Не смотря на то, что шутка была ещё далека от завершения, все амазонки уже улыбались до ушей — от одних только интонаций, с которыми электрик изображал речь курицы и сицилийских власть держащих.
— Мэр ей и говорит: да нет никакой мафии, ты чё?! Или отсюда! Ща милицию позову!
Стайка девчонок захихикала уже совсем не стесняясь.
— А она, короч, к губернатору! Слышь, говорит, губернатор! Ну уж ты то... Ну возьмите меня шоль в мафию!
— И-и? — Я подыграл Сане, когда он сделал паузу, заметив заинтригованное выражение девичьих лиц.
— Нет никакой мафии, курица, ёпта! — Выпалил Саня, изображая возмущённого губернатора Сицилии. — Нету! Давай кал клюй, животное!
Когда стеснительное хихиканье снова затихло, рассказчик продолжил:
— Ну и вот... Возвращается она к себе обратно в курятник, не солоно хлебавши. И другие курицы её так, с издёвкой, спрашивают: ну чё, епт, вступила шоль в мафию?
Резко изменив выражение лица с издевательской ухмылки на насупленную задумчивость, Саня изобразил медленный ответ курицы:
— Да нет никакой мафии...
И тут же удивлённо задрав брови, он снова вошёл в роль остального курятника и медленно протянул:
— Значит вступи-и-ила...
Хмыкнув вместе с амазонками, я сделал вывод — не столько для себя, сколько для них:
— Думаешь, что все эти заверения о том, что институт прекратил работу и что на полигоне не испытывают химоружие — это то же самое, что утверждения про то, что нет никакой мафии?
— Иначе хер бы я там эту дрянь нашёл. — Развёл руками электрик. — И хер бы мы тебя забрали с атомной так просто. И на полигоне там явно не дезодоранты испытывали. Там даже жоры не ходят. Одни трупешники по периметру валяются. И на аэродроме. Девчонки, курите?
Амазонки опять застеснялись от неожиданного внимания к их персонам. Все, кроме Дельты-пятнадцать, которая, похоже, уже чувствовала себя совсем своей рядом с нами, после всех общих приключений:
— Я балуюсь, вообще-то...
— То-то ты такая пигалица... — Я покачал головой с деланным укором. — С пятого класса, небось смолишь... Балуется, она...
Но миниатюрная девчонка быстро выкупила мою иронию и без стеснения подошла к нашему привалу, приняв сигарету из рук Сани.
— Спасибо... — Прикурив от его зажигалки, она весьма женственно выпустила дым и, присев рядом, поинтересовалась. — А где вы ОЗК взяли?
— Да ещё в январе хапали к себе на станцию всё, что не прибито. — Саня явно был рад такой приятной компании, снова улыбнувшись до ушей. — Я уж и не помню где именно... На одном из аэродромов, вроде. Там же, где «Корды» с патронами нашли. Решили, что раз у нас атомная под боком — то могут пригодиться. Автоматика — автоматикой, но мало ли что...
— Слушай, Сань... — Я продолжил разведопрос. — С Вольском-то понятно... А что с Балаково произошло? Чё тут так тихо?
— Ну вообще зимой тоже войнушка была. Только мы сразу дали понять, что к нам лучше не соваться. И детишки в городе в собственном соку как-то варились, без нас. Некоторых мы к себе взяли, кто доверие вызывал. — Электрик кивнул на краны с пулемётными гнёздами, в которых несли вахту подростки. — У Лизочка на это дело глаз намётан. Она сразу видит — кто нормальный, а кто отморозок. Ни разу не ошибалась.
— С этим жабомордым у неё не особо получилось, как я посмотрю. — Я напомнил ему про Шурку, который сейчас сидел где-то под замком в здании электростанции.
— А вот нет! Она сразу Гошану сказала, что он чё-то скрывает. А вот Алинку твою — точно также сразу за свою приняла. И не зря. Девчата — они же сердцем чуют... — Саня снова обернулся к Дельте и вогнал её в краску своей щербатой, но всё-таки весьма харизматичной улыбкой.
— А потом, как лёд встал, так город словно вымер. И вокруг охладителя начали жоры набегать. — Электрик продолжил свой рассказ. — Они там и до этого тусили, мелкими группками — пруд же зимой не замерзает почти — но потом вот эта толпа многотысячная начала со всех степей сбегаться. Водопой у них там, что ли... Это тебе Гошан расскажет подробнее. Я не особо вникал в эти их документы...
— Документы?
— Ну, про «автоном»... Они же всё это время выживали благодаря его свойствам. Лишь бы вода рядом была. Или хотя бы воздух не слишком сухой.
Я тут же вспомнил, как меня называл этот амёбоподобный главжора. «Мой маленький автоном...» И также я вспомнил про рассказ Славы о том, что он не нашёл никаких следов этого проекта в НИИ «Микроб».
— Погоди-погоди... А в чём суть этого «автонома»? Ты же в общих чертах знаешь? И при чём тут жоры?
Саня забычковал вторую сигарету и наморщил лоб:
— Ну там... Там какая-то шибко секретная херня была, которую Гошану с Лизой этот фэйс поручил... Как я понял, на основе той дряни, что мы с ним выкопали из-подо льда в Антарктиде, в «Микробе» создали такую приблуду... Ну типа вакцину... Или нет... Вакцина же лечит. А эта — наоборот — заражает. Не знаю, как назвать... Короче, люди, которым вкалывали эту хрень, могли неделями почти ничего не есть и не пить. И нормально жили. Даже не особо худели. Какие-то там хитрые бактерии работали или вирусы... Или вирусы с бактериями... Они в итоге переваривали и помогали организму усвоить всё что угодно — хоть просто горсть земли зачерпни и сожри — уже проживёшь немного. Правда соображаешь плоховато... Считали, что это из-за того, что на мозге организм в первую очередь экономит. Дико расходный орган. Приблуду эту испытывали на солдатах-добровольцах. — Электрик потёр подбородок, вспоминая подробности. — И, вроде, ещё на зэках.
Тут он покосился на меня так, словно почувствовал, что сказанул что-то лишнее.
Я поспешил его успокоить:
— Давай без херни, Сань. Да, я был чертовски плохим мальчиком ещё до того, как весь мир съехал с глузду. — Заметив неподдельный интерес и на лицах амазонок, я развил успех. — Ты вот лучше подумай, почему эта амёба там на атомной меня так называла?
— Как?
— «Маленький автоном». — Я обозначил кавычки жестом рук.
— Ну... — Саня призадумался. — Походу, на тебе его и испытывали? Ты ж сидел, насколько я знаю...
— Я так и подумал... — В памяти всплыли многочисленные дни, в течение которых мне то и дело вкалывали какую-то дрянь, пока я был пристёгнут к смирительным каталкам. — А ещё эта мразь говорила, что я имею отношение ко второму штамму этой херни. Ты знаешь, чем он отличается от первого?
— Документацию по первому уничтожил этот самый фэйс... — Лицо Сани было серьёзным как никогда. — Это же из-за первой версии по всему миру разнеслась вся эта зараза. Те, на ком её испытывали, просто воздушно-капельным выбросили этот штамм в атмосферу, походу... И тут понеслась, как говорится... А второй вариант — это как раз то, что у нас в контейнере морозится до сих пор. Который мы открыть не можем. Только если расхерачить чем-нибудь... Но тогда этому «автоному» в нём — пиздец придёт. По нему-то документация у нас есть...
Саня сделал паузу и снова полез за сигаретой.
Не выдержав, я замахал рукой, призывая его продолжить рассказ:
— Ну и?! Что там со вторым? Что в документации? Что он делает?
— Нейтрализует первый штамм. Не знаю как именно. Но если тебе вкололи второй «автоном», то все эффекты первого пропадают. Если под первым ты мог какой-нибудь шишкой или куском коры на день вперёд наесться, то после второго — снова всё как обычно. Три раза в день — жрать давай. И снова соображаешь нормально.
— А ещё первый штамм этого «автонома» в итоге превратил всех взрослых в жор... — Я начал размышлять вслух. — Всех тех, у кого кишечник нужной длины, как Слава говорил...
— Слава?
— Биолог из того самого «Микроба». Двоюродный брат Лизы, насколько я знаю.
— А, точно... Она рассказывала про него... Так он жив? И жорой не стал? — Судя по всему, Саня не присутствовал на переговорах Алины и Игоря с Лизой, в процессе которых выяснились эти детали.
— Ему повезло точно так же как и вам — достаточно долго пробыл в изоляции. Я тебе даже больше скажу. Благодаря ему я и сам до сих пор жив и не стал жорой. И многие из тех, кому уже успело стукнуть восемнадцать — тоже.
