— Я сто раз это слышал за последние дни.
— Это уже точно. По радио объявляли, по громкоговорителям вон по всем кричат. И я тебе уже раз пять звонил. Ты что, без комма ходишь?
— Дома оставил.
Я внезапно подумал, что мама пыталась, наверное, связаться со мной много раз и сейчас умирает от беспокойства. А я ведь даже не следил за временем! Я не думал, что это все-таки начнется, да еще так скоро. До последнего момента надеялся, что все как-то иначе обернется. Будто это было возможно.
Надо срочно возвращаться домой. Впрочем, вначале надо выяснить еще кое-что.
— Ты что, бегаешь по окрестностям и предупреждаешь всех, что война началась? — переспросил я.
— Я же сказал, что искал тебя! Я предлагаю… — Джером замялся. — … забыть о прошлом. Неважно, что было. Все-таки мы с тобой… ну, знаешь… Я не держу на тебя зла ни за что, и все такое. Будем считать, что мы все проехали, ОК?!
Джером сказал это как-то сбивчиво и нервно протянул мне руку. Я не был уверен, что нескольких слов достаточно, чтобы перечеркнуть годы обиды. И я был очень удивлен услышать эти слова от Джерома, никогда прежде ни перед кем не извинявшегося. Но, с другой стороны, сейчас нет времени на длительные выяснения отношений.
— Добро, — я пожал протянутую мне руку. — Пусть так и будет. Как ты? Где твой отец?
— Я-то как? Ну, знаешь, много всякого, — он пожал плечами.
За нашей спиной вдруг звучно завыла сирена. Если до этого момента у меня могли оставаться сомнения в правдивости слов Джерома, то теперь все сомнения развеялись. Началась. Мы оба, как и другие прохожие, беспокойно оглянулись в сторону сирены, но затем вернулись к прерванному разговору.
— Ну а отец, — он невесело усмехнулся. — Насколько я знаю, он на «губе». Его пришли мобилизовать, а он, как обычно, лыка не вязал. Комендант приказал его на «губу» кинуть, чтобы протрезвел, ну а оттуда — как всех, в окопы.
— Мне жаль.
— Ничего, — Джером, подобравшись, беспокойно оглянулся.
Прохожие на улице зашевелились, спеша куда-то туда, куда они планировали направиться, если все вдруг полетит в тартарары — то ли по домам, то ли к автобусам для беженцев, то ли к месту сбора народных дружинников. Лишь мы двое застыли посреди улицы как истуканы.
— Что ты собираешься делать? — спросил Лайонелл.
— Я должен сегодня уехать, — ответил я. — Меня не взяли в «дружину». Мать бы не выдержала, если бы я туда пошел. И я обещал отцу, что не буду ни во что ввязываться. Я не ищу оправданий, Джерри. Я просто… У меня правда нет другого выхода.
— Когда твой отец брал с тебя это обещание, он не знал, что так обернется, — предположил друг.
— Да нет, Джером. Думаю, он взял его с меня именно на этот случай.
Лайонелл задумчиво кивнул.
— Слушай, Димон, времени нет. Я вот что тебе скажу. Я знаю, что твой папа искренне хотел, чтобы войны не было. Он правда верил, что можно с «югами» договориться, хотел, чтобы не умер никто. Я этого не разделяю, но уважаю то, что он делал. Только ты сам видишь, чем закончилось. Я тебе скажу так — в «дружину» идти нет смысла. Сюда движутся несметные полчища. Основной их бронированный кулак сосредоточен как раз напротив нас. У них современное вооружение, китайское. Там такая силища, что вся наша милиция и дружина и рядом не стояли. Войскам Альянса тоже туго придется. Кроме того, у них нет приоритета защищать какое-то там Генераторное. А Содружество нам помогать не собирается. Так что они просто сметут нашу оборону — не так легко, как в Бургасе в 75-ом, но все-таки. А от границы до нас — всего восемьдесят километров. И это еще не все. Они долго ко всему этому готовились. Заранее забросили к нам в тыл диверсионные группы, чтобы громить тылы, перерезать каналы снабжения. Казачьи разведчики недавно видели их буквально в десяти километрах отсюда.
— А о казачьих-то разведчиков ты откуда знаешь? Том твой тебе, что ли, рассказывал?
Поколебавшись немного, Джером вдруг выдал:
— Да не Том, а сами они, Дима. Я еще тогда, в 72-ом правду тебе рассказать хотел, но как увидел, что ты, извини, твердолобо ко всему подходишь, решил утаить. Так вот…
То, что он мне поведал, просто не умещалось в голове. Подумать только, а я и позабыл уже о странном поведении друга осенью 72-го! Тогда Джером с таинственным видом шепнул мне и еще кое-кому из ребят, что он нашел потайной подземный ход из поселка наружу и собирается пойти побродить по пустошам. Все тогда сочли, что он бравирует, как обычно, перед Мей, и не восприняли эту болтовню всерьез. А ведь точно, помню, был такой день, когда он пропал на пару дней, а потом появился какой-то весь помятый и беспокойный. Сказал мне, что папа буянил, вот ему и пришлось сидеть дома за ним присматривать. Конечно же, я поверил.
Оказывается, Джером действительно был на пустошах. Его кореш Том, которого все почитали за безобидного наркомана, на самом деле еще много лет назад отыскал подземный ход из поселка, проходящий по никому не известным довоенным подземным коммуникациям. Именно через этот ход Том втайне от всех пробирался по ночам наружу, чтобы пополнить свои запасы дури. И ни куда-нибудь, а в самую казачью станицу.
— Да это же чертовски опасно! — возмутился я. — Ведь через этот ход к нам может проникнуть кто угодно! Те же казаки! Ты должен обязательно рассказать об этом коменданту!
— Коменданту-шмоменданту, — фыркнул Джером. — Вот не зря же я говорил о твердолобости. Ничего здесь опасного нет. Во-первых, кроме нас с Томом про этот ход никто не знал. А его, если не знаешь, так просто не отыщешь. Во-вторых, там такие узкие хода, что даже такой тощий дрыщ как Том еле протискивается. Так что враги к нам не пролезут, будь спокоен — за все ведь эти годы никто не пролез. А казакам Генераторное ваше даром не нужно. Никакие они ни враги, ни террористы — устал уже повторять!
— И что, часто ты, говоришь, бывал там за все это время? — я старался, чтобы голос мой звучал осуждающе, но нотки любопытства нет-нет, да и пробивались.
— Да я не считал! Ну раз двадцать уже точно. Бывало по пару дней там пропадал. Мне тамошняя житуха больше нравится, чем здешняя. Я бы такие тебе приколы мог рассказать! Я, если честно, давно думал насовсем туда сдрыснуть. Но знаешь, как-то все папаню не решался оставить. Он и так вон…
Рассказ Джерома о походах на пустоши поразил мое воображение. Мне бы и в страшном сне не приснилось такое — лезть на дикие территории, полные опасностей, которыми меня с самых пеленок стращали родители и учителя. А этот ничего, полез. И спокойно общался по-свойски с людьми, которых мы считаем отморозками и убийцами. То-то он их постоянно и защищал. Помню, как он распалился тогда, во время похода в Храм Скорби и после. То-то он так хорошо был осведомлен о взглядах казаков на наше прошлое и настоящее.
И как я мог быть все эти годы так слеп, что не замечал очевидного?!
— В общем, Димон, скажу тебе так — нет никаких шансов против «югов» в открытой войне. И сдаваться нет смысла. Атаман говорит: не сегодня, так завтра на Генераторное нападут и всех вырежут. Ильин своим солдатам пообещал: могут грабить, убивать, издеваться над людьми как угодно, и ничего им за это не будет, даже награждать будут. Так что единственное для людей спасение — бежать в станицу. Она под землей спрятана, ее так просто не найдешь. Казаки там окопались и будут оттуда вести партизанскую войну, пока не выкурят с нашей земли оккупантов!
— Ты что же это, серьезно? — я покачал головой. — Джерри, это все просто не умещается в моей голове.
— Ты вот что, Димон, думай быстрее. Пока мы тут лясы точим — враг наступает. Мы в полночь сегодня уходим в станицу. Если хочешь с нами — приходи ко мне домой без пятнадцати. Оденься поудобнее, бери с собой фонарь, харчей побольше… Или прямо сейчас пошли, я с тобой своим всем поделюсь. Я тебя очень прошу, пошли с нами. Не пойдешь — пропадешь.
— Джером, не дури ты, а? — взмолился я. — Ну куда вы пойдете? В пещеры к дикарям? Будете там жить? Будете со старыми автоматами против югославов воевать? Это же смешно. А про папу своего ты подумал? И кто это — «вы»? Ты еще кого-то подбил на это сумасшествие?
