И никто ничего не смел сказать. Братья боялись Гтирера, невесткам всё равно, а многочисленные внуки благоразумно помалкивали.
— Чего? Ноги не слушаются?! А так? — послышался звонкий шлепок. — Сейчас слушаются? А теперь? — ещё шлепок.
Ди лежал на лавке. Укутался в старую, местами потёртую шкуру моржа и старался думать о чём-нибудь приятном. Представил, как ходит по кораблю, рассматривает предметы.
В последние дни он стал задумываться над тем, чтоб сбежать из дома на корабль. Но не знал как.
«Заберу с собой часть оленя, — не единожды размышлял разведчик. — Как-нибудь затащу на верхнюю палубу. Да там и оставлю. Буду отрезать по куску и готовить».
Каждый день люди так и делали. Отрезали от четырёх оленей, доставшихся при последнем в Сезоне дележе, куски, и готовили в котле для обогрева, который в Период Бурь исполнял несколько функций. Всем, даже детям, было понятно, что еды на Период Бурь не хватит.
Ди бы уже ушёл, но он боялся окоченеть, даже не выбравшись за частокол поселения. Масла в огонь подливали и родственники, рассказывали друг дружке жуткие небылицы. Именно в Период Бурь люди больше всего любили вспоминать всевозможные страшные истории. Каждый старался если не вспомнить, то придумать случай пострашнее. На этой почве происходило много ссор. Каждый рассказывал историю по-своему. Вмешивался другой и говорил, что было иначе, а третий и вовсе утверждал, что ничего подобного никогда не происходило. Единственное предание, где люди придумывали, что хотели и как хотели — история столяра Гига. Она обросла ужасающими подробностями и отличить правду от вымысла стало невозможно. Особенно в семье разведчиков, главой которой стал людоед. История столяра Гига производила крайне сильное впечатление именно в Период Бурь. Потому что именно в Период Бурь у одной из семей столяров закончилась еда, а холода всё не прекращались.
Но столяру Гигу удача улыбнулась… всеми своими прогнившими зубами.
* * *
Ветер поднялся нешуточный. Как всегда в конце Периода Бурь. Он выметал из города весь тот снег, который успел намести до этого. В доме столяров не было ни единой щели или зазора, а как следствие ни одного звука. Отец хорошо передал сыну знания о столярном мастерстве. Передал так, что сын заинтересовался, а не просто вызубрил.
Гиг сидел на кровати, глядел на спавшую жену, сладко посапывавших детей. Они скоро станут взрослыми, а жена постареет и в один из Периодов Бурь пойдёт на пропитание.
«Как и я, — взгрустнул Гиг. — Ночью перережут глотку и всё. Смерть».
Несколько минут назад он сам попытался перерезать глотку сестре — бобылке. Индра — так звали сестру — в детстве дотронулась до одного из проводов в стене. Ничего не произошло. Тогда, не отпуская первый, прикоснулась ко второму. Её отбросило. После того правая рука отсохла. Правая нога с трудом слушалась, а сама Индра начала периодически «выпадать» из реального мира. Могла сидеть за столом и приняться разговаривать с какими-то выдуманными людьми, а могла начать биться головой о стену. В общем, отчебучивала любое чудачество. Потом ничего не помнила, но родным от этого легче не становилось. Замуж такую, естественно, никто не взял, и она осталась жить в родительском доме.
Перед глазами возникла картинка, как подкрадывается к кровати. Подносит нож к горлу. И тут сестра просыпается. Она словно почувствовала подступающую угрозу. Открыв глаза, мигом поняла, что с ней собираются сделать, закричала диким голосом. Весь дом вскочил. Многим сквозь сон привиделось, что Период Бурь прошёл, и напали звери. Иначе, из-за чего так вопить?
Гиг полоснул сестру по шее. Но мышцы были так напряжены, что нож оставил лишь небольшую царапину. Индра с нечеловеческой силой оттолкнула брата двумя!!! руками, а после с резвостью бросилась к выходу. Распахнула дверь. На пороге последний раз взглянула на брата. Столько презрения было в её взгляде, что Гиг до сих пор чувствовал, будто измазался в чём-то… грязном.
Столяр погладил младшего сына по голове. Они не ели несколько дней. Период Бурь затянулся. Сильно затянулся. В соседних домах наверняка такой же голод. Едой никто не поделится. Даже махоньким кусочком.
Гиг оглядел малочисленную семью. Остальные: братья, сёстры, и их дети, слишком молоды. Как потом перед судьями держать ответ, когда спросят: «А почему себя не убил, чтоб других прокормить? Почему выбрал такого-то». Лишь несколько позже всем на всех станет наплевать, а целью жизни начнёт казаться набитое брюхо.
Гиг — самый старший в семье. Потому и не спал. Ему чудилось, что стоит уснуть, как нож кого-нибудь из братьев «прогуляется» по горлу.
Требовалось решение. Срочное. Может, даже и последнее. О самоубийстве он и подумать не мог. Вечно бодрствовать, тоже не получится.
Столяр знал ответ, но до жути боялся.
«Я замёрзну! — сам себя убеждал Гиг. — Я замёрзну и тем более не принесу пользу родным! И сам умру, и родные с голоду начнут друг друга кромсать!»
Из глаз покатились слёзы. Всегда тяжело сделать мужественный поступок. Тот, что не требует напряжения всех душевных струн и мужественным-то назвать нельзя.
Он потрепал волосы сынишки, глубоко вздохнул. Из горла вырвался тихий всхлип.
«Мужчины не плачут, — любил приговарить отец. — Мужчины расстраиваются!»
Гиг улыбнулся. Он любил отца. Но сыновей любил больше, потому отца пришлось съесть. Столяр осознал, что себя-то любит, но сыновей больше, а потому пойдёт вдогонку за сестрой. Может она околевшая где-то рядом с домом валяется?
Он нацепил все тёплые вещи, которые попались под руку и налезли. С особенным удовольствием надел перекрёстный патронташ — брачный подарок жены. Всю жизнь она следила за его целостностью и сохранностью. Не единожды именно патронташ спасал жизнь Гигу. Патроны доставались из него легко и быстро, почти выскальзывали, хотя сидели крепко. Подарок, сшитый с любовью, выигрывал те секунды, когда от скорости перезарядки ружья зависела жизнь. Патронташ всегда был снаряжён и готов к дальнему походу.
Перед дверью Гиг остановился. Сомнение ворвалось в душу.
«Почему я?! — вопило подсознание. — Ведь можно отправить других!»
Но столяр знал, что никто из братьев не высунет и носа наружу. Как только Индра скрылась за дверью, семья, недовольно побурчав, завалилась спать. Каждый ещё не верил, но уже знал, что следующим на очереди старший брат.
«Я её никогда не найду?! — продолжало голосить подсознание. — Я не разведчик! Мне рубанок в пасть и строгать, а не пытаться выследить сестру в Период Бурь!»
Гиг прекрасно понимал, что собрался сделать невозможное. Однако он помнил рассказы судей о первых поселенцах. Как люди тогда сделали невозможное.
«Я умру!!! — захлёбывалось от криков подсознание. — Ты умрёшь!!! Не ходи!»
Гиг собрал волю в кулак. Медленно потянулся к дверной ручке. Взялся за холодный металл. Резко дёрнул и выскочил на улицу.
Солнце, которое светило, но не грело — ослепило. Ледяной ветер обжёг похлеще огня. Мгновенно столяр продрог. Одежда, которую так усердно напяливал, даже когда та уже не хотела налезать, казалось, вовсе не спасала. Но Гиг понимал, что ошибался.
«Индра ушла плохо одетая, — остановился столяр на крыльце, пустившись в размышления куда направиться. — Значит, далеко не уйдёт. Друзей у неё нет, значит, по соседям искать бесполезно. Вряд ли у неё хватит ума на большее, чем спрятаться под навесом».
Прикрывая ладонью глаза от зверски лупивших снежинок, он бодрой походкой направился к навесу. Против ветра приходилось идти согнувшись. Стоило выпрямиться, как тот старался повалить человека, словно тщедушную соломинку. На расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Лишь жёлтый диск солнца проглядывался сквозь стену снега. Лучи отражались от бесчисленных снежинок, слепили глаза. Гиг вообще закрыл их ладонью, ведь поселение, как и каждый житель, знал наизусть. Остановившись точно перед навесом, зарядил ружьё.
«Неизвестно, на что ещё она способна!» — подумал столяр, вспомнив, с какой прытью сестра двигалась, тогда как всю жизнь волочила правую ногу.
Под навес Гиг заскочил. Даже чуть на спусковой крючок не нажал, до того был уверен, что сестра прячется там. Но под навесом никого. Лишь одну из шкур ветер неистово трепал.
— Не понял?! — Гиг покрутил головой. — И куда ты пошла?!
Начал размышлять, кто мог приютить Индру.
«Лишь при одном раскладе её вообще могли впустить в дом. Для того, чтоб убить и съесть. Индра должна была это и сама понимать. Значит, она…»
Этого-то он и боялся. Идти в город… в Период Бурь… Столяр сильно замёрз. Хотелось в тепло. Гиг вышел из-под навеса. Ноги сами понесли в сторону дома.
«Нет, — вяло сопротивлялся столяр. — Надо найти Индру»
«Дома тепло, — боролось подсознание. — А Период Бурь скоро закончится»
