— Александр Матвеевич рассказывал! В Маргиане нашли сосуды, в которых хранился этот напиток и одна исследовательница, кажется из Германии, провела анализ и смогла восстановить рецепт!
— Да, — согласилась Сима, — а ты, оказывается, не так безнадежна! Может и рецепт вспомнишь?
— Ой, ой, если я не увлекаюсь историей так фанатично, как ты, это еще не значит, что она меня совсем не интересует, — парировала Марина.
— Ладно, не обижайся. Я даже очень рада за тебя. Знаешь, меня удивило, когда Александр Матвеевич рассказал и о храмах сомы-хаомы — целый культ! Но в Маргиане обряды и верование в богов пошло несколько по иному сценарию. Они стали как бы прародителями зороастризма. Есть даже предположение, что основоположник этой религии, возводящей стихии в ранг божеств, родился и жил в Маргиане. Но вот к азиатским кочевникам, кроме священного напитка, их вера не имеет никакого отношения. Кочевые племена Средней Азии скорее пошли по пути тибетцев, следующих заповедям религии «бон». У них огонь использовался как средство против злых демонов, а у зороастров огонь нельзя было осквернять даже приготовлением пищи. Помнишь двухкамерные печки на фото у Александра Матвеевича? Но я отвлеклась. Шаманы кочевников Азии и Тибета следили за равновесием миров. И не только танцы или заклинания использовались для этого. Жертвоприношение считалось наиболее продуктивным средством для успокоения духов. Их вроде как задабривали кровью жертв. Но мне вот что еще очень интересно. Победив злого духа, демона нижнего мира, человек мог обратить его в бога! Представляешь, какая роль отводится человеку?! Потому борьба между демонами и людьми не прекращается никогда. И те, и другие могут влиять на жизнь всего мира. Сам мир не меняется, внешне он остается в одной и той же форме, а вот внутри происходит как бы перетекание зла и добра то в одну сторону, то в другую. Добра становится больше — зло уменьшается и наоборот. И люди… люди, победившие зло получали право на следующее рождение там, где они сами захотят, тогда, когда захотят и в том облике, в котором им тоже захочется. Тюрки, к примеру, называли такого человека «азат» — свободнорожденный, а тибетцы — «реализовавшееся существо».
Сима замолчала. Марина тоже задумалась. Но в отличие от подруги, Марину больше влекла современная жизнь, с ее радостями и той свободой, которую давала молодость.
— Ладно, пойдем, — Сима спрятала тетрадь, — мне еще кое-что обдумать надо.
— Хочешь совет? — Марина мягко улыбнулась. — Влюбись в кого-нибудь, не хочешь в Сашку, влюбись в кого-то другого, тогда и думать будешь меньше.
Сима рассмеялась.
— У тебя одно лекарство от всех проблем! А Сашка… Хороший он парень, но я все же сама не могу ему сказать: «Давай дружить!» или любить, а он меня сторонится.
Маринка вздохнула.
— Все же жаль, что вы разъезжаетесь в разные стороны. Глядишь, как раз в экспедиции у вас все бы и сложилось.
Сима только махнула рукой. Что там Сашка? Ее звала степь — великая обитель племен и народов!
Сдав сессию, девчонки расстались: Маринка поехала работать в экспедицию профессора Колесниченко, а Сима — в Алма-Ату, чтобы оттуда вместе с казахскими археологами отправиться на раскопки в долину у предгорий Каратау, одного из северо-западных отрогов Великих Небесных гор, известных миру, как Тянь-Шань. А Сашка… Сашка поехал с Маринкой.
…Степь. Какая широта… И только небо и земля. И только на таком просторе, где взгляд упирается разве что в горизонт, ощущаешь свое величие, как создание природы. Нет ни одного дерева, нет гор и скал, нет бушующих потоков воды — нет ничего, что может быть величественнее тебя, что может угрожать твоему могуществу, разве что только другой человек…
Уже две недели Сима работала в отряде казахских археологов, уже две недели она копалась в древней земле, дав своему воображению полную свободу, и оно уводило девушку в те давние времена, когда после битвы или после смерти вождя племени, кочевники возводили погребальные курганы.
Археологи, как кочевники, переезжали с места на место, по пути нанося на карту новые объекты и заглядывая в те, которые уже были исследованы.
— Наша задача — как можно полнее собрать материал о кочевье, о котором сегодня нам могут рассказать только курганы, вернее, то, что сохранилось в них. А вот в предгорьях Каратау мы встанем основательно. Пастухи сообщили, что видели новые петроглифы, так что считайте, что наша экспедиция — не столько исследовательская, сколько поисковая, — разъяснил руководитель экспедиции Хакан Ногербекович Елимов, мужчина средних лет, невысоко роста, с загорелым лицом, с неснимаемой сеточкой морщин в уголках глаз, что говорило о его постоянной работе «в поле».
Сима легко влилась в коллектив — небольшой, состоящий всего из шести человек, среди которых она одна оказалась представительницей слабого пола. Но это не смущало Симу. Она с головой ушла в работу и с первых же дней стала незаменимой и на раскопах, и в лагере, который археологи сменили вот уже в третий раз.
«Газ-66» скакал по пыльным проселочным дорогам, как строптивый жеребец. Сима набила не одну шишку, не раз приложившись головой к металлическим перекладинам, за которые крепился брезентовый тент кузова. Но ее больше беспокоили находки, которые они везли в пластмассовых ящиках. При такой тряске что-то может разбиться, хотя Сима очень тщательно упаковала каждый черепок и хрупкие металлические предметы, найденные в последнем кургане, завернув их в ветошь и проложив опилками. Но машина так подпрыгивала на ухабах, что ящики приходилось ловить. Пассажиры грузовика напоминали скачущих блох, которых собрали в банку, забыв вынуть из нее всякие предметы.
— Дядя Боря! — Сима затарабанила по крыше кабинки водителя, на свой страх и риск высунув руку в небольшое окно.
Мотор недовольно заурчал, смолк, и грузовик остановился. Дядя Боря распахнул дверь, в тишине послышался звук зажигаемой спички, запахло дымком и ядреным табаком. После минутной паузы, затянувшись и вкусив удовольствие, дядя Боря спрыгнул с подножки.
— Ну, молодежь, как там, все живы?
Все — а это Сима, студент-третьекурсник Жора, его друг Славка и старший научный сотрудник института археологии Вадим Петрович, — уже выбравшись из кузова, представляли собой довольно-таки комическое зрелище. Головы мужчин, а также брови и ресницы, покрылись слоем пыли, отчего археологи сами стали похожи на древних мумий, пролежавших в земле не одну сотню лет. Симу от них отличал белый платок, завязанный так, что открытым оставался разве что нос. Но, когда Сима сняла платок и встряхнула, облако пыли закрыло ее туманом.
— Апчхи!
— Будь здорова, Симочка!
«Спасибо» Симы слилось с тихим хохотом, который становился все громче и громче. И Жорка, и Славка, и Вадим Петрович — спокойный мужчина неопределенного возраста, трясли головами, постукивали себя по рукам и ногам, стряхивая пыль, и вокруг них эта пыль летала москитным роем. Посмеявшись друг над другом, прочихавшись до коликов в животе, все переключились на шофера.
— Дядя Боря! Ты же не дрова везешь, а живых людей! Мы же чуть не убились все! А раритеты! Это ж вся экспедиция будет «коту под хвост», если мы так будем их транспортировать!
— Ладно, ладно, я что ли виноват, что здесь асфальт не проложили? Сами посмотрите, дорога какая, — бросив окурок, дядя Боря махнул на серую колею за машиной. — Вообще-то подальше надо проехать, там река поглубже будет, а тут и к воде не подойти — глина.
Узкая полоска воды поблескивала метрах в пяти от берега в самой середине высохшей до дна реки. Берег, заросший кустиками полыни, возвышался над руслом не больше, чем на полметра, и из обнаженной земли торчали корни, оказавшиеся вместо воды, в воздухе. А вокруг ручья действительно была глина — кое-где растрескавшаяся, но влажная, поблескивающая на солнце. Дорога петляла вдоль реки, а на горизонте степь вздыбилась холмами.
— Что там? — Сима подошла к начальнику экспедиции.
Хакан Ногербекович разложил на сиденье карту и сверялся с местностью.
— Да, дядя Боря прав, нам еще километра два-три проехать надо, до этой возвышенности, — начальник ткнул пальцем в карту, потом глянул вперед, — вон туда, уже видно.
— Можно, я пешком прогуляюсь? Устала в дороге, размяться бы, да и осмотреться хочется.
Хакан Ногербекович засомневался, а дядя Боря поддержал Симу:
— Тут не заплутаешь, недалеко, пусть погуляет девка, пары спустит, а то ругается на меня.
Хитрющая улыбка под усами и такой же хитрющий взгляд из-под густых запыленных бровей смутили Симу.
— Да не ругаюсь я, дядя Боря, ладно вам…
— Шучу я, дочка, прогуляйся, парни пусть за добром присмотрят. По коням! — крикнул он, и парни, с завистью поглядывая на Симу, полезли в пыльный кузов. — Только в реку не лезь, завязнешь, на месте сходни наладим, прямо к воде, — остерег напоследок заботливый дядька.
