Бросив несколько последних веток на искусственные курганы, в которые за четверть часа превратились машины викингов, Атли придирчиво осмотрел маскировку и скомандовал о коротком перекуре. Сложив на землю вещевые мешки и сухие ветки, северяне расселись вдоль дороги, пустив по кругу пару банок консервов и уже известную Ивальду бутыль. Запахло табаком. Сам кузнец, задумчиво проглотив несколько ложек и запив «огнем», мгновенно убившим вкус синтетического мяса, курить не стал. Машинально передав бутыль и банку дальше по кругу, он оперся спиной на влажный холодный ствол сосны и невидящим взглядом уставился на раскачивающиеся над головами хирда ветви.
Ночь, все еще непривычная и пугающе четкая, обступала со всех сторон. Орм сказал, что раньше подобного не происходило ни на охоте, ни на тренировочных походах из-за адреналиновой недостаточности, а теперь вот… Физически ощущая токи крови внутри себя, кузнец прислушивался к обступающей его яви, полноту которой смог ощутить только сейчас, по прошествии целых шести лун. Ночь, отражение дня, но для раума лишь смена красок… Упавший на приклад винтовки взгляд заставил Ивальда вообще усомниться в реальности происходящего. Он, конечно, ожидал, что когда-нибудь его возьмут с собой в вик, но чтобы так? Неожиданно, без предупреждения — военный поход. Время изведать на прочность построенную северянами веру.
Ивальд перевел взгляд на Атли. Ярл сидел возле брата, задумчиво докуривая и что-то отвечая гиганту. Арнольв — чудовище в облике человека. Он ведь не брат ярлу — побратим, хотя у северян грани между подобными понятиями очень часто размывались вовсе. Асбьёрн, отец Атли, подобрал Арнольва совсем ребенком где-то под Новосибом зим двадцать назад, почти перед собственной гибелью. Найденыша взяли в дом, после в хирд, затем и в семью. Ивальд смотрел на этих совершенно разных людей, до глубины души верующих в собственное братство, и пытался представить себе, что произойдет с его собственной верой, когда ей предстоит пройти испытание. Он принимал нового отца, хоть и не без трещин в душе, он верил в покровительство и мощь Асов, но…
Северяне редко молились — если только перед хольмгангом или битвой, да еще когда просили у Асов урожая, детей или доброй добычи, хотя разговор с богами в момент принесения жертвы молитвой назвать можно лишь с трудом. Прочность и глубина веры, как говорит ирландец, не определяется частотой молитв, и это правда. Сейчас, в этой сырой и холодной тайге, разглядывая окружающих его людей, Ивальд чувствовал, как не хватает ему чего-то твердого, монолитного, чего так много было в них. Словно прошлое, хотя и рваное да неказистое, отобрали, а взамен нового так и не вручили… Странные люди со странными законами, странными способами выживания, существования в мире, сохранения и продления своего рода, странным отношением к женщинам и старикам, странной верой и странной тайной, хранить которую мог лишь живущий с ней внутри… Сейчас хотелось помолиться.
Ивальд разглядывал молодые и обветренные лица северян, раньше срока покрывшиеся морщинами и страшными шрамами, и наблюдал, как в пронзительной мартовской ночи спадает с них налет сонной зимы, словно меняется на змее кожа. Именно такие лица видели контрабандисты тем далеким днем в августе, последним днем свободы…
— Он выдержит? — не спуская взгляда с впавшего, казалось, в транс подземника, рядом с Ормом осторожно опустился на корточки Бьёрн. — Клянусь лентой Глейпнир, я видал подобное пару раз…
— Выдержит, — спокойно ответил тот, сплевывая еловые иголки.
В разговор включился Харальд.
— Предпоследняя стадия реакции на сыворотку, — тихо сказал он, придвигаясь ближе и поправляя на поясе меч, — адреналиновый удар и трансформация способностей… скоро мы узнаем последнее, и да хранит его тогда Тор.
— Посмотри за ним, — все же недоверчиво покачал головой Бьёрн, — неуютно как-то.
— Посмотрю. — Орм кивнул и взялся обгладывать новую веточку. Негромко добавил, замечая, как поднимается с привала ярл: — Не всем, ближники, волчатам волками стать… Но учтите, если что, то лучше я сам.
Идти было нелегко. И даже не потому, что привалов не устраивали уже целую вечность и лес был усыпан сплошным и непроходимым ковром бурелома, а еще из-за нового зрения, столь неожиданно открывшегося в ночи. Далекие ветки прыгали в лицо, словно нависали ровно над головой, но стоило замереть, фокусируя взгляд, как оказывалось, что ветка та в десятке метров впереди. Тени и пробивающиеся сквозь высокие кроны лучи месяца создавали причудливое и страшное полотно, измерить глубину и реальность которого возможности не представлялось. Поэтому Ивальд старался лишний раз не смотреть по сторонам, отчаянно стискивал рукоять винтовки, тихо, сквозь зубы ругался и продолжал продираться вперед, пытаясь делать это как можно тише и не терять боковым зрением крадущихся цепью викингов.
Северяне растянулись на три десятка метров, беззвучно пересекая таежный массив, недовольно косясь на шумного, словно паровоз, дверга, и постоянно сбавляли ход, дожидаясь, пока тот победит в схватке с накинувшейся на него очередной хворостяной засекой. Ветер, потерявшийся в огромных соснах, отстал. Вернулся, наверное, к спрятанным джипам, и сразу стало значительно теплее. Из-под ног то тут, то там выпрыгивали квелые еще после зимы комки шерсти и притаившиеся в буреломе на ночевку птицы. Шаг за шагом, ориентируясь на негромкие свистки ведущего Торкеля, северяне шеренгой прочесывали лес, каждые полчаса останавливаясь на минуту, чтобы прислушаться и сменить идущих впереди разведчиков.
Тайга, лежавшая на ровном, словно доска, плато, не радовала зрелищами, уже за десять минут хода утомляя глаза видом однообразных рядов древесных исполинов и тел их павших собратьев. Редкие овраги, невысокие взгорки, кончившиеся прежде, чем северяне осознали, что идут по холмам, несколько полян и заполненных снегом глубоких ложбин. Подмерзшие болотца, несколько топей, обойденных по карте, затопленные водой поляны. Все густо-зеленое с коричневым и грязно-белым, кристально четкое в серебристом цвете ущербной луны и наполненное темной глубиной дремучего леса. Мартовская ночь с удивлением притихла перед отчаянными людьми, ступившими на нехоженые вот уже множество зим земли.
Шаги воинов будили ночь и ее детей. Те высовывались из-за стволов, испуганно рассматривали пришельцев и прозрачными тенями бежали прочь. Духи и невидимые обитатели леса спешно прятались под коряги, зарывались в снег и уходили на дно болот, разогнанные блеском висящих на бронежилетах Мьйолльниров. Лес хмурился, укрывал секреты, но пока лишь сердито молчал. Над тайгой витал запах талого снега, тины, гнилого дерева и прелой еловой хвои.
Здесь давно никто не жил. Один раз отряд наткнулся на брошенное, наверное, целый век назад поселение — разбитые вагончики и вросшие в землю избы, — да еще разведчики донесли о странных каменных руинах к северо-западу. Развалины ярл предпочел обойти по широкой дуге.
Чувствуя на себе пристальные взгляды раумсдальцев, кузнец продолжал переть вперед с упорством землеройной машины Убежища, последний час вообще не поднимая головы. Дело в том, что на дверга, совершенно того не ожидавшего ну и, конечно, в том не сознавшегося даже самому себе, накатила непрошеная волна страха открытых пространств. Ну ладно, Ульвборг — он еще с его развитой системой подземных коммуникаций хоть отдаленно напоминает дом. Но уносящиеся к небу колья деревьев с зацепившимися за них кусками серых облаков… Ивальд уткнул глаза в землю, против воли начав нашептывать молитву Хальвбьёрну, левой рукой сжал висящий на груди молот. И изо всех сил попытался представить себе, что едва заметное в разрывах сплошного лесного царства ночное небо — всего лишь очень высокий потолок одного из пещерных залов. Даже пара столкновений с деревьями так и не заставили его поднять взгляд.
Отряд северян продолжал углубляться в лес.
А через три часа после начала марша, когда кузнец подумывал уже упасть в обморок от свинцовой усталости, висящей на плечах добрую половину неблизкой дороги, Атли скомандовал о привале. В глубоком круглом овраге, сильно напоминающем воронку от взрыва. Буквально в километре на людьми расчищенных от леса землях находилось Тулинское — поселение ветрянщиков, до сих пор живое или уже захваченное троллями.
Собрав всех в круг и усадив отдохнуть, ярл коротко и невнятно выдал последние приказы, хотя в отработанной системе раумов в этом нужды особой-то и не было. Орм, за плечо отодвинувший Ивальда из круга чуть в сторонку, негромко, чтобы не мешать остальным, сказал:
— Возможно, через полчаса мы уже вступим в бой. Твой первый бой, Ивальд… Спокойнее, парень, дыши носом, — он легонько хлопнул кузнеца по плечу, — нельзя быть в Раумсдале и не уметь вертеть мечом… Значит, слушай. Все просто — не напрягайся и вспоминай, чему тебя учили всю зиму. Что бы ты ни делал, ни в коем случае не делай одного — не тормози. В группе два снайпера — Торкеля прикрывает ирландец, меня — ты. Как это делать, ты знаешь. Бьёрн и Арнольв — отморозки, когда они вступают в бой, лучше не суйся. Пулемет отработал — можно поднимать голову. В ножи пока не лезь, следи за спиной, постоянно верти тыквой. Приказ отдается старшему пары, поэтому, когда мне скомандует ярл, я двинусь, не оглядываясь, и хочу, чтобы ты в этот момент висел у меня за спиной где-то между флягой и кисетом. Ясно? Хорошо. Патроны береги, шквальный огонь тут никому не нужен. Прицелился, вспомнил Улля — и стреляй, желательно одиночными. Тролли тебе — не армия, брони не носят, так что хватает и одной пули. Запасные магазины держи поближе к руке, не сдвигай нож далеко за спину. Если стреляют в тебя, не стой в полный рост. Орм пожал плечами, задумчиво покусал губы.
