглотался отравляющей гадости. К тому же, я заметил, что уже прошедший палатку Гуляев заранее встал возле входа и смысл этого маневра не вызывал никаких сомнений – он изготовился запихивать рвущегося наружу Петрова обратно. Но там же торчит капитан Лубяной в качестве наблюдателя, он же не допустит, чтобы…
Я повернул голову, неожиданно увидел капитана, разговаривающего с солдатами, и у меня неприятно похолодело в желудке. Он вышел на свежий воздух, не дожидаясь окончания учебных занятий, просто я не засек, в какой момент это произошло. Ну да, капитану попросту надоело торчать в этой газовой камере, поскольку все шло гладко и, к тому же, оставалась всего пара последних заходов.
Я стал лихорадочно сигнализировать изготовившемуся Петрову об опасности, но тот, уже натянувший противогаз, моих стараний, разумеется, попросту не замечал.
