Мне показалось, что он в один миг постарел лет на 15.
— Прошу прощения, Оскар, — сказал он едва слышно. — Годы берут свое…
Я тоже поднялся, взглядом предлагая Марине помощь. Она отвергла мое предложение и попросила меня остаться в зале. Герман опирался на плечи Марины, и они медленно вышли из комнаты.
— Для нас было большим удовольствием, Оскар… — услышал я из темного длинного коридора слабый голос Германа. — Приходите к нам снова, приходите к нам снова…
Я слышал, как звук их шагов стих в глубинах особняка и при свете свечей ожидал возвращения Марины почти полчаса. Я впитывал в себя атмосферу этого дома. Когда стало ясно, что Марина не вернется, я забеспокоился.
Я хотел отправиться на ее поиски, но подумал, что вторгаться в жилое пространство без приглашения бестактно. Мне пришло в голову написать записку, но не было ни ручки, ни бумаги. Уже вечерело, и я счел за лучшее пойти в интернат. Вернусь завтра, после занятий, убедиться, что все в порядке. Я с удивлением заметил, что Марины не было всего полчаса, а я уже искал предлоги вернуться. Я вышел через кухню и пересек сад. Над городом сгущались быстро бегущие тучи.
Я не торопясь шел к интернату, и события прошедшего дня прокручивались у меня в голове. Поднявшись по лестнице на четвертый этаж, я зашел в свою комнату и осознал, что это был самый странный день в моей жизни. Но если бы можно было купить билет на повторный сеанс, я бы не колеблясь взял два.
Ночью мне снилось, что я был заперт внутри огромного калейдоскопа. Его крутило ужасное существо, глаз которого я видел через линзу. Мир терялся в лабиринтах оптических иллюзий, которые то и дело возникали вокруг. Насекомые. Черные бабочки. Я резко проснулся с ощущением, что по жилам течет кипящий кофе и весь день ходил как в лихорадке.
Занятия проходили как поезда, которые не останавливались на моей станции. Шеф сразу заметил, что что-то со мной не то.
— Обычно ты витаешь в облаках, — сказал он, — а сегодня, похоже, на грешной земле. Ты не заболел?
Я успокоил его рассеянным жестом и посмотрел на часы над классной доской. Половина четвертого. Два часа до окончания занятий. Целая вечность. Снаружи капли дождя барабанили по стеклам.
Как только прозвенел звонок, я на максимальной скорости помчался вон из класса, лишая Шефа нашей ежедневной прогулки по городу. По бесконечным коридорам я прошел к выходу. Сады и фонтаны белели в сумраке грозы. У меня не было ни зонта, ни даже накидки. Небо было тяжелого свинцового цвета, и огни веранд напоминали зажженные спички.
Я бросился бежать, стараясь не попадать в лужи и переполненные водостоки. Наконец, я оказался у выхода с территории. По улице, словно кровь из порезанной вены, лились потоки воды. До нитки промокший, я бежал по узким безлюдным улицам. Канализационные решетки грохотали у меня под ногами. Город, казалось, утонул в черном океане.
Через десять минут я был у ограды дома Марины и Германа. К тому моменту моя одежда и обувь были безнадежно мокрыми. Сумерки закрывали горизонт сероватым занавесом. Откуда-то сзади раздался треск, вроде бы со стороны улицы, по которой я пришел. Я испуганно обернулся. На миг мне показалось, что кто-то меня преследует. Но вокруг никого не было, лишь дождь молотил по лужам на дороге.
Я прошел через калитку. Вспышки молнии осветили мне тропинку к особняку. Ангелы на фонтане приветствовали меня у входа. Дрожа от холода, я подошел к кухонной двери. Она была открыта, и я вошел. Дом был погружен в кромешную темноту. Я вспомнил, что Герман говорил об электричестве. Только тогда мне пришло, наконец, в голову, что меня никто не приглашал. Уже второй раз я вторгался в этот дом без какого-либо повода. Я подумал было уйти, но снаружи завывала буря. Я вздохнул. От холода болели руки, а кончиков пальцев я уже почти не чувствовал. Я закашлял как собака, так, что почувствовал пульс в висках. Холодная одежда прилипла к телу. «Полцарства за полотенце!», — подумалось мне.
— Марина? — окликнул я.
Эхо моего голоса затерялось в коридорах особняка. Передо мной расстилалось покрывало из теней. Только вспышки молнии время от времени освещали помещение, так что запоминались только отдельные кадры, как на фотопленке.
— Марина, — повторил я. — Это Оскар…
Я стал с опаской продвигаться в глубь дома. Мокрая обувь издавала при ходьбе хлюпающие звуки. Я остановился у входа в зал, где мы вчера обедали. Стол был пустой, на стульях никто не сидел.
— Марина? Герман?
Ответа не было. Я различил в полутьме на маленькой тумбочке подсвечник и коробок спичек. Окоченевшие пальцы зажгли спичку только с шестого раза.
Наконец мерцающий свет зажегся. Его призрачные отблески наполнили зал. Я пошел в ту сторону, куда вчера удалились Герман с Мариной.
Коридор вел в другой большой зал, так же украшенный хрустальной люстрой. Ее подвески переливались в полумраке словно бриллиантовая карусель. Буря наполнила дом косыми тенями, которые попадали в помещение снаружи и искажались хрусталем. Старая мебель и кресла были накрыты белыми простынями. На второй этаж вела парадная лестница. Я подошел к ней, чувствуя себя интервентом. Сверху на меня смотрели, поблескивая, два желтых глаза. Раздалось мяуканье.
«Кафка», — с облегчением вздохнул я. Кошка тут же отступила во мрак. Я остановился и посмотрел вокруг. От моих ног остались следы на слое пыли.
— Есть кто-нибудь? — позвал я вновь и опять не получил ответа.
Я представил, каким был этот зал, празднично убранный, несколько десятков лет назад: оркестр, десятки танцующих пар… Сейчас же он походил на палубу затонувшего корабля. На стенах висели полотна, написанные маслом. Все они изображали женщину. Я узнал ее. Она была на картине, которую я увидел в свой первый визит в этот дом. Безукоризненная техника и магическая притягательность линий и красок на этих полотнах были почти сверхъестественными. Я задался вопросом: кто же художник? Даже я не сомневался, что все портреты принадлежали кисти одного человека. Казалось, что дама наблюдает за мной, в какой бы точке помещения я ни находился.
Было несложно заметить, как сильно эта женщина похожа на Марину. Такие же губы на бледном лице, почти прозрачная кожа, такая же фигура — стройная и хрупкая, как фарфоровая статуэтка, такие же бездонные и грустные серые глаза. Вдруг к моей ноге что-то прикоснулось: это Кафка крутился рядом. Я нагнулся и погладил его по серебристой шерсти.
— Где же твоя хозяйка?
Он грустно мяукнул в ответ. Дом был пуст. Было слышно, как дождь барабанит по крыше. Через тысячу маленьких отверстий вода попадала на чердак. Видимо, Герману и Марине пришлось выйти по какой-то невообразимой причине. В любом случае, это не мое дело. Я погладил Кафку и решил уйти, пока меня не обнаружили.
— Один из нас тут лишний, — прошептал я Кафке. — Я.
Вдруг шерсть на загривке животного встала дыбом, а его мускулы напряглись под моей рукой как металлические тросы. Кафка испуганно мяукнул.
Что же могло так напугать зверька? Этот запах. Вонь гниющего трупа, как вчера в оранжерее. На меня накатила волна тошноты. Я поднял взгляд. За окном зала была завеса из дождя, сквозь которую я различил расплывчатые силуэты ангелов на фонтане. Интуиция подсказывала, что происходит что-то нехорошее. Среди статуй была лишняя фигура. Я выпрямился и подошел к окну. Один из силуэтов вращался вокруг своей оси. Пораженный, я застыл на месте. Я не видел четких контуров фигуры, лишь смутный силуэт в накидке. Было ощущение, что странное существо наблюдает за мной. И знает, что за ним наблюдаю я. Я неподвижно стоял у окна, казалось, целую вечность. Через несколько секунд фигура нырнула в тень.
Когда очередная вспышка молнии осветила сад, существа уже не было на месте. Потом я понял, что вместе с ним исчезла и вонь разложения.
Я не придумал ничего лучше, чем дождаться возвращения Германа и Марины. Идея выйти на улицу казалась не особенно заманчивой. Буря не стихала. Я сел в огромное кресло и стал ждать.
Постепенно шум дождя и слабое освещение большого зала убаюкали меня, и я стал проваливаться в сон. В какой-то момент послышался звук открывающейся двери и шаги у парадного входа. Я вышел из транса. И сердце сразу забилось как бешеное. Я слышал, как по коридору приближаются голоса. Увидел блики свечи. Кафка побежал на свет, и тут в зал вошел Герман со своей дочерью. Марина впилась в меня холодным взглядом.
— Что ты тут делаешь, Оскар?
Я пробормотал что-то невразумительное. Герман добродушно улыбнулся и с любопытством посмотрел на меня.
— Боже мой, Оскар. Вы полностью промокли! Марина, принеси Оскару чистые полотенца… Пойдемте, Оскар, разведем огонь. На улице льет как из ведра.
