На субботу было назначено празднование 44-летия Миро — то самое, о котором он объявил в день победы в судебной тяжбе. Я так и не нашел нужных слов, чтобы убедить его отказаться от этой затеи. Даже убедил самого себя, что в ней и впрямь нет ничего страшного, и она едва ли сильно ухудшит наше и без того шаткое положение, когда мир вокруг стремительно сходит с ума. Но настроиться на позитивный лад, думая о предстоящем событии, не удавалось. И дело было не в том, как накладно оно соприкасалось в календаре с общим собранием членов «носка», назначенном на следующее за ним воскресенье, подготовка к которому требовала уймы сил и времени. Просто событие было омрачено мыслью о той, кого там точно не будет.
За неделю, прошедшую с нашей последней встречи, мы с Лаурой больше не общались. И, судя по ее реакции на мое последнее сообщение с просьбой о встрече, вряд ли нам это ещё когда-то предстоит увидиться. Порой я пытался убедить себя в том, что это к лучшему. Но все это время я думал о ней.
— Перестань, — прошептал я, укладываясь в постель. — Забудь, вычеркни из памяти! Из этого все равно никогда бы не вышло ничего хорошего!
Но той ночью она снова мне приснилась. И в этом сне, наперекор реальности, она вовсе не была лицемеркой и подстилкой богатого заносчивого ублюдка, а я не испытывал к ней злости, презрения или обиды. Во сне мы гуляли, держась за руки, словно влюбленные подростки, смеялись, беззаботно болтали о чем-то, смеялись. В этом сне я чувствовал нечто такое, чего никогда не чувствовал наяву — невероятно прочную, неописуемую связь с другим человеком, безграничное доверие, непоколебимую уверенность в себе и в ней, в том, что мы принадлежим только друг другу.
Эта невидимая связь, словно вьюнок, обвивающий старое дерево и не дающий ему упасть, нежно обволакивала душу, целительным бальзамом успокаивала мои раны, придавала моей жизни непостижимую прежде наполненность, осмысленность. Она делала меня счастливым. Но, кроме того, она заставляла меня бояться. Страшно бояться. Бояться, что я могу эту связь потерять. Или кто-то отнимет ее у меня.
— Хм, — раздался где-то в темных глубинах моих подсознания голос Чхона. — Значит, эта девчонка так дорога для тебя, да, триста двадцать четвертый?
Я сам не заметил, как проснулся с паническим криком на устах. Мишка, жалобно заскулив, запрыгнул на кровать и начал тыкаться в меня носом, как бы успокаивая. Тяжело дыша, я потрепал его по мохнатой голове.
— Все в порядке, дружок, — прошептал я. — Все в порядке.
К счастью, этому кошмару уж точно никогда не суждено сбыться.
§ 9
Суббота 24-го сентября 2095-го года запомнилась жителям Сиднея массовыми протестами. Не то чтобы в этом было что-то новое. Протесты не стихали начиная с 1-го августа, когда чиновник из офиса Генерального прокурора в сопровождении группы детективов Центрального бюро расследований явились домой к Райану Элмору, чтобы предъявить ему ордер на арест. Но в этот уик-энд, кажется, они достигли пика. Не меньше 300 тысяч людей были вовлечены в массовые акции, проходящие в городе под флагами различных политических сил и общественных движений. А на воскресенье прогнозировали, что их численность может достичь полумиллиона.
Что касается членов оргкомитета НСОК — то для них эта суббота выдалась напряженным рабочим днем. В тот день я был на ногах в 05:00, а в 08:00 уже сидел за своим столом у окна, с калебасом, наполненным бодрящим аргентинским мате, на который меня подсадила Мелани Спаркс. До работы я успел пробежать с Мишкой кросс, провести интенсивную тренировку, отрабатывая техники айкидо, и очень плотно и здорòво позавтракать. Заряд бодрости, который вселили в меня эти действия, пришелся очень кстати. Потому что весь день в «штабе», как мы окрестили офис, происходил сущий дурдом. Объем организационной работы, которую пришлось выполнить в этот день оргкомитету, был таким, что народ даже на перекуры выходил, не переставая трещать с кем-то по телефону, а об обеде никто вообще не задумывался. Атмосфера напоминала не то штаб политической партии в день выборов, не то фондовую биржу в разгар торгов, не то авиадиспетчерскую в день перед праздниками.
Голос Мелани, отвечающий за размещение приезжих, не умолкал ни на секунду, постепенно становясь все более хриплым и несчастным, а порой срываясь не то на крик, не то на плач. Мимо постоянно сновали грузчики и курьеры, норовя поставить на голову какую-то коробку. Время от времени залетал нервный и весь в мыле Чако, который целый день мотался по городу на своей машине, перевозя что-то или кого-то, в основном между «штабом» и помещениями Молодежного китайского театра на Сентрал-авеню, которые мы арендовали для проведения мероприятия. Там бедолага Альберто с двумя помощниками, которых помог найти Илай Хендрикс из числа своих прихожан, сейчас возились со аппаратурой, мебелью и прочим. Чарли метался по офису, словно угорелый, постоянно крича то о каких-то баннерах и вывесках, то о каких-то новостях на каких-то сайтах, хлопая дверьми, и предрекая, что завтра все массовые акции в Сиднее неминуемо запретят, и из нашей затеи ничего не выйдет. С ним активно спорили трое ребят, разместившихся в переговорке — прибывшая вчера подмога из числа бывших активистов несостоявшейся Ассоциации частных военнослужащих. Их прислал из Киншасы Уорреном «Койотом» Гэтти, который за пару дней до того дал свое согласие на то, чтобы баллотироваться в члены правления. Я был очень рад слышать среди них голос Терри Майклсона, некогда бывшего легионером Рудом, которого я вовлек в НСОК. Но, кроме краткого теплого приветствия с самого утра, не смог найти ни минуты, чтобы обмолвиться с ним хоть словом. Торнтон время от времени проносился по офису, словно метеор, изрыгая лозунги, призывы, путанные команды и просто эмоциональные комментарии, которые ему казались ободряющими и вдохновляющими, а остальным — нагнетающими и без того зашкаливающую истерию. К счастью, его раздражающее поведение на меня не действовало — с самого утра я сумел настроить себя на нужный лад, и оставался в этом бедламе единственным, кто сохранял полное хладнокровие и спокойствие.
Безумие резко пошло на спад между 6:00 и 07:00 после полудня. Приезжие на собрание расселились наконец по хостелам и по квартирам согласившихся принять их сиднейцев. Альберто отрапортовал, что аппаратура работает нормально и стульев вроде бы хватает. Словно в такт сменившемуся рабочему ритму, за окном начал накрапывать мелкий дождик. Его капли, падающие на стекла офиса, остудили пыл работающих внутри людей. Словно по команде, все притихли и перевели дух. Оставшихся вопросов был еще целый вагон. Кое-кому явно предстояло работать сегодня до глубокой ночи. А завтра все равно окажется, что о сотне мелких вещей забыли, или о них вообще никто не подумал. Но это было не так уж важно. Самые критичные проблемы были решены. Было ясно, что мероприятие, так или иначе, состоится.
Если, конечно, не вмешается большая политика.
— М-да! — проворчал стоящий у окна Сильвестр, когда я по его просьбе зашел к нему в кабинет. — У тебя нервы железные, Димитрис, не иначе, если ты можешь работать в таком бардаке!
— Разве это может сравниться с тем, что мы пережили на войне? — пожал плечами я, прикрывая дверь, из-за которой все еще раздавался голос Мелани, говорящей с кем-то на повышенных тонах.
Изуродованное лицо Торнтона прорезала кривая усмешка.
— У меня можешь не спрашивать! Я-то и повоевать толком не успел! Пара часов ада, в конце которых я оказался зажатым между искореженных остатков своего танка, чувствуя запах своей собственной подсмаленной задницы — вот и вся моя война! Ну а дальше… Быть живой игрушкой чертового маньяка, который заставляет тебя изображать комнатную собачку, чтобы удовлетворить свое эго — это чуть другие ощущения, нежели война! Если спросишь меня — менее приятные!
Я понимающе кивнул.
— Да, тут ты прав! Наверное, не стоило бы ни о чем волноваться после того, как прошел через такое дерьмо! — гаркнул Торнтон. — Но, чтоб меня, Димитрис, я чувствую себя ничуть не более расслабленно, чем в те моменты, когда мне нужно было вести своих парней в бой! Есть какое-то возбуждение, какой-то азарт, приятное покалывание в нервишках! Но есть и чертов страх! А еще это паскудное чувство, что все может пойти не так, как запланировано, и ты, ты один, будешь нести за это ответственность! Я в такие моменты думаю только о том, чтобы хоть как-то снять это напряжение! «Коктейль Аткинса» пришелся бы тут очень кстати! Ну или немного кокса!