Закончив заговор, цыганка протянула фотографию Вере Сергеевне:
— Ну, давай, коль не боишься!
— Что? — недоуменно возвела очи на кудесницу Вера.
— Как что? Бери иголку и…
— И…? — Вера по-прежнему оставалась в недоумении.
— Сначала проткни глаза, сначала левый, потом правый! — назидала волховница.
— Зачем? — Вере явно не хотелось «мараться»…
— Глупая, — гадалка уже начинала злиться, — чтобы она нас не увидела, чтобы не знала, кто ее приговорил, кто приголубил… Только постарайся с первого раза попасть в самый центр зрачков!
— Готово! — удовлетворенно промолвила Вера, опуская иголку. — Что теперь?
— Дай иглу! — потребовала Майя.
— Зачем? — снова засомневалась женщина.
— Дай говорю! — кипятилась цыганка. — Здесь нельзя медлить!
Вера покорилась: протянула смертоносное оружие, продолжая любоваться только что проделанной работой.
— Руку! — прокричала ворожея.
Теперь Вера Сергеевна уже не спрашивала «Зачем?», а молча протянула ладонь.
Резким движением Майя проткнула средний палец гостьи, после чего выхватила у нее фотографию жертвы и ловко воткнула окровавленное жало иглы прямо в левую грудь девушки, запечатленной на фотобумаге.
— Извини, — пустилась в оправдания кудесница, — это надо было сделать очень быстро…
— Понимаю, — сочувственно вздохнула Вера. — Надеюсь, это всё?
— Почти, — лукаво, но по-прежнему хмурясь, проронила волховница, — осталась самая малость…
… — Вера только вопросительно уставилась в миловидное лицо ведьмы.
— Эту фотографию, — начала пояснения цыганка, — надо закопать в могилу вместе с покойником, но — и это самое важное, — лицевой стороной положить на левую сторону груди умершего, прямо под одежду, прямо на голую кожу… Сможешь это сделать?
— Тьфу, гадость какая! — Веру невольно передернуло — видимо, она живо представила себе эту то ли гнусную операцию, то ли просто картину…
— Как только труп начнет разлагаться, — Майя, видимо, решила помучить напоследок богатую клиентку, — жертва начнет болеть, страдать, чахнуть, трупный яд все глубже будет проникать внутрь фотобумаги и вместе с тем в организм жертвы, а потом…
— Хватит! — резко прервала её Вера.
— Какие мы нежные! — с ехидцей откликнулась Майя, но, тем не менее, смилостивилась, а после небольшой паузы снова спросила: — Ну, так как насчет трупа?
— Какого трупа? — Вера продолжала сопротивляться, кося под забывчивую дурочку.
— Знакомые в моргах есть? — прямо спросила волховница.
— Нет, откуда… — проинформировала гостья.
— Ладно, тогда я сама, есть один парень… — обрадовала клиентку ворожея.
— Я могу идти? — осведомилась Вера.
— Скатертью дорога! — отозвалась Майя.
— Ты не слишком любезна! — с укоризной отвечала гостья. — Могла бы за десять штук быть и поласковей…
— Пошла вон, говорю! — гневно прошипела Майя, складывая полученный гонорар в ящик стола.
— Ну-ну… — только и произнесла Вера, произнесла, собрала свои вещички — фотографии мужа и сына, книжицу про Платона, — затем резво встала, развернулась и с сознанием выполненного долга, с гордо поднятой головой, спешно ретировалась.
Цыганка осталась в комнате одна. Встала, подошла к зеркалу, поправила вьющиеся густые волосы, что-то прошептала своему отражению по-цыгански и… плюнула ему прямо в лицо, после чего начала ругаться непонятно на кого… Затем пересекла комнату, упала на колени и стала молиться перед иконой Богородицы…
Ольга, наблюдавшая дотоле всю сцену как бы со стороны, теперь неожиданно для себя самой медленно вползла в тело молящейся, слилась с ним… Теперь она молилась вместе с цыганкой и так же, как Майя, смотрела прямо в глаза Богородицы, изображенной на иконе. Но не просто смотрела, а тихонько плыла им навстречу… Скорбные глаза матери Спасителя становились всё больше, всё ближе и ярче… На долю секунды девушке почудилось, что не только лицо, но и все тело целомудренной жены Иосифа пришло в движение, ожило… А в следующее мгновение она уже оказалась то ли внутри этих глаз, то ли за ними… Дальше был тоннель, в конце которого мерцал далекий лазоревый свет… Теперь уже он надвигался на Ольгу, становясь ближе и ярче, но тут тоннель внезапно оборвался, и девушка оказалась на лесной полянке, окруженной ровными рядами берез, увенчанных изумрудными россыпями шелестящих листьев… А посередине полянки блестела голубая гладь неизвестного, почти идеально круглого пруда…
…А внизу, под фотографией Ольги, шел текст некролога: «Культура Святогорска получила новый удар, понесла новую невосполнимую утрату. Неделю назад весь город хоронил главного режиссера драматического театра… А сегодня ночью трагически ушла, пожалуй, самая талантливая актриса последних лет, чье молодое дарование пестовалось у нас на глазах… Обиднее всего, что злой рок на этот раз унес юную жизнь солистки… Ольга Кравцова скончалась скоропостижно — во время родов у нее остановилось сердце, остановилось рано утром за несколько минут до рассвета. Усилия врачей не увенчались успехом. Сиротой осталась новорожденная дочь…»
Вера несколько раз перечитала текст. Радовалась ли она этой вести, печалилась ли, сожалела ли о содеянном? В её душе было всё — и радость, которая теперь ей была противна, и боль, источник которой она пока не знала, и жалость как к умершей, так и к новорожденной девочке, но сильнее всего её обожгло чувство вины… Но как избавиться от него, как загладить???
Но если в голове ее шла борьба разных чувств и страстей, то действия ее тела были четки и размеренны. Сначала она выпила водки, благо, бутылка была уже початой, затем схватила газету, скомкала её, выбежала из квартиры, но в мусоропровод выбросила не сразу — предварительно изорвала на мелкие кусочки…
Через неделю Вера Сергеевна приняла крещение и с тех пор стала и исповедоваться, и причащаться. Она поняла, что только её религиозность, только искренняя вера в Бога может спасти её от гибели… И она верила, старалась верить, снова и снова молилась у образов, снова и снова несла деньги в храм, покупала и читала душеспасительную литературу. И лишь одного она не могла сделать — признаться священнику, что совершила приворот, что обрекла на гибель юную девушку, лишила матери едва успевшую родиться девочку, похитила у матери дочь, сестру — у сестры, наконец, украла у мужа ту, которая стала бы для него Настоящим Счастьем, Настоящей Любовью…