Я тяжело вздохнул и произнёс:
— Мне многое из сказанного тобой слышать довольно… непривычно. Но давай я для начала задам самый очевидный вопрос. Что ты тут делаешь?
§ 38
— Я здесь из-за тебя, — прямо ответила она.
— Из-за меня?
— Разумеется. Или ты думаешь, что очень удобно надзирать за исполнением законов в Новом Шэньчжэне, находясь за пять тысяч миль от него? — вскинула она брови.
— Ты хочешь сказать, что увидела меня по телевизору в вечернем шоу — и вдруг решила примчаться мне на выручку? — не смог удержаться я от иронии.
— Ты и сам прекрасно понимаешь, что нет, — терпеливо ответила она. — Тем более, что я не смотрю такие ток-шоу — никогда не понимала страсти людей к смакованию неприличных подробностей чужой личной жизни. Но, естественно, ничего из случающегося в мире не проходит мимо глаз Министерства государственной безопасности. Твои разоблачения, конечно, не остались не замеченными. И на соответствующем уровне были оперативно приняты соответствующие решения. Моя давняя дружба с тобой не была тайной для тех, кому положено это знать. Так что мое привлечение к этому вопросу было сочтено целесообразным. Кто, если не школьная подруга, может достучаться до человека, в котором ненависть к Евразийскому Союзу воспитывалась на протяжении всей жизни? Мне было передано срочное поручение по партийным каналам — и я немедленно вылетела сюда специальным рейсом.
— Значит, мои мемуары заинтересовали кое кого и у вас? — задал я риторический вопрос.
— Они мало кого оставили равнодушными. Как ты уже имел возможность убедиться, — многозначительно ответила Мей.
Я вздохнул.
— Мей, я буду говорить откровенно, — предупредил я.
— Я ничего другого от тебя и не жду, — спокойно восприняла это кореянка.
— Мои отношения с Евразийским Союзом были выяснены один раз и навсегда в тот день, когда я узнал о судьбе своих родителей.
В глазах моей бывшей одноклассницы появилось выражение жалости.
— Мне очень жаль дядю Вову и тетю Катю. Прими мои соболезнования. Ты же знаешь, как я их любила.
— Это не помешало тебе быть там, где ты сейчас, — не удержался я.
— Я выразила тебе свои соболезнования, а не согласие с той искаженной версией реальных событий, которую ты получил, насколько я понимаю, от человека по имени Роберт Ленц, цена слов которого, как можно судить из твоих воспоминаний, тебе и самому прекрасно известна, — сдержанно ответила Мей. — Евразийский Союз не имеет никакого отношения к трагической смерти твоих родителей.
— Это была не «трагическая смерть», а убийство, — поправил ее я хмуро.
— Прошу прощения, если моя формулировка задела тебя. Насильственное лишение жизни называется «убийством», и я не намерена пытаться оправдать кого-либо из людей, причастных к этому. Но ведь мы с тобой оба — работники правоохранительной системы, и понимаем, что виновниками преступления всегда являются конкретные лица, а не исторические события или геополитические обстоятельства. Сотни тысяч бывших граждан стран Центральноевропейского Альянса, включая моих родителей и многих моих знакомых, сейчас являются гражданами Евразийского Союза. И они не подвергались никаким репрессиям в связи со своим членством в органах власти или силовых структурах Альянса. Больше того — Евразийский Союз находился с Альянсом в дружественных отношениях до того момента, как это государственное образование не было уничтожено Содружеством наций. Я всего лишь хочу сказать, что если бы твои родители оказались на территории Евразийского Союза — их жизни не грозила бы никакая опасность со стороны властей…
— Давай не будем заниматься словесной эквилибристикой. Ты пытаешься мне сказать, что евразийцы не имели никакого отношения к ЮНР?! — начав раздражаться, спросил я.
— «Иметь отношение» — очень широкое понятие, и я не могу понять, почему ты отождествляешь его с понятием «контролировать», — мягко парировала она этот прямой выпад. — Мы оба прекрасно знаем, что так называемая «ЮНР» была крайне специфическим государственным образованием, господствующее место в самоидентификации которого занимали шовинизм и милитаризм. Но если ты полагаешь, что в их политике и взглядах было много общего с Евразийским Союзом — ты сильно ошибаешься.
— Но это не мешало Союзу поддерживать его: ресурсами, вооружением, политическим покровительством. Если бы не ваша поддержка, это чертово государство распалось бы за много лет до того, как напало на наше родное селение! Ты же сама понимаешь это, Мей! — не унимался я.
Кореянка вздохнула.
— Дима, мы с тобой и наши родители с детства боялись их и ненавидели. И у нас были на то причины. Естественно, что нам хотелось, чтобы довлеющая над нами угроза просто исчезла, не важно, как и куда. Но государственные деятели не могут позволить себе поступать эмоционально, они вынуждены мыслить стратегически. Рассматривая варианты политической судьбы ЮНР, власти Евразийского Союза должны были трезво оценить, что может значить их развал, во что он выльется для мира и для людей, населяющих Центральную Европу. Анархия — не менее опасна, чем агрессивное, шовинистическое государство. Даже более опасна — так как менее предсказуема. Евразийский Союз всегда вел политику в соответствии с теми принципами, которые были приняты в довоенном Китае. Во главе угла в этой политике стоят долгосрочная стратегия, интересы созидания и устойчивого развития.
— При чем здесь устойчивое развитие к поставкам вооружений психопату? — нахмурился я.
— Сотрудничество с ЮНР было направлено на то, чтобы постепенно цивилизовать это государство и мирным путем включить в орбиту влияния, — терпеливо объяснила она. — Насколько мне известно, ведущую роль в этом сотрудничестве занимал Новосибирск — представителям Русской народной республики было гораздо проще завоевать доверие у руководства ЮНР благодаря общим историческим и национальным корням, которые имели для тогдашнего диктатора Ильина и его соратников гипертрофированное значение. Центральное руководство наблюдало за этими процессами издали, и до поры до времени не вмешивалось.
— Мей, я никогда не поверю, что поставки оружия в Бендеры шли без одобрения Нового Тяньцзиня. Даже не пытайся убедить меня в этом.
— Дима, я не могу говорить от лица всего государства и партии — я всего лишь чиновник невысокого ранга, получивший очень необычное для себя назначение. Международная политика — не моя сфера. Если хочешь знать мое мнение, то я уверена, что поставки вооружения в столь агрессивное государство ни у кого не вызвали энтузиазма. Но это было необходимой платой за то, чтобы увеличивать их доверие и наращивать свое влияние на процессы в этом государстве, постепенно приближая момент, когда станет возможным его мирное присоединение к Союзу. Кроме того, люди, принимающие решения, вынуждены были учитывать, что стратегический противник, Содружество, может воспользоваться слабостью ЮНР, чтобы за счет нее нарастить свое влияние на Балканах. Геополитика — сложная наука.
— Все это не так уж важно, Мей. С евразийским оружием юги пришли в наше селение и убили мою мать. Это — факт, которого не изменишь.
— Это произошло после того, как Содружество спровоцировало войну Альянса с ЮНР. Ты ведь сам фактически признал это вчера. Почему ты не винишь его в том, что случилось?
— Я до сих пор не знаю точно, как все было, Мей. Да, я предполагаю, что был так. И, как ты могла вчера убедиться, я подозреваю в этом отдельно взятых людей.
— Так может ты применишь свою концепцию «отдельно взятых людей» и к нам? Если не хочешь отождествлять сотни миллионов людей Содружества наций с парой преступников, то, может быть, не будешь отождествлять сотни миллионов людей Евразийского Союза с парой других преступников?
— А я против людей ничего и не имею. Они и выбора то особого не имеют — включат, если что, «Меланхолию» — и баиньки, — заметил я, изобразив соответствующий жест.
Упоминание об этой теме явно не было Мей приятным. Но она ответила спокойно, примирительным тоном:
