Директор подтянул к себе ее заявление, и на его лбу собрались глубокие морщины. Секретарша замерла с приоткрытым ртом, все еще держа на весу журнал, где Вете полагалось расписываться.
– И почему же это, скажите на милость? – Директор глянул на нее над стеклами очков, зло и испытывающее.
– Я не могу с ними работать.
– С ними – это с кем? – он старательно прикидывался или вправду ничего не знал. Вета только сейчас подумала, что ее проблема – не единственная и не самая огромная в школе. Странно.
– С восьмыми классами. – Она смотрела в угол окна, туда, где за стеклом покачивались толстые черные провода. За решеткой-солнышком покачивались клены, напоенные утренней прохладой, и скалился во все тридцать два человеческих зуба динозавр.
– А, – усмехнулся директор, открываясь на спинку стула. Руки сложил на круглом животе. – Ясно, они вас довели.
Она поняла, что ничего не ответит, хотя утром готовила доводы, речи и тирады. Очень правильные. Очень нужные. Вета не могла отвести взгляда от динозавра, и руки ее уже дрожали так, что прятать их за спиной стало жизненно необходимо.
– Ясно, – повторил директор, когда устал сверлить ее ненавидящим взглядом. – Тогда вот вам мой ответ: я этого не подпишу.
Вета собралась с силами и взглянула на него: директор выводил в углу ее заявление злобное «отказать». И размашистую подпись. Она закрыла глаза и облизнула пересохшие губы.
– Идите работайте, – сказал директор и встал, расставив застонать несчастный стул. – У вас сегодня уроки.
– Я не пойду, – произнесла Вета почти по слогам и открыла глаза.
Он стоял напротив, громадный, как скала. Любой бы испугался. И она чувствовала, как по скуле течет капля холодного пота.
– Я не выйду на работу, и вам придется уволить меня по статье. Через суд. Или не знаю, как еще. Я просто не приду к ним на уроки.
Секретарша даже не пыталась изображать вежливость – неотрывно наблюдала за Ветой. Не моргая. К лицу директора из-за воротника рубашки подступила багровая краска. Вета поняла, что уже не говорит – хрипит, как смертельно больная.
– Вам лучше выпустить меня из этого вашего… города.
– Не придете, да? – рыкнул он. – Ах, вас дети довели. Какие все неженки. А где я, по-вашему, буду искать нового учителя биологии посреди учебного года? Где, спрашивается? И отправляйтесь работать без всяких тут ультиматумов! Когда найду нового учителя, тогда и катитесь, куда угодно. Хоть к демонам.
Хлопнула дверь, так что порывом ветра дернуло юбку Веты. Он скрылся в своем кабинете, а Вета осталась стоять, глядя на сиротливый листок бумаги, в углу которого стояло грозное «отказать».
– Так вы распишитесь за музей? – осторожно спросила секретарша.
– Ну и ты расписалась? – поинтересовался Антон в телефонную трубку.
После пятого урока второй смены школа вымирала. Еще шли уроки за плотно закрытыми дверями кабинетов, еще крошился на пол мел, еще стучали каблуки по деревянному паркету, но коридоры уже стояли пустыми, и парочка-другая учениц, гуляющих под ручку на перемене, торопилась вернуться обратно в класс – задолго до звонка.
В учительской тоже было пусто, только лежали на широком подоконнике букеты мумифицированных роз. Вета не стеснялась говорить, хоть вечно холодная и слишком большая телефонная трубка всегда казалась ей очень неуютной.
– Расписалась, – вздохнула она нехотя.
– Ну и зря.
– Я растерялась. Он на меня так закричал.
Но все оправдания были лишними. Вета и сама знала, что струсила и поддалась. Оглядываясь назад, она прекрасно понимала, что директор был ей не по зубам. Он мог бы и не такую заставить замолчать. А потом уйти, хлопнув дверью. Вета еще легко отделалась.
– Никого он не будет искать на мое место, – выдохнула она обреченно. Он просто-напросто сломил ее неумелое сопротивление. Растоптал, как рыжего таракана, и захрустели под ботинком все доводы.
– Да уж. Ну и что, ты ему даже не рассказала про Арта? Да и вообще про всех своих?
За ее спиной прозвучали шаги – вошла учительница русского языка, молча убрала журнал в шкаф и вышла, махнув на прощание шелковым шарфиком. В последние дни она все больше молчала, глядя на Вету. Сочувствующе, понимающе? Вета уже устала спрашивать и не получать ответов.
– Ничего я не сказала. Я просто не успела. Да и он сам все прекрасно знал, думаю. Он так и выдал: они вас довели. Значит, знал.
– Странно. Раз знал, почему не принял меры? – совершенно искренне возмутился Антон. Вета чувствовала, что его раззадоривал не только ее рассказ. Было что-то еще. Но она не спрашивала – и без того хватало тем для размышлений. – Или я ничего не понимаю в педагогике, или это какой-то изощренный садизм. У нас тут не рабство, в конце концов. И как сегодня вели себя восьмые классы?
Вета поняла, что не чувствует даже отвращения к себе. Вообще ничего.
– Как-как. Как обычно. Откололи кусочек от легкого. Ну, у манекена. Гипсовые крошки по всему полу…
Антон вздохнул.
– Что мне делать? – глухо спросила она. Из окон учительской было видно старое кладбище – раньше Вета его не замечала. А дальше – дом и площадка, на которой резвились дети.
– Слушай, у тебя документы с собой?
Сладко екнуло сердце.
«Конечно, – подумала Вета. – Конечно, он придумает что-нибудь. Он ведь знает…»
– С собой. – Она понизила голос, снова оглядываясь. Коридор, видный из распахнутой двери учительской, пустовал. Лилия ушла уже давно – Вета сама видела, как та выходила на крыльцо с сумкой под мышкой.
– Через час я смогу приехать. Подождешь?
– Вообще-то у меня еще урок с моими. Так что куда мне деваться? Жду. – Горькие судороги заставили губы дрогнуть в улыбке. На самом деле ей не хотелось смеяться.
Она положила трубку на место и, не торопясь, пошла в свой кабинет. Перемена подходила к концу, и Вета думала, у дверей ее уже ждет восьмой «А». Вера и Руслана, наверное, как всегда, сидят на подоконнике.
В закутке у дверей было пусто. Вета не с первой попытки, но открыла вечно заедающий замок кабинета. Хойя приветливо помахала ей листьями – сквозняк гулял по полу, и ветер заглядывал в распахнутое окно. Она сама оставила его, чтобы хоть немного проветрить комнату от запаха пыли и старых бумаг.
По полу стелился равномерный слой гипсового и мелового крошева. В углу смирно лежал кусок отколотого легкого. Уборщица завтра наверняка будет возмущаться. Вета прошла за учительский стол, села. Раскрыла брошенный тут же ежедневник.
О чем она думает, не будет же никакого завтра. Она уйдет из школы, даже если придется до крови разбить руки о дверь директорского кабинета. Она уедет из этого города, даже если по степи за ней будет гнаться свора волков. Лучше бояться волков, чем собственных восьмиклашек.
Громыхнул звонок, разогнав пугливых воробьев с ветки дерева. Вета барабанила ручкой по ежедневнику. Приоткрытая дверь и кусочек коридора мозолили ей глаза. Она не могла отвернуться. В коридоре было тихо: ни голосов, ни топота. Онемели неудобно сложенные руки.
Вета поднялась и прошла между партами, сосредоточенно слушая, как стучат ее собственные каблуки. Выглянула в коридор: мимо, едва оглянувшись на нее, пробежал парень из параллельного восьмого. Вета захлопнула дверь.
«Они сегодня не придут», – сказал ей взглядом безглазый манекен.
Вета едва не рассмеялась от облегчения. Она прошла к окну: кленовая аллея пустовала, никто не сидел на низенькой ограде клумбы, и от этого ей сделалось еще веселее. Как будто директор только что сам зашел к ней и принес подписанное заявление – пожалуйста, идите куда угодно. Она пошире открыла окно, едва не сбросив на пол горшок с фиалкой, и вдохнула полной грудью, в первый раз за демоны знают сколько времени.
Ветер пах опавшими листьями и гравилатом, который Алиса так и не обрезала. Как же легко думать об этом!
Вета поймала себя не том, что напевает, поливая цветы. Она раньше никогда не поливала, Роза сама заправляла порядком в кабинете и подсобке. Но в последний вечер ведь можно побыть хорошей. Пусть цветы запомнят ее хорошую.
Она не заметила, как за окном заплакал дождь. Тоже, кажется, первый за всю осень. Зашептали листья кленов, и тут же намок подоконник. Защищенная плотно прикрытой дверью, Вета рисовала в ежедневнике поезда. Можно не возвращаться в университет. Можно найти любую другую работу.
Любая работа будет лучше ее нынешней.
«Вы обещали любить нас, помните?» – сказала в ее памяти Рония и отвернулась к серой Сове. Дурацкое воспоминание, как некстати. Вета захлопнула ежедневник, взглянула на часы: до приезда Антона оставалось не так уж много времени, но она вдруг поняла, что не может больше сидеть в пропахшем пылью кабинете.
