Хрулеева вдруг затошнило, голова закружилась, а желудок свело. Ему казалось, что от спазмированного желудка к голове протянулась воспаленная пульсирующая нить голода. Хрулеев покачнулся и оперся на заваленный бумагами стол.
— Что с вами? Вам плохо? — искренне испугался мэр, — Вызвать скорую?
И Автогенович действительно поднял трубку стоявшего на столе телефона.
— Странно. Не работает. Безобразие, — удивился мэр.
— Я голоден, — объяснил Хрулеев.
В глазах мэра вновь замелькали светлячки безумия, он возбужденно затараторил:
— Что же вы сразу не сказали? Послушайте, у нас здесь есть отличнейший ресторан, называется «Президентский вагон». Это действительно вагон, он стоит на тупиковом пути за вокзалом, знаете, я лично участвовал в его открытии, там подают ледяную водку и чудесных горячих карасей в сметане. Мы угостим вас, все за счет городского бюджета, конечно же. Позвольте я вызову такси. — Автогенович вновь потянулся к телефону.
Тот факт, что телефон уже давно не работает, сознание Петра Михайловича, судя по всему, принять не могло, равно как и то, что никаких такси и ресторанов в Оредеже нет уже полгода. Но у Хрулеева не было сил объяснять или спорить, тем более, что он уже убедился в абсолютном безумии мэра.
— Просто угостите меня консервами, — предложил Хрулеев, указав на разбросанные по полу пустые банки из-под спецрационов.
Мэр насупился, его взгляд стал животным и затравленным.
— Консервов нет. Это кабинет главы города, а не столовая. Если голодны — идите в Dumpling and Vodka, эта пельменная работает круглосуточно. А консервов нет, нет консервов.
— А это что? — Хрулеев вновь указал на разбросанные по полу банки, их было не меньше сотни. Хрулеев вдруг разозлился:
— Вы еще скажите, что у вас нет пулемета, — Хрулеев поднял с пола одну из тысяч валявшихся там вперемешку с банками пулеметных гильз и продемонстрировал ее мэру. Но тут же пожалел об этом. Взгляд Автогеновича налился кровью и яростью.
— Оружия НЕТ. Консервов НЕТ. Лекарств НЕТ.
Хрулееву показалось, что сейчас Автогенович бросится на него, но мэр просто стоял на месте, его ладони хаотично сжимались и разжимались, как будто он уже примерялся, как будет душить Хрулеева. Но когда Автогенович заговорил, голос его был не злым, а скорее печальным:
— Я уже объяснял вам. Я всем вам говорил. Я говорил это Герману, говорил это ордынцам, говорил это Грибному королю. У меня ничего нет — ни консервов, ни оружия, ни лекарств. Но вы не слушаете, вы все время приходите и клянчите. За что? Что я вам сделал плохого?
— Значит, вы виделись с Германом? — спросил Хрулеев, чтобы хоть как-то отвлечь мэра от накатывавшего приступа отчаянья. Но тема вопроса была выбрана неудачно, Автогенович расстроился еще больше:
— Да. Нет. Я ни с кем не виделся, понятно вам? И если это все — то я вынужден попросить вас уйти. Приемные часы окончены. Не забудьте оставить отзыв о том, понравилась ли вам работа администрации Оредежа, книга отзывов лежит на входе у вахтера. Всего доброго!
Хрулеев лихорадочно соображал, но думать было тяжело, а принимать решение нужно было быстро, прямо сейчас. Клетки мозга иссохлись от голода, нейронные связи давно нарушились, Хрулеев понимал и чувствовал это, это был ощущаемый болезненный физиологический процесс вроде зубной боли.
Можно было конечно застрелить Автогеновича, но смысла в этом было бы мало, Хрулеев видел, что в кабинете никаких консервов нет, только пустые банки. Если убить мэра — Хрулеев так и не узнает, где тот прячет запасы пищи. Еще можно было просто уйти, добраться до леса и съесть шашлыка из убитой днем суки.
Но теперь, стоя в залитом электрическим светом кабинете, Хрулеев осознал, что выходить отсюда в ночную осеннюю тьму, в город и лес, где рыщут убивающие всех взрослых дети, ему совсем не хочется. Хрулеев понимал, что здесь он в безопасности, что Автогенович живет здесь уже очень давно, вероятно с того самого дня когда все началось.
Если бы дети хотели убить мэра, то они давно бы могли придти сюда и сделать это, но почему-то дети решили оставить его в живых или просто по неизвестной причине избегали здания администрации.
— Я вам соврал, — вдруг заявил Хрулеев.
Автогенович мрачно смотрел на Хрулеева, видимо ожидая, когда тот уже наконец уйдет. Но Хрулеев не собирался уходить, вместо этого он продолжил:
— Я не гость из столицы. Точнее говоря, я действительно из Семи Холмов, и меня действительно зовут Хрулеев, но я не гость. На самом деле я легат Корпуса Президентских штурмовиков, легат Хрулеев. И я послан к вам в Оредеж с секретной миссией от самого Президента. Разве вы не получали шифровку о том, что я должен прибыть?
Хрулеев с удовлетворением отметил, как в глазах мэра забегали светлячки радостного безумия. Автогенович начал потирать руки, его дыхание вдруг стало таким частым, что Хрулееву показалось, что мэр сейчас задохнется или упадет в обморок. Но Автогенович не упал в обморок, вместо этого он затараторил:
— Так, так. Так. Ну конечно же! Я ведь писал Президенту, я слал письма, и я знал, я надеялся, что ответ придет, я знал, что Президент поможет и пришлет кого-нибудь. Наконец-то! Я официально сообщаю вам, легат, что Оредеж готов оказать вам полное содействие в вашей миссии. Но для начала, простите мою назойливость, нам следует закончить со всеми формальностями. Покажите, пожалуйста, ваши документы, легат. Я должен убедиться в ваших полномочиях.
Хрулеев растерялся. Ничего даже отдаленно похожего на документы у него с собой не было. Когда-то у Хрулеева был паспорт, но паспортом Хрулеева мичман растопил костер еще пару недель назад. Но отступать было некуда, нужно было продолжать безумную игру.
Хрулеев взял со стола мэра листок бумаги с инфографикой по удоям молока в Оредежском районе за 1995 год, он перевернул листок и, схватив со стола авторучку, стал писать на чистой стороне. Писать было непривычно, рука Хрулеева отвыкла от этого занятия, он даже не помнил, когда писал что-либо в последний раз. От голода руки дрожали и не слушались, авторучка доставляла боль, как будто была инструментом пытки. Но Хрулеев все же написал на листе крупными печатными буквами, как маленький ребенок:
«Документ о полномочиях легата Хрулеева.
Легат послан в Оредежский район со сверхсекретной миссией.
Приказываю мэру Оредежа Автогеновичу П.М. оказать легату абсолютное содействие и выполнять все его указания беспрекословно.
Президент.»
Хрулеев не знал, как выглядела подпись Президента, но страшнее было то, что он не помнил даже, как выглядит его собственная подпись. Поэтому ниже слова «Президент» Хрулеев поставил закорючку, напоминавшую скорее случайно пролитые на бумагу чернила, чем настоящую подпись. Закончив писать, Хрулеев подал документ Автогеновичу.
Но мэр не взял документа, он стоял и удивленно смотрел на Хрулеева. Хрулеев на секунду испугался, что Автогенович пришел в себя и не будет дальше участвовать в этом сумасшедшем маскараде. Но мгновение спустя взгляд мэра в очередной раз засверкал безумием, Автогенович взял протянутую ему бумагу и углубился в ее изучение.
— Так. Позвольте, а где же печать?
Хрулеев быстро бросил взгляд на заваленный документами стол мэра, удивительно, но никаких печатей там не оказалось.
— Разве вы не знаете? — спросил Хрулеев, — Для секретных документов Президент использует не печать, а верхнюю часть собственного граненого стакана. Он выпивает стакан, а потом припечатывает им документ. Посмотрите внимательно, там внизу под подписью остался круглый отпечаток от водки на краях стакана.
Это конечно было исключительным бредом, но с другой стороны вполне в духе Президента. Автогенович поднес документ к самым глазам и стал внимательно изучать его в поисках несуществующих следов президентского стакана. Наконец он посмотрел на Хрулеева, и его лицо приняло озабоченное выражение:
— Да, да, разумеется. Я этого не знал, простите. Ваши документы в полном порядке. Но прежде всего я, естественно, хотел бы узнать, какие именно меры вы предпримите для его поимки?
